Кто-то был бы счастлив привлечь к себе внимание этого человека. Кто-то, но не я.
Я проваливаюсь в прошлое, в страх, отвращение и беспомощность. Словно я снова домашняя девочка, едва переступившая порог совершеннолетия и сразу же столкнувшаяся с неприглядной стороной цвета Империи.
– София, – он не делает ни шага навстречу, не предлагает присесть, даже не здоровается, сразу показывая мое место. – Побег не пошел тебе на пользу.
Некоторое время назад я бы обиделась. Да, все свое время и деньги я тратила не на салоны красоты и не на фитнес-клубы, а на учебу и работу, и выбор этот сделала самостоятельно. Но девушка остается девушкой в любых условиях, и вопреки всему хочется оставаться воздушной принцессой…
И я такой была. До “чаек”, до стихийной червоточины, до крушения на безымянной планете… До Лиама.
Сейчас же мне искренне безразлично, что под глазами у меня синяки, ногти поломаны, а волосы, несмотря на все усилия, напоминают птичье гнездо. И как только я это осознаю, становится легче. Да, я все еще боюсь среднего принца как человека, в чьей власти сейчас моя жизнь. Как дикого зверя, который может сожрать и не подавиться. Но того всепоглощающего ужаса, который накатил в первый момент, уже не испытываю.
Принц же видит во мне все ту же избалованную девочку, способную в истерике наделать глупостей. Не равную ему, так, забавную букашку, которой можно оборвать крылья и лапки, а после выбросить и забыть.
Дает ли мне это преимущество? Не знаю.
Но доказывать, что у букашки есть зубы, буду до последнего.
– Вы совершенно правы, ваше высочество, – послушно соглашаюсь с принцем. – Могу я в таком случае быть свободна? Уверена, на просторах Содружества найдется множество желающих усладить ваш взор…
Торио Шан неприятно улыбается и наконец делает несколько шагов ко мне, разглядывая с любопытством и отчетливой брезгливостью.
– Ты совершенно права. И по окончании конгресса я их вниманием наслажусь в полной мере. Но видишь ли, София… Есть вещи, которые прощать нельзя. Просто потому, что если спускать такое, то власть быстро ускользнет из рук. Она ведь не только на деньгах и уважении базируется, Принцесса… Но и на страхе. Уверенности, что за проступком последует наказание.
Он растягивает тонкие губы в улыбке, а мне приходится призвать все свое самообладание, чтобы не передернуть плечами. Интересно, Лиам тоже иногда звал меня принцессой, но в его исполнении это звучало скорее мило. И уж точно не так пугающе, как из уст среднего принца.
– Неужели мой проступок столь велик, что за мной стоило отправлять агента Черного крыла, словно я преступница в розыске? Не думаю, что в мое отсутствие вы остались без женского внимания.
Улыбка принца становится оскалом, и следующая фраза комом застревает в горле. С плазмой играешь, Соня. Смотри, не обожгись.
– Просто удивительно, как высоко женщины себя порой оценивают, – задумчиво тянет он, неторопливо обходя меня кругом. Словно экспонат на выставке осматривает. – Обставляют доступ к телу так, словно имеют нечто особенное, чего нет у других. Нет, София… Ты не совсем понимаешь. Ты не в сексе отказала мужчине. Ты посмела перечить члену императорской семьи. Бросила вызов власти. Посмела думать, что чем-то выше… Меня? Наследного принца? Да что ты о себе возомнила, “принцесса”?
Он наступает, приближается, чеканит слова, как монеты. А последнее слово и вовсе почти выплевывает мне в лицо, едва не переходя на крик.
“Псих”, – понимаю я. – “Свихнувшийся на почве собственного величия маньяк”.
И я не выдерживаю, делаю шаг назад, оглядываюсь на Эрика, который все также стоит у двери с каменным лицом.
– О, на объект Два-Шесть можешь не рассчитывать. Кстати, прекрасный образец, один из тех, из-за кого Чон все еще возглавляет Белое крыло. Этот его проект все же приносит пользу Пхенгу.
– Проект?.. – переспрашиваю автоматически. Эти цифры я уже слышала… Эрик называл их Лиаму. И тот явно был в курсе, что они значат.
– “Новое поколение”. То, над чем твой отец бьется последние два десятка лет. А начало ему положил, кажется, еще твой дед… – охотно отвечает принц. При этом он внимательно смотрит мне в лицо, следит за малейшими движениями. Он предвкушает мою реакцию на свои слова. И мне уже не хочется слышать то, что он собирается сказать.
– Посмотри на него, – принц небрежно машет рукой в сторону неподвижно застывшего Эрика. – Он задумывался как следующая ступень эволюции, но что мы имеем в итоге? Искусственно созданный мутант, идеально подходящий для выполнения работы, под которую рожден. Совершенное орудие труда. Инструмент, если пожелаешь. А потому не жди от инструмента человеческих эмоций.
– Не понимаю…
– Это сложно, верно, – принц снисходительно улыбается. – Два-Шесть, покажи.
Получив приказ, Эрик скупо кивает, закрывает глаза и… Меняется. Плывут черты лица, с треском расширяется грудная клетка, стремительно выцветают волосы. Несколько минут откровенно пугающего и неприятного зрелища – и перед нами стоит знакомый стюард. Беловолосый и синеглазый нергит по имени Эрик…
Я не падаю только потому, что меня сковывает ужасом. Противоестественный процесс закончился, но смотреть на это… Существо… Все еще страшно. Страшно, что его лицо вновь потечет, как оплывшая свеча, превращаясь в кого-то еще.
– Видишь, София? Это не человек. И ждать от него сочувствия и сострадания то же самое, что от бластера – заботы и внимания.
– Вы так спокойно говорите все это… Прямо при нем, – я испуганно кошусь в сторону Эрика, который снова застыл неподвижным изваянием. – Не боитесь?
Принц снисходительно усмехается.
– Разве вы боитесь пищевого автомата? Это лишь инструмент. Идеальный для определенных задач, несомненно опасный, но неспособный нарушить приказ. Да, у первой партии были проблемы со свободой воли, но у следующих этот изъян устранили.
Проблема со свободой воли – это ее наличие? Жуткое ощущение, что разговариваю с собственным отцом, накатывает внезапно. Он тоже считал, что у нас с Александром слишком много собственного мнения. И старательно от этого недостатка избавлял.
Мне сбежать удалось, Александру – нет. Я видела его в светских хрониках… Он не выглядит несчастным.
– Как киборги… – говорю я просто чтобы поддержать разговор. Пока мы говорим, принц бездействует. Когда болтать ему наскучить… Боюсь думать, что он тогда сделает.
– Увы, – принц сокрушенно вздыхает. – Пока соединить возможности искусственного интеллекта и мутантов с Ц189 не удалось… Да и плацдарм для экспериментов потерян. Проклятые нергиты.
Он смотрит на обзорный экран, на котором вместо ближайших космических окрестностей отображается пляж Лазурита, и нервно перебирает пальцами. Принц мечтает об отпуске?
Поражаюсь, какая ерунда лезет в голову, лишь бы не думать о том, что большая часть того, что между делом выболтал мне средний принц, является секретной информацией. С меня возьмут подписку о неразглашении?
Будь откровенна хотя бы с собой, Соня, проще и безопаснее избавиться от слишком много знающего свидетеля. Тем более сейчас, когда я считаюсь то ли похищенной, то ли пропавшей без вести.
По спине продирает мороз, и я невольно делаю шаг назад, но тут же натыкаюсь на неподвижного Эрика… Или как там его зовут на самом деле? Сейчас он непохож на себя на необитаемой планете также сильно, как на улыбчивого нергита-официанта, хотя черты лица в этот раз остаются неизменными. Но само оно неподвижно и равнодушно, в глазах пустота, ни единого проблеска эмоций. Такой контраст с тем, каким он был на планете синих туманов… Где он был настоящим?
Если принц прав, а он уверен в собственной правоте, то как вообще отличить подлинные чувства от притворства? И как жить, постоянно думая, что и вот этот человек, и вон тот, и вообще каждый встречный может тебя запросто обмануть?
– Да, какая жалость, – продолжает принц. – У этого эксперимента был неплохой потенциал… Но до совершенства, увы, образцы так и не были доведены. И это, кстати, здорово пошатнуло положение вашего отца, прекрасная София.
