Холодок прошелся по скуле, убирая упавшие на лицо волосы, провел по нижней губе и исчез.
— Ты рядом, — голос Ивара слабый, надломленный. Вдоль позвоночника пробежали крохотные разряды.
Я распахнула глаза, сталкиваясь с уставшим взглядом. Мне не приснилось. Это явь!
— А где мне быть? — стерла одинокие слезинки, проступившие в уголках глаз.
— Не знаю, — мужчина попытался пожать плечами, но сморщился от боли и улыбнулся. — Ты имела полное право уйти, возненавидеть меня.
— Хватит меня отталкивать.
— Я лишь даю тебе выбор, — Ивар протянул раскрытую ладонь.
— Он мне не нужен, — я скользнула пальцами по шершавой, прохладной коже и переплела пальцы. — Тебе убрали капельницу, — отметила свободную руку.
— Константин сказал, что во мне крови вампира уже больше, чем человеческой, — сухие губы изобразили вымученную улыбку. — Обещал, что в обед продолжит лечение.
Я улыбнулась в ответ, не отпуская прохладной ладони, аккуратно присела на край кровати:
— Что произошло? Теперь ты можешь рассказать? Столько ран. Крови, — мой взгляд невольно метнулся к углу, где вчера лежала грязная одежда, использованные бинты и тряпицы. — Маша позвонила и сообщила о твоей смерти. Сказала, что все только об этом и говорят.
— Это хорошо, что говорят о моей смерти, — он закрыл глаза и глубоко вдохнул.
— Не расскажешь?
— Нет, Сонь, — его пальцы ощутимо сжали мои, словно Ивар переживал, что после отказа я уйду. — Очень скучная история, — на бледных губах мелькнула улыбка.
— Хватит шутить, я хочу знать правду.
Мужчина открыл глаза, долго всматривался в мое лицо, думая о чем-то.
— На меня поступил заказ, — сказал тихо. — У меня было два выхода: или сбежать, или умереть. Если выбрать первый вариант, есть огромная вероятность, что заказчик решит повторить трюк пацана. Ударит по слабому месту. По тебе. А я не могу этого позволить. Поэтому я выбрал смерть.
— Почему ты мне не сказал сразу? Не объяснил?! Вновь потерять близкого человека… любимого… это невыносимо больно. Я не знаю, чтобы со мной было, если твоя смерть оказалась правдой, — в моей груди вспыхнул огонь обиды, страха и боли.
— Не сказал, потому что план мог провалиться, — спокойно ответил. Я продолжала сжимать мужские пальцы в своих ладонях. — Сонь, — позвал и потянул за руку, — не плачь.
— Я не плачу, — упрямо отвернула лицо.
— Прости, я не мог по-другому. Я не мог подвергать тебя опасности. Клопенок...
— Это больше не работает, — фыркнула, стирая слезы.
Мы замолчали.
— Софья Алексеевна...
— Что, Ивар Михайлович? — повернулась, поджимая подрагивающие от обиды губы.
— Я хочу быть с тобой. У нас есть возможность начать жизнь с чистого листа. Охотника больше не существует, вчера он погиб. Но есть я — просто человек: не молод, потрепан и не имеющий представления, что такое нормальная жизнь.
— Мне подходит, — я прикусила губу, сдерживая очередной поток слез.
— Нам придется исчезнуть.
— Не страшно, — склонилась и, стараясь не задеть раны, прижалась лицом к мужской шее. Как же хотелось обнять Ивара, напитаться теплом любимого человека. — У Маши теперь своя жизнь. Уверенна, она все поймет. А больше меня здесь ничего не держит.
— Исчезнуть навсегда.
— Я понимаю.
Эпилог
Ивар
Прошло шесть лет, с того момента, как в родном городе и за его пределами гремела новость о гибели одного из охотников — о моей гибели. И за это время я почти научился жить гражданской жизнью.
— Добрый день, — придержал калитку, пропуская девушку с ребенком на руках.
— Здравствуйте. Артем, скажи дяде: “Здравствуйте”, — мальчишка проигнорировал просьбу матери, крепче обхватывая ее за шею. — Нужно здороваться, — слышал за спиной.
— Всему свое время, да пацан? — обернулся и подмигнул. — Добрый день, — поздоровался с работником детского сада, гоняющим листья по асфальтовой дорожке метлой. Я шел вглубь территории, куда вышла на послеобеденную прогулку средняя группа номер три. — Добрый день, Ирина Васильевна, — поздоровался с воспитательницей.
— Здравствуйте, Иван Иванович.
Ох, уж этот тон. Он всегда означал только одно: сейчас мне придется выслушать о проказах дочери.
Женщина, поправив длинный подол выгоревшего на солнце платья, поднялась с низкой скамьи и уверенным шагом направилась ко мне.
— Майя, — я окликнул дочь, выхватывая ее взглядом в куче копошащихся у горки детей.
— Подождите, не зовите дочь, мне нужно с вами поговорить. Иди, поиграй еще пять минут, — Ирина Васильевна поправила панамку и указала ребенку вернуться к группе.
Дочь не спешила к друзьям, отошла на пару метров и принялась невинно ковырять носком сандалия песок. Точно что-то натворила.
— Что опять произошло?
— Вы правильно заметили, Иван Иванович, “опять”. Майя ударила одногруппника игрушечным домиком по спине.
— Это правда? — спросил у дочери, которая, я уверен, слышала наш разговор.
— Вы мне не верите? — воскликнула воспитательница.
Я проигнорировал вопрос и ждал, когда дочь ответит:
— Нет, пап, неправда, — произнесла, вздернув крохотный нос. До чего же похожа на Соню. Маленькая мамина копия. И я, кажется, совершенно непедагогично расплылся в улыбке, вызывая гневный вздох Ирины Васильевны.
— Ну как же неправда, если я видела собственными глазами?! — возмутилась женщина.
— Мы играли в чудовищ и охотников, и я пыталась убить чупакабру.
— То есть ты все-таки била? — пытался разобраться в запутанной истории.
— Ну, била, — согласилась Майя, — но понарошку, а Гришка в этот момент хотел убежать и ударился об угол стола.
— Вот, — воспитательница удовлетворенно покачала головой, — как я и говорила.
— Вы не так говорили, Ирина Васильевна. Выходит, что удар был случайным.
Женщина посмотрела на меня с негодованием и тут же выпалила:
— И вообще, что за чупакабра такая?
— Животина безобразная, что-то типа вампира, но питается кровью скота, — пояснил не задумываясь. — В сказке о них прочитали.
— А вы могли бы читать на ночь что-то подходящее возрасту и полу вашего ребенка? А то группа сплошь населена вампирами, оборотнями, демонами, русалками и домовыми, а сегодня вот появилась еще и чупакабра.
— Я вас понял, Ирина Васильева, сегодня почитаем о принцессах, — я протянул Майе руку. — До свидания, — поспешно потащил дочку к выходу. — Ну, убила чупакабру? — спросил тихо, открывая калитку и помогая перешагнуть высокий порожек.
— Мне не дали, — ответила грустно.
— Жаль, ничего, повезет в следующий раз, — подхватил дочь на руки.
— Нам больше не разрешают играть в охоту.
— А во что разрешают? — снял автомобиль с сигнализации.
— В “Дочки-матери”, — скривилась малявка.
— Полезная игра, — усадил ребенка в автокресло и пристегнул ремнями безопасности.
— Мне не нравится
— Зря, — сел за руль. — Считай тренировкой на будущее. Ты же хочешь стать мамой?
— Я еще не знаю.
— Вот даже как, — рассмеялся, выезжая со двора.
Дочь неопределенно дернула плечиками и отвернулась в окно.
— Пап.
— М-м-м.
— А правда, что мама мне не родная?
— Что?! — хорошо, что мы стояли на светофоре, иначе я бы точно въехал кому-то в задницу. — А эти новости еще откуда?
— Я слышала, как нянечка с Ириной Васильевной разговаривали.
— И о чем же они говорили?
— Что у тебя была другая жена, а теперь ты женился еще раз, на молодой.
— Ну ничего себе, — удивился женской фантазии, — интересно я живу. И как они это определили?
— Не знаю, — малявка наблюдала за мной в зеркало заднего вида. — Только они говорили, что за всеми детками приходят мамы, а только за мной папа. Значит, маме я не нужна.
— И ты им поверила? Ты же знаешь, с утра мы маму подвозим на работу, а потом я отвожу тебя в детский сад, а вечером забираю тебя, и мы вместе едем за мамой.
