Своим голосом он спугнул какую — то маленькую зверушку, и та унеслась прочь. Мужчина услышал, как захлопали чьи — то крылья, но они были слишком маленькими для ворона.
— Проклятье, Ари, где ты?
С Иво и лошадьми, несомненно, где же ещё. Бранд поднял голову и огляделся. Он не узнавал места, не знал, куда идти в сгущающихся сумерках. Он, видимо, истекал кровью не меньше, чем тот огромный боров, что распластался в нескольких ярдах от него, хотя сказать с уверенностью не мог, так как был весь залит кровью животного. Ему даже нечего было порвать на бинты — без одежды — то. Бранд наскрёб горсть мха меж корней дерева и прижал его к ране, что саднила сильнее остальных. Ничего хорошего ожидать не приходилось.
Стиснув зубы и вцепившись в дерево, он подтянулся, чтобы подняться. Когда он встал на ноги, горячая свежая кровь заструилась по ноге, и появились первые намёки на боль, которая потом будет обжигать его тело. Если в ближайшее время ему не найти помощи, то даже при всей защищающей его магии он лишится чувств и следующие несколько ночей проведет ничком, замерзая голышом в лесу, пока тело будет сражаться за исцеление.
— Я могу это сделать, — пробормотал Бранд вслух. — Иди.
Он пошёл. Медленно, с каждым шагом замедляясь еще больше. Он нашел меж крон деревьев прогалину, сориентировался по звёздам, которые удалось разглядеть, и повернул на восток, к Олнвику.
— Иди.
Прошла целая вечность, шаг за шагом он терял силы, истекая кровью по дороге через лес. Нога горела, от боли он готов был упасть на землю и скрутиться в комок. Бранд двигался только благодаря силе воли.
Заметив среди деревьев проблеск света, он решил, что это проделки сознания. Он никак не мог видеть деревню; он ещё слишком глубоко в лесу. Но вот снова — слабая вспышка мягкого желтого света. Если это мираж, то мираж что надо — желанный. Мужчина повернул и поспешил к свету, чем бы тот не являлся. От напряжения и боли на коже выступил пот, который тот час же замерз на холодном ночном воздухе.
Это не обман зрения. Это лачуга. Хижина с пробивающимся сквозь закрытые оконные ставни светом. Люди. Он с трудом пересёк полянку, отыскал дверь и поднял руку, чтобы постучаться.
Рука не слушалась ни в какую. Он попытался позвать, но голоса не было. Он начал падать. Бранд ударился о дверь, и та распахнулась, а он падал, и падал, погружаясь в свет и тепло. Погружаясь в небытие.
Иво услышал пронзительный вопль сразу, как только завершилось превращение, самый слабый из воплей смешался с другими лесными звуками, что разносят порывы ветра, — услышал ухом уже не орла, но и ещё не человека. Крик мог принадлежать кому угодно — волку, умирающему кролику, даже свинье, визжащей на отдалённой ферме, — но он уже слишком долго ждет здесь с лошадьми, и недоброе предчувствие говорило ему, чей это вопль: человека. Бранда.
Он намотал поводья Кракена на запястье и взобрался на Факса. Над ним громко закаркал ворон, и Иво вытянул руку.
— Садись сюда. Ты нужен мне, чтобы отыскать Бранда.
Ворон, будто сокол, уселся мужчине на запястье. Чёрные бусинки глаз встретились взглядом с Иво, когда птица расправила крылья и наклонила голову в странном извиняющемся поклоне.
— Знаю, — сказал Иво. — Ты ничего не можешь поделать с тем, что говорят тебе боги. Поехали, найдём его. Полагаю, он ранен.
Тихо каркнув, ворон взобрался ему на плечо, и Иво повернул коней в сторону, откуда ему послышались крики.
Мейрвин ждала его целый день.
С самого зимнего солнцестояния ей уже несколько недель снится плавающий гусак — что значит гость — мужчина — и только сегодня утром, когда она уронила нож, и тот вонзился прямиком в грязный пол, у неё появился верный знак того, что мужчина появится в течение дня. Прискорбно, несколькими мгновения позже в открытую дверь впорхнул крапивник и приземлился аккурат в то место, где нож проткнул пол. Так она узнала, что вместе с гостем придёт смерть.
Однако, когда огромный мужчина — голый и окровавленный — ввалился в её дверь, Мейрвин пронзительно вскрикнула и схватила для обороны тот самый нож.
Но никакая опасность за ним не шла, и как только ей удалось унять колотившееся сердце, Мейрвин поняла, что эта несчастная, раненая душа никому не может навредить. Глупо почувствовав себя, она отложила лезвие в сторону, обошла вокруг его громадного окровавленного тела и закрыла дверь от холода, засовывая в скобы железную кочергу вместо бруса, который он сломал при падении. Жилище снова было в безопасности, Мейрвин повернулась, чтобы осмотреть странного гостя, которого занесло ночным ветром; опустившись на колени, она приложила руку к его сердцу. Оно, на удивление, билось ровно.
— Клянусь Матерью, ты ещё жив, — прошептала она. — Давай — ка посмотрим, смогу ли я поддержать твои силы.
Она принялась за работу.
Рука. Прохлада и спокойствие, вот что пробилось к Бранду сквозь пылающую боль и привело его в сознание, давая ему то единственное, за что он мог держаться, чему мог дать определение, помимо боли.
Мужчина медленно обнаружил и остальное. Кровать. Шерстяное одеяло. Огонь. Голос, бормотавший какую — то бессмыслицу. Он отыскал помощь. Зачем она ему понадобилась?
Рука отстранилась. Бранд хотел сказать, чтобы она вернулась назад, но в горле было полно песка.
— Эй…
Получился какой — то писк, похожий на щенячий, и вот снова голос, женский и мягкий, что — то говорил, чего он не мог до конца разобрать.
— Конецф, — удалось выговорить ему. Вот опять.
Женщина повторяла слова, не на скандинавском, а на англосаксонском. Его ухо уловило последние слова.
— … тише, милорд.
Казалось, будто к его векам привесили якоря. Он приподнял их и сквозь открывшуюся щелку заметил, как мелькнул синий рукав, — веки снова сомкнулись.
Он чего — то хотел. Мужчина немного подумал, подбирая слово.
— Пить.
— Конечно.
Он слышал, как она передвигалась, рука снова вернулась, теперь чтобы поднять ему голову. Чашка коснулась губ, и он позволил женщине залить ему что — то в горло — неважно что. Он жадно глотал, едва ли чувствуя вкус содержимого. По телу быстро растеклось тепло, и песок стал исчезать.
— Что эт?
«Плохо получилось».
— Разбавленное вино с травами, чтоб вам стало легче, милорд.
Он кивнул в знак того, что понял, или, по крайней мере, думал, что кивнул. Голова его, похоже, еле двигалась.
— Имя.
— Мейрвин, милорд. А ваше?
— Брандф. Бранд.
— Вы тяжело ранены, лорд Бранд. И должны пока лежать.
Он немного полежал, прислушиваясь к её движениям, пока не начали действовать травы. Медленно, он определил местоположение одной кисти, далеко — далеко в конце руки, что заняло целую вечность, и прикоснулся к месту, откуда шла боль. Он нащупал повязки, сперва, на бедре, потом само бедро, затем, когда определил, как включить в игру вторую руку, нащупал повязку на предплечье.
