— Мелочи? А кто меня из замурованной комнаты вывел?
Старушка усмехнулась:
— Тут да. Согласна. Хотя… — она задумчиво подняла взгляд к потолку, — ты бы скорее с балкона по простыням спустилась бы, чем пропустила испытание.
Тоже, верно. Мысль про простыни мне в голову приходила. Клубок в груди чуть ослаб, и я смогла улыбнуться:
— Вот видишь, Ксана. Не переживай, все наладится.
Как ей сказать, что не за себя переживала, а из-за блондинистого огненного гада, которому я поперек горла стою?
— Можно один вопрос? — спросила осторожно, пытаясь подобрать верные слова.
— Конечно, милая, — подбодрила меня Ромерта.
— Ваш внук…он…всегда такой вредный и невоспитанный?
Ну вот. Подобрала, так подобрала. Молодец.
Старушка удивленно на меня посмотрела, и я поспешила добавить:
— Мне кажется, ему весь этот отбор не нужен. И это мягко сказано. Я ни разу не видела его в хорошем расположении духа, не видела, чтобы был хоть какой-то интерес ко мне или к другим невестам. Зато, когда одна из нас вылетает с отбора, он так откровенно радуется, что рождаются определенные вопросы.
Тут Ромерта вздохнула и с досадой поморщилась:
— Нольд отбор не просил. Его Леон с женой затеяли. Вот парень и бастует.
— Зачем? Какой смысл такое затевать, если он против? — у меня в голове не укладывалось.
— Наместник вправе объявить отбор для своего сына и заставить его жениться.
— Но зачем? Ему же никто не нравится! — воскликнула я, вскакивая со стула, — для чего навязывать невесту, в сторону которой он даже смотреть не хочет? Я не понимаю.
— Они хотят его перевоспитать.
— Он что кутенок, который под столом гадит? Как его перевоспитаешь? Ему же никто не нравится!
— Проблема в том, что ему-то как раз многие нравятся. Ветер в голове и никаких обязательств — такой у него стиль жизни. Вот его отец и решил, что пора образумиться.
— То есть он еще и бабник? — я тяжело плюхнулась обратно на стул и прикрыла лицо руками. — и что с таким сокровищем делать?
— Можешь мне не верить, но из таких, как он, получаются отличные мужья, готовые на все ради своих женщин. Он просто не встретил ту самую.
— Бедненький, — не удержалась от иронии, — мучается, наверное. Плачет по ночам. Думает, где же моя единственная. Слезки на кулачок наматывает.
— А ты острая на язычок, — бабулька глянула на меня с усмешкой.
— Простите.
— Зря смеешься. Вдруг ты ему приглянулась?
— Я??? Это вряд ли, — едко усмехнулась, — меня он не любит больше, чем всех остальных вместе взятых.
— Не преувеличивай.
— Что вы, никаких преувеличений, — я замялась, но потом выпалила, — он вчера подговорил одного из своих приятелей, чтобы тот меня во время испытаний поймал и до финиша не допустил.
Не хотела, но все-таки нажаловалась.
В комнате повисла неприятная тишина. Ромерта несколько минут отстраненно смотрела в сторону окна, а потом как-то тихо и совсем не уверенно произнесла:
— Хм, помню, когда Нольд маленьким был, всегда понравившихся девчонок за косички дергал.
— Слабое утешение, скажу я вам. И вообще, перевоспитывать здоровенного избалованного парня после того, как остальные с этим не справились…Такое себе удовольствие.
— Думаешь, я всегда только в темечко ему дула, да прихоти исполняла? — рассмеялась Ромерта.
— Разве нет?
— Нет. И за уши его таскала, и крапивой по двору гоняла, — поймав мой изумленный взгляд, снова засмеялась, — тогда я помоложе была, да пошустрее, а он не такой большой и сильный.
— Ему бы и сейчас крапива не помешала, — проворчала я и почему-то смутилась.
— Не переживай. Все будет хорошо, — снова повторила она, потрепав меня по руке.
В это тоже верилось с трудом.
— Знаешь, мне кажется, тебе надо прогуляться. Сходи…
Ее прервал громкий вопль в коридоре. Я встрепенулась и, прежде чем поняла, что делаю, бросилась к дверям.
— Ксана, стой! — прокричала мне в спину Ромерта, но я ее не слушала.
Истошный вопль повторился, переходя в хрип.
Так от радости не вопят. Кому-то было очень плохо.
Не знаю как, но я должна была помочь.
***
Первое, что бросилось в глаза, когда я выскочила из комнаты — это Люси.
Она стояла посреди коридора, согнувшись в три погибели. Ее тошнило на красный ковер, чем-то красным.
Кровью.
В дверях своих комнат замерли остальные невесты и испуганно смотрели на корчащуюся соперницу, не решаясь сделать к ней шаг.
От сдавленных звуков и вида пенящейся крови меня замутило. С трудом переборов внутренний протест, я бросилась к ней:
— Люси, что с тобой?
Она вцепилась в мою руку, мотала головой и продолжала давиться.
— Люси…
Она захрипела. Кровь закончилась, и вместо нее изо рта пошла зеленая вонючая пена. Девушка еще сильнее вцепилась. Так сильно, что я зашипела от боли. Попыталась скинуть ее руку со своей и не смогла — ее мышцы были как каменные.
Люси закатила глаза и повалилась на пол. Я едва успела ее подхватить в самом низу, замедляя падение. Осторожно опустила, придерживая голову. Она синела на глазах. Бледная кожа приобретала нездоровый оттенок, на лбу выступили капли холодного пота.
— Что стоите? — прикрикнула на остальных, что стояли, как дохлые рыбины, — бегом за помощью!
Одна из невест сорвалась с места и, позабыв о правилах приличия, побежала прочь прямо в нижней рубашке, едва прикрывающей бедра.
Подоспевшая Ромерта громко ужаснулась:
— О, Боги! Что с ней?
— Откуда мне знать? Я не лекарь, — аккуратно похлопывала девушку по щекам, пытаясь привести ее в чувство.
Люси так не пришла в себя, но ее снова начало тошнить зеленой пеной. Чтобы она не захлебнулась, пришлось повернуть ее на бок.
Губы у нее стали чернильно-синими, вены на шее вздулись, а по рукам начали расползаться бордовые пятна.
— Она заразная? — брезгливо сморщилась Натаэлла.
Надменная красавица вышла из своей комнаты, но остановилась на почтительном расстоянии от нас, опасаясь испачкать шелковые туфельки.
— Нет. Ее отравили, — отозвалась я и удивилась своим собственным словам.
Мне-то откуда знать отравили ее или нет? Секунду назад я понятия об этом не имела.
— Мне кажется, она умирает, — прошелестела Ромерта, прижимая руку к сердцу. — Где лекарь? Где помощь? Они не успеют!
— Успеют, — я вскочила на ноги и бросилась обратно в комнату.
Не останавливаясь, пробежала на террасу, к вазонам, в которых цвели душистые бальзамины и начала среди них копаться.
Я искала седьмой стебелек от корня, листья на котором не были покрыты капельками сладкой росы. Не было времени думать, почему должно быть именно так, а не иначе. Я просто просматривала куст за кустом, и едва не завопила от радости, когда нашла нужное. Аккуратно отщипнула нежный побег и бросилась обратно.
Люси становилось хуже с каждой секундой. Черные тени уже залегли вокруг глаз, а тело билось в конвульсиях.
Я опустилась рядом с ней на колени, и принялась быстро растирать листья между ладоней.
— Держись! — шептала так исступленно, будто от этого зависела моя собственная жизнь, — не смей умирать.
— Что ты делаешь? — Ромерта была бледна, как первый снег.
— Понятия не имею, — продолжала растирать в руках мягкий лист.
— Это поможет?
— Поможет.
Самое странное, что я действительно была в этом уверена.
Листья превратились в кашицу, которую я тут же начала запихивать девушке в рот. Она давилась, но я упрямо продолжала проталкивать зелень внутрь, рискуя остаться без пальцев. Наконец мне удалось затолкать ее так глубоко, что Люси сделала судорожный вздох и все проглотила.
Ее трясло еще пару минут, но тени с лица ушли, а губы перестали быть пугающе-синими.
Тут издали послышались голоса, и я словно через туман увидела, как к нам бегут люди. Меня буквально силой оторвали от Люси — я так крепко в нее вцепилась, что не было сил разжать пальцы.
