***
В реальность я вернулась резко, словно толчком, от чего закружилась голова. Даже наяву у меня текли слезы, отчего ворот рубашки оказался мокрым. Сквозь пелену слез я увидела тело большого барса в соседней камере.
— Нет! — закричала я.
Тюрьма заполнилась лязгом цепей, криками и рыданием. Моим. Нана умерла. Я пыталась дозваться до нее и голосом, и мыслями. Но она даже ухом не повела. Не издала ни звука. Она покинула меня, захлебываясь в собственной крови.
Солнце уже опустилось за холмы, а слезы все не переставали течь. Почему я не умерла вместе с ней? Вместе с друзьями. Почему я до сих пор жива, хотя в меня стреляли, пытались отравить, тонула в ледяной воде, кто-то даже съесть пытался? В очередной раз меня покидало желание жить. Я потеряла все: родителей, работу, первую влюбленность, родной дом, друзей, Наны. Неужели это мое наказание за все мои ошибки, дурные поступки, грубые слова, которые говорила родителям, когда обижалась? Если это так, то прошу избавьте меня от всего.
***
Он стоял возле нужной стены и слышал абсолютно все. При каждом крике его сердце сжималось. При судорожных рыданиях ему хотелось вбежать в тюрьму, перестрелять всю охрану, освободить ее и увезти на далекую планету подальше от всех.
Почему он вернулся во дворец после провала? Что делать дальше?
Почему ему тоже больно? С каких пор он так привязался к этой землянке? А привязанность ли это или это что-то другое? Почему он все время думает о ней, ее красивых глазах?
"Обычные глаза" — говорил он себе. Но что-то в них привлекало его. И не только глаза. Наблюдая за ней исподтишка, он невольно прислушивался к ее голосу, любовался ею. Казалось бы, обычная землянка. Но что-то цепляло его. Но что?
Вопросы и вопросы. Одни вопросы, на которые он не знал ответа.
Когда-то родные стены теперь казались мрачными непреступными исполинами. Придется применить необычайную ловкость, чтобы забраться на стену и оставаться незамеченным в самом дворце.
Угораздило же его в то утро отправиться по ее следу и попасть прямо в руки повстанцам. И ради чего он вообще пошел за ней, спрашивается? Увидел же, что ее нашли, вернули, она теперь в тепле и уюте. Надо было к священнику вернуться. Так нет же! Он дождался удобного момента, поговорить хотел. А она закричала. Его и поймали. Еще и избили, оставляя синяки и сломанные кости. Благо современные медицинские технологии творят чудеса и от тех последствий не осталось и следа.
Он обернулся, рассматривая тех отважившихся, кто посмел пойти против Владыки.
— Все поняли свои роли?
В ответ ему молча закивал весь его небольшой отряд.
— Тогда по местам, — короткий приказ и неприметная группа растворилась в ночи.
***
Как Владыка и обещал, мне не приносили ни еды ни воды. Еже второй день я одна находилась в этой камере. Лишь изредка приходила охрана проверять жива ли еще землянка. На их издевательские ухмылки и улюлюканье я не обращала никакого внимания. С того самого дня на меня нахлынула апатия. Мне было все равно. Даже если под ногами исчезла земля, я бы молча падала в неизвестность. За стенами этого дворца во всю кипела жизнь. Через маленькое окошко до меня доносились крики матерей, зовущих своих детей, старые сплетники обсуждали готовящуюся казнь, кто-то ругался на мальчишек, разбивших дорогую ваз, спуганные отрядом солдат птицы вспорхнули в едином порыве. Скрежет ржавой двери привлек мое внимание. Эти самые двери с грохотом закрылись, отзываясь эхом в полупустой тюрьме. По длинному коридору раздавался стук кованных сапог. Кто-то приближался к камере. Казалось, что даже воздух замер в ожидании этого неизвестного.
Хотя какой это неизвестный — Владыка собственной козлиной персоной. И лыбиться гад! На белоснежной рубашке красовались свежие красные пятна. И не только на ней. Он был весь заляпан кровью: на щеке, брюках, носке сапога. В руках у него были ключи, коими он играл, круча на пальце. Позади него на парящем подносе летело небольшое блюдце, закрытое железной крышкой.
— Вау, — прокомментировала я его явление. — Неужели до меня снизошли? И чем же я обязана столь нежеланному вниманию?
Мой сарказм пропустили мимо ушей. Сердце забилось в ускоренном темпе, когда Владыка вставил ключ в замочную скважину и повернул его. Хищно скалясь, он вошел в камеру. Поднос, собственно, за ним. С каждым ударом моего сердца Владыка подходил все ближе. Так, Настя, не смей трястись! Черт, как же страшно! И видит же гад, что трясусь совершенно не от холода. Подойдя почти вплотную он потянул за висящую под потолком цепь, заставляя меня подняться. Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы кандалы не впивались и так ноющие от боли кисти. Но даже в этом случае я не доставала Владыке до плеча.
Не позволяя хоть на шаг отстраниться, Владыка обхватил мою талию одной рукой, прижимая к себе, другой схватил за подбородок, заставляя смотреть ему прямо в глаза. Его внимательный взгляд изучал мое лицо. Представляю как сейчас выгляжу: красные разбухшие глаза от недавно пролитых слез, искусанные до крови губы и бледное лицо. Красавица, ничего не скажешь.
— Что тебе нужно, козел? — повторила вопрос, прерывая эти не очень приятные гляделки.
Владыка сокрушенно покачал головой и пробурчал что-то про глупых землянок. Его длинные пальцы перебрались на затылок, хватая за волосы и впиваясь в губы жадным поцелуем. Из-за голода на сопротивление сил не было. Получив невольный зеленый свет, главный рогатый просунул язык через неплотно сжатые зубы и зашевелил им, исследуя мой рот.
В нос ударил резкий запах крови. Так что я не удержала рвотный позыв. Приняв это на свой счет, Владыка отстранился от меня. А в глазах уже горел огонь ненависти.
— Че приперся? — жадно заглатывая воздух, еще раз спросила я.
Владыка, наконец, отпустил меня. Подойдя к парящему подносу, он убрал крышку с блюдца. Аромат свежепожаренного мяса заполнил тюремную камеру. Пододвигая этот летающий сервиз, козел снова принялся меня облапывать. На сей раз его руки забрались под тонкую рубашку. Видимо, он посчитал наличие на мне одежды лишней преградой — схватив за края рубашки, он резко рванул их в разные стороны. Ткань разошлась по пуговицам до солнечного сплетения. Спасибо, что хоть грудь не оголил. Холодный воздух помещения пробежался по коже, оставляя мурашки.
— Ты не голодна? — жаркий шепот у ушка, а горячие пальцы пробежались по оголенному животу.
— Нет, не хочется, — я отрицательно замотала головой, но урчащий желудок был не согласен.
— Хочешь, — уверенно произнес Владыка. — Я лично накормлю тебя, если ты ответишь на вопрос.
— Какой? — не голод одержал верх — любопытство.
По лицу Владыки побежала хищная улыбка. Продолжая удерживать мою талию одной рукой, он повернулся к подносу и оторвал от куска мяса небольшой полоску. После чего мясо неизвестного происхождения запустили в мой приоткрытый рот вместе с пальцем. Надеюсь он хотя бы руки помыл. Я мстительно хватанула зубами этот палец, с наслаждением смотря на гримасу боли, проскользнувшую на лице Владыки.
— Как связаны священник храма Первородных и повстанцы?
— Никак, — честно ответила я, пережевывая кусок мяса.
Мясо оказалось на удивление вкусным. Мягкое, сочное, хорошо прожаренное. Сок тек между каждым волокном. И специи были идеально подобраны — в меру соленое, в меру острое. Только вкус испортил палец Владыки.
— М-м-м, — протянул Владыка.
— Угу, — вторила ему.
— Как получилось, что ты попала к Охотнику, сладкая моя?
— Как твои солдаты бесшумно попали в лагерь? — этот вопрос интересовал меня очень давно.
— Марэ не зря ест свой хлеб, — задумчиво ответил Владыка. — Он разработал прибор, благодаря которому можно перемещаться на небольшие расстояния. Однако переместиться можно лишь туда, где находится второй прибор. Пока мои люди находились где-то в лесу, предатели оставляли эти самые приборы по всему лагерю. Им всего лишь оставалось нажать на кнопочку и они тут же, без проблем, перемещались на нужную точку.
