чем они думают? Как живут без зверя внутри? Это мучило меня, Ласочка. Принять тебя под крышу, убедить всех вокруг, что ты наша. По крови. По праву зверя. Сложно было… Каждый день сложно…
— Дядь…
— Да помолчи уже и послушай, — шутливо отмахнувшись, он фыркнул. — Я много лет в себе эти переживания носил, пришло время и тебе в это нырнуть с головой, чтобы ты поняла, как я рад. Ты же такая тощая была, слабенькая. Первую свою зиму помнишь? — кивнула. — Думал, не выживешь, корил себя, ведь уже привязался. А ты вытянула, смогла, и все тогда поверили, что ты бер. Тебе и не надо было никому ничего доказывать, но я знал, что тяжело это — быть своей среди чужих.
— Я никогда не считала вас чужими!
— Я знаю. Только и частью нас стать боялась.
Да, боялась.
Жить с этим, каждый день замечая отличия, знать, что это непоправимо и мириться с мыслью о том, что так будет всегда. Это пришлось принять через силу, через слезы зависти и жалости к самой себе.
Я еще помнила, как по ночам плакала и спрашивала потолок, почему я не такая, как другие? А он мне не отвечал. Никогда не отвечал.
— Ты давно стала мне дочкой, — поймав грустную нотку в моем взгляде, промолвил он. — И я рад, что и ты наконец-то сможешь ощутить себя в семье. Я не стану ругать тебя за обман, уж как вышло, так вышло, но все же, — мужчина пополнил наши бокалы. — Расскажи, с чего все началось?
— Даже не проси, — ответила, вытирая слезы с ресниц краем рукава.
И вывалила на своего приемного родителя все, что накопилось на душе. С ним все равно было проще делиться, чем с той же Инесс, которой я верила, как себе. Почему-то рассказывать правду дяде было приятно, вновь вычерчивая тот чистый круг доверия, что всегда нас окружал, только чуть прохудился из-за моего молчания.
Он слушал. Внимательно, лишь иногда задавая вопросы и качая головой, видимо, удивляясь моему жуткому упрямству и сомнениям.
— Меня тревожит, что зверь не выходит, — завершая свой рассказ, я опрокинула в себя последние капли медовухи, поражаясь тому, что уже все выпила. — Мне не по себе.
— Оно и понятно, дочка. Вроде бы шаг вперед, к тому, чтобы стать берой, и так же шаг назад, не закончив дело до конца.
— Вроде того, — призналась я. — Только представь, как это жутко! Чувствовать запахи вокруг себя, видеть мир ее глазами, слышать зов, но так и не стать медведицей! Какой-то кошмар…
— Ты просто устала, — заботливо поймав мою ладонь, сказал он. — Ты же знаешь, что первый оборот всегда приходит с опозданием.
— Мы с медведицей и так все сроки нарушили! Сколько ж можно?..
— Ты просто поздняя, — не сдавался мужчина, стараясь меня утешить. — Нервы, страхи, незнание. Столкнись ты с этим в детстве, все было бы проще, но ты выросла сама по себе, и жила так много лет. Чему тут удивляться? Нужно просто ждать, дочка, и она обязательно придет. Сольетесь с ней в одно целое, и побежим мы с тобой на край озер…
Замечтавшись, мужчина своей уверенностью вновь вызвал у меня улыбку.
— Не печалься, солнца свет. Придет согласие и понимание. Прояви терпение и запомни — звери не бросают, они верные. И твоя медведица не исключение. Как и твои лорды.
Глава 14
Оставшийся день прошел в уютной семейной обстановке.
Йонна с дядей обсуждали молодость и то, сколько воды утекло с их последней встречи. Буря, лениво вытянув ноги у камина, наблюдала за тем, как малышня, явно ей приглянувшаяся, спорит о ее личных топориках, сделанных одним мастером на севере. Инесс и Бьерн присоединились к большой компании, и мы играли в карты, знакомясь ближе друг с другом.
В какой-то момент я совершенно растерялась, поймав себя на том, что позабыла о волнениях и душевных страданиях.
Лорды… Они не отходили от меня ни на шаг, всегда стараясь быть поблизости, бессовестно поддавались в игре и ненароком целовали туда, куда успевали: то в волосы, то в висок, то в плечо. От них веяло непоколебимой уверенностью, что все обязательно будет хорошо, и я невольно наполнялась этим ощущением, как опустевший сосуд.
Медведица урчала от довольства. Она больше не грызла меня изнутри, не кусала и, кажется, тоже пригрелась у огня, расслабленно опустив морду в лапы и закрывая зеленые светящиеся глаза.
Я чувствовала ее тепло и доверие, успокаивающие дух и дающие сильную опору.
Как интересно…
Как бы сложилась моя жизнь, если бы я никогда ее не знала?
Еще несколько дней назад я представляла себя, как цельную, совершенно независимую личность, а сейчас… Даже представлять, что ее со мной нет, было так больно, словно мясо отрывали от костей по кускам.
— О чем задумалась? — спросил Берд, позволив мне привалиться к себе под бок в перерыве между играми.
— Обо всем. Думаю, как бы все могло сложиться иначе.
— Зачем?
— Просто… интересно.
— И вовсе нет, — горячие губы коснулись макушки, обдав жаром дыхания. — Все сложилось именно так. Зачем думать о том, чего никогда не будет?
— Просто у тебя все, — не сдержавшись, усмехнулась.
— Давай лучше подумаем о том, что обязательно случится.
— Например?
Откинувшись назад еще сильнее, устроилась на мужских ногах, устало потянув шею и наслаждаясь погладившей по голове ладонью.
— О свадьбе, например.
В хриплом баритоне все еще звучала опаска и настороженность, будто он не знает, куда давить, и боится, что рой злобных пчел не оценит натиска на улей и покусает любопытного мишку в нос.
— А я хочу замуж.
— Ты… не шутишь, берочка?
Спрятавшись за опущенными веками, я улыбнулась, представив себе отпавшую челюсть лорда.
Да, странно, наверное, от меня такое слышать, но утаивать собственные переживания из прошлого уже не хотелось. Слишком долго я думала о том, что мне не суждено стать невестой, женой. Кому нужна тощая человечка, неспособная даже холода перенести?
Так усердно думала, что и сама поверила: вовсе не хочу семейного счастья и полностью готова повиснуть на шее дяди неснимаемым ярмом непристроенного ребенка. Только вот дядя упрямо пытался устроить мою личную жизнь — как оказалось, не зря.
И с чего вдруг мне теперь отмалчиваться?
— Нет, не шучу. Замуж хочу, и чтобы все по-беровски, — улыбаясь, подтвердила свои же слова, вновь вгоняя бера в ступор. — Со всеми этими ночевками в лесу, в сугробах, и прогулками по краю озер. Только сперва нужно свадьбу Инесс отметить, у нее помолвка раньше была.
Берд молчал, продолжая легонько ворошить мне
