перед учебой, когда не успеваю позавтракать дома. Иногда я прибегаю с работы, чтобы только успеть переодеться и поцеловать маму, ведь нужно снова бежать на учебу, где меня могло сморить прямо на лекции. Все это идет в ущерб колледжу именно поэтому я и не люблю ночные смены. А еще из-за темноты, по которой приходится возвращаться домой. Я не люблю ночь. Не люблю темноту и тишину пустынных улиц. И если центральная часть города не засыпает даже до первых лучей рассвета, освещая путь яркими огнями вывесок, то район, где живем мы с мамой, утопает во тьме сразу после захода солнца. Сегодня же, приехав на такси домой, я получаю возможность выспаться получше, чему несказанно рада.
Я захожу в тихую квартиру и ставлю сумку на пол. Прокравшись к своей комнатке, останавливаюсь у маминой двери и прислушиваюсь. Это уже привычный для меня ритуал. Услышав ровное сопение, я с облегчением выдыхаю и захожу к себе.
Запах моих любимой сирени, источаемый ароматическими свечами, тонким шлейфом окутывает мое уставшее тело. Сбросив одежду, я иду в душ, наскоро смываю с себя прожитый день и валюсь спать.
Утро приносит лишь головную боль и чувство, будто меня переехали бульдозером. Вяло поднявшись с кровати, я заворачиваюсь в розовый плед и смотрю в окно. Крупные капли дождя хлещут по стеклу, оставляя кривые линии осени. Прибившийся мокрый лист медленно сползает по ту сторону прозрачной перегородки, погружая меня в еще большее уныние.
Осень в Дублине мало чем отличается от лета. Дождь всегда был нашим постоянным спутником, и если день выдался погожий, то его можно смело причислять к народным праздникам Ирландии. Сегодня праздника явно ждать не приходится, да и еще странное тянущее чувство приближающейся опасности не дает глубоко вдохнуть.
Я нехотя одеваюсь и выхожу на кухню. Толстый шерстяной свитер с высоким горлом неприятно покалывает кожу, но должен уберечь от непогоды. Натянув рукава на озябшие кисти, я целую маму в щеку и сажусь на высокий стул.
— Будешь блинчики? — интересуется она, ласково улыбнувшись.
— Нет, извини, только кофе и побегу на учебу.
— Ну вот, мои блинчики не ешь, но я уверена, что по дороге обязательно забежишь к старой Эбигейл за ее пончиками в сахарной глазури, — со смешком бурчит мама и садится напротив. — Я не слышала, как ты вчера вернулась. Видимо, дождь отнял все силы и я опять уснула.
— Поздно пришла? — спрашивает мама. Вид у нее уставший, но вполне здоровый.
— Не слишком. Вчера оставили хорошие чаевые и я позволила себе такси.
— Это правильно! И так уже выглядишь как мумия. Того и гляди в обморок свалишься от недосыпания. Перси, может, бросишь работу? — выдохнув, грустно тянет мама.
— А жить мы на что будем? Не говори ерунды, ма! Все, я пошла, пока!
Подхватываюсь и, допив одним глотком остатки кофе, бегу вниз. Мама оказалась права: я не удерживаюсь и захожу в кофейню к Эбигейл. Женщина выносит мне капучино и пару пончиков. Справившись о здоровье матери, она желает мне хорошего дня.
Я хватаю свой заказ и выбегаю на улицу. Свежий осенний ветер развевает мои распущенные волосы, утяжеляя их влагой. Листья приятно шуршат под тяжелыми ботинками, а дождь превращается в унылую дымку. Осень, конечно, красивая, но я больше люблю весну. В октябре все пропитано духом увядающей природы, а грусть, сквозящая в воздухе, едва ли может создать тот уют, о котором трубят заголовки книжных витрин.
Но с чем трудно спорить, так это с тем, как красиво Дублин встречает эту пору года. В октябре все улицы и дома, деревья в парках и витрины магазинов превращаются в один милый кошмар с кучей паутины, тыкв и привидений. Это месяц, когда все ирландцы готовятся отмечать Самайн. Этот кельтский праздник берет свое начало еще со времен, когда люди верили в единорогов, ведьм и, конечно же, лепреконов. Маленьких вредных созданий, припрятывающих в своих норах горшочки с золотом. Считается, что в ночь на первое ноября ткань миров истончается и на свет выбирается вся нечисть. Не знаю, насколько я верила в подобное, если верила вообще, но уж точно не рискнула бы выйти после полуночи на улицу. Если на меня не нападет какое-то привидение, то был немалый шанс оказаться убитой где-нибудь в водосточной канаве, послужив развлечением для других монстров. Хорошо, что в этот день, точнее ночь, будет не моя смена. Не хотелось бы возвращаться домой, встречая на пути горящие глаза искусственных привидений. Да, в свои двадцать я все еще была трусихой и, бывало, даже оставляла включенным свет у кровати, за что в свое время получала от папы нагоняй. Ну, до того как он ушел… Сейчас, после всего, что мне довелось пережить, я боюсь только одного — вовремя не заплатить за мамино лечение.
Я запихиваю в себя один пончик, как раз когда подъезжает автобус. Обрадовавшись такой удаче, доедаю оставшееся лакомство по пути на учебу и, выскочив из транспорта, закидываю пустой стаканчик в урну. Сахар в тандеме с кофеином бодрит и прибавляет настроения. По дороге в кампус мне встречаются Мелисса и Дейзи. Нельзя назвать нас лучшими подругами, но мы довольно хорошо общаемся. Мы учимся на одном потоке и часто помогаем друг другу с лабораторными.
— О, Перси! Ты пришла? Сегодня так ветрено, что мы думали, тебя принесет не раньше лекции Беннета, — говорит Дейзи, хохотнув.
Я отвечаю ей улыбкой и перевожу взгляд на молчаливую Мелису. Трудно было представить более разных людей, чем эти двое. Вечная хохотушка Дейзи никогда не упускала шанса над кем-нибудь пошутить. Ей бы этого не прощали, если бы она так же умело не шутила и над собой. Люди не любят саркастических задир, но у девушки получалось так заразительно смеяться над своими недостатками, что никто не видел в ее шутках злого умысла. Мелиса же всегда была будто бы чем-то обижена. Вечно нахмуренные брови создавали небольшую складку на лбу, что очень портило действительно симпатичное лицо девушки.
— Сегодня мне сопутствовал ветер, подгоняя в спину, потому удалось добраться пораньше. Пойдемте? Скоро начинаются лекции… — последнюю фразу я произношу более протяжно, и девушки кивают, подмечая мое недовольство.
— Перси, ну ты как всегда! Тебе не скучно быть такой занудой? — Дейзи стреляет в меня взглядом.
— Если б я не была занудой, то вряд ли бы здесь училась.
— И то правда! — соглашается девушка, когда мы заходим в помещение.
Лекции проходят в обычном режиме, но дурное предчувствие, преследовавшее меня с утра, достигает своего апогея к обеду. Идет пара
