— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я ее.
— Потому что я ему написала встретиться со мной завтра, — говорит она. — По электронной почте.
— Откуда ты знаешь, что он получил сообщение?
— Он ответил и написал, что придет. И потому что это должно случиться. Он придет, потому что я видела, что он приходит.
Это замкнутый круг, но я все понимаю. — И ты собираешься просто подойти к нему и сказать «Наш — седьмой». — Это беспокоит меня. Очень. Я несколько раз прокручивала весь сценарий в голове, и так и не могу себе представить, что все кончится хорошо. У Пена не только серые крылья, но и душа — вся его сущность. И Анжела становится немного чокнутой, когда дело касается его. Он — это плохие новости.
Анжела покусывает нижнюю губу — первый признак нервозности, который я вижу с тех пор, как она собрала свое видение воедино.
— Что-то вроде того, — говорит она.
Я, правда, верю ей, когда она говорит, что это — ее видение. Так что этому суждено случиться, так ведь? Я не знаю. Я так и не поняла, почему у Джеффри было видение, что он начинает лесной пожар, а затем спасает кого-то из этого же пожара. Или почему мне нужно было встретить Кристиана в тот день в лесу. Или что я делала на похоронах мамы.
Полагаю, наше дело не спрашивать. Наше дело — исполнять или, ладно, портить. — И что потом? — спрашиваю я. — Ты говоришь ему и…
— Мы вместе будем с этим справляться, — она легко опускает руки на свой живот, — вместе.
Я обдумываю это. Она серьезно думает, что скажет ему и они — девятнадцатилетняя студентка, тысячелетний двуличный ангел с серой душой и маленький новорожденный трипл — станут счастливой семьей? Наверное, случались вещи и более необычные, но…
Сомнение отражается на моем лице.
— Слушай, Клар, я не ожидаю, что все будет как в сказке. Но это — мое предназначение, как ты не понимаешь? Это то, ради чего я была послана на землю. Я должна сказать ему. Он… — она делает торопливый вдох, будто следующее, что она скажет, требует всего ее мужества. — Он отец моего ребенка. Он имеет право знать.
Мне знаком этот блеск уверенности в ее глазах. Ее вера в видение, и то, что она чувствует в видении, убеждает, что все именно так и получится. Не так давно я чувствовала то же самое.
— Если это своего рода тест, момент моего духовного решения, — говорит она, — тогда я выбираю сказать ему правду.
— Итак, завтра важный день, — говорю я, как будто понимаю. Я понимаю.
Она улыбается. — Чертовски важный день. Клара, ты пойдешь со мной?
— На встречу с Пеном? Не знаю, Энжи. Может, это должно остаться между вами двумя. — Последний раз, когда мы виделись с Пеном с глазу на глаз, я сказала ему оставить Анжелу в покое, что она заслуживает лучшего, чем он может ей предложить. А он назвал меня лицемеркой и ребенком. Пен и я — мы не самые лучшие друзья.
Анжела опирается о сушилку. — Ты пойдешь со мной, — говорит она непреклонным тоном. — Ты всегда там, в моем видении.
Я совсем об этом забыла. Или, может, я думала, что она немного приукрасила свое видение, чтобы заставить меня поехать с ней в Стэнфорд. — Точно. И где конкретно я нахожусь в твоем видении?
— Где-то пару шагов за мной, всю дорогу. Думаю, в качестве моральной поддержки. — Она хлопает глазами и надувает губы.
Внезапно все это кажется мне и моей проверкой тоже. Как ангелорожденная я должна верить видениям. И как ее подруга.
— Хорошо, хорошо. Я буду там, пару шагов позади тебя, — обещаю я.
— Я знала, что ты согласишься, — радостно говорит она.
— Не испытывай судьбу.
Она лезет в задний карман, достает оттуда смятый лист бумаги и разворачивает его, чтобы мне было видно. Это ультразвук.
— Ты была у врача? — спрашиваю я. — Если бы я знала, то пошла бы с тобой.
Она пожимает плечами. — Я была там много раз. Хотела убедиться, что с ней все в порядке. — Она поправляется: — С ним. Это мальчик.
Я задерживаю взгляд на фотографии, часть меня ошеломлена, что внутри моей подруги действительно растет крошечный человечек. Снимок нечеткий, но я различаю профиль, миниатюрный носик и подбородок, кости, из которых состоит ручка малыша. — Это точно? Что это — мальчик?
— Довольно точно, — говорит она с усмешкой. — Думаю, я назову его Вебстер.
— Вебстер, как автор словаря? Хм, мне нравится. — Я возвращаю ей снимок. Она долго смотрит на него. — Он сосал свой палец. — Она сворачивает лист и убирает его в карман. Сушилка пищит, и Анжела начинает перекладывать одежду в корзину.
— Я понесу, — предлагаю я, и она толкает корзину ко мне.
Когда мы возвращаемся к ней в комнату, чтобы сложить вещи, она говорит: — Я не знаю, как быть матерью. У меня не очень…развит материнский инстинкт.
Я сворачиваю рубашку и кладу ее на кровать. — Думаю, никто не знает, как быть матерью до тех пор, пока не появляется ребенок.
— Он будет таким особенным, — мягко говорит она.
— Я знаю.
— Пен будет знать, что делать, — говорит она, и это напоминает мантру, которую она себе повторяет. — Он будет знать, как защитить его.
— Уверена, так и будет, — говорю я, чтобы поддержать ее, но у меня есть определенные сомнения по его поводу. Я заглядывала ему в душу, и совсем не уверена, что он мог бы стать хорошим отцом.
Я стучу в дверь Кристиана. Он открывает, потный, одетый лишь в белую майку и тренировочные штаны, с полотенцем, висящем вокруг шеи. Он не ожидал увидеть меня. Ему бы хотелось, чтобы я сначала позвонила.
— Ты же не перезванивал, — говорю я. Его желваки напрягаются. — Ты еще злишься на меня, и думаю, не без причины, учитывая то, что произошло. Но нам нужно поговорить.
Он открывает передо мной дверь, и я прохожу в комнату. Я тут же смотрю в сторону телевизора, стараюсь догадаться здесь ли Чарли, но его нет.
— Надо поговорить об Анжеле, — говорю я.
Он не отвечает. Его взгляд невольно перемещается на фотографию в рамке на комоде — черно-белый снимок женщины, подбрасывающей в воздух темноволосого мальчика. Фотография немного размыта оттого, что они движутся, но в мальчике безошибочно угадывается Кристиан, Кристиан лет четырех, может, пяти. Кристиан со своей мамой. Вместе. Счастливые. Они оба смеются. Глядя на них, я почти слышу этот смех. Почти чувствую это. Радость. И мне становится грустно от осознания того, что он потерял ее в таком нежном возрасте. А теперь еще и Уолтера.
Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. Он стоит со скрещенными на груди руками, закрытый во всех смыслах. — Знаешь, если мы собираемся вести беседу, тебе придется разговаривать со мной. Словами, — говорю я.
— Что ты хочешь от меня услышать? Клара, ты бросила меня.
