Ему сделалось непередаваемо стыдно. Он обижал Эмму, он привязал ее к дому заклинанием, он таращился при ней на других баб и понимал, как это ранит. Но этот стыд, тоже не похожий на те чувства, которые Коннор испытывал раньше, почему-то показался ему целительным.
Коннор подумал, что теперь хочет стать другим. Хочет измениться – пусть даже Эммы с ним не будет, и он сможет лишь смотреть на ее портреты в газетах.
– А все-таки она вас любит, – упрямо сказал шеф Брауни. – Если б не любила, не отправила бы Келемина нас искать. Ну ладно, вы ему нужны, он хочет посмотреть на свой эксперимент и убедиться, что все идет так, как надо. А мы с Тавиэлем? Вас бы забрали, а нас так и оставили бы там в лесу, еще и по частям, чтоб медведям жрать было удобнее.
– Она уже была бы королевой, – поддакнул Тавиэль. – Потому что кто вы ей, если вас слушать?
– Всего лишь тот, кого любят, – добавил шеф. – Уж поверьте, я знаю, как это бывает. У нас с женой так же было. Вроде бы ничего особенного, а все друг к другу тянуло. Так и жили. То деремся, то того самого.
Копыта коней загрохотали по мостовой, и все замолчали.
Фургон въезжал в столицу.
***
Когда открылась дверь, и Эмма увидела Мартина – сосредоточенного, спокойного и отстраненного, то ей стало ясно: игра началась.
– Миледи Эдельстан, – сухим официальным тоном произнес он. – Вас приглашают на встречу с его величеством.
Эмма поднялась, вышла вместе с ним в коридор: они пошли в сторону лестницы, сопровождаемые охраной, и Эмме казалось, что ее ведут на казнь. Когда Мартин протянул ей маленький пузырек, то ощущение того, что все кончилось, стало обжигающим и злым.
– Ваш муж и его спутники доставлены во дворец, – сказал Мартин, и Эмма заметила, что сейчас он совершенно серьезно сказал «ваш муж». – Вы сможете с ними поговорить.
– Что будет потом? – встревоженно спросила Эмма.
Они вышли к лестнице, и ей чудилось, что ступеньки убегают из-под ног, и лестница делается все длиннее и длиннее. Нет, надо успокоиться, надо взять себя в руки. Она не должна все испортить.
– Потом их отправят домой, во всяком случае, так скажут вам, – ответил Мартин. Он по-прежнему выглядел спокойным, но Эмма видела, что в нем пульсирует нетерпение и готовность сорваться с места и броситься в сражение. Со стороны это было незаметно, и Эмма поняла, что видит суть своего спутника благодаря той странной магии, которая помогла ей отбиться от принца. – Но я уверен, что их попросту уберут.
Эмма ахнула. Собственно, чего еще она ожидала?
– Что нам делать?
Мартин осторожно вложил в ее внезапно вспотевшую ладонь крошечный пузырек и негромко проговорил:
– Выпейте это. Оно скроет вашу суть. Ненадолго, но скроет. И ничего не бойтесь, не надо так дрожать. Я на вашей стороне.
Эмма послушно поднесла пузырек к губам. От жидкости веяло яблочным запахом; она сделала глоток и почувствовала внезапный прилив тепла и спокойствия, словно буря, которая бушевала в ее душе, неожиданно улеглась и смирилась.
Дальше они шли молча. Мимо мелькали залы и коридоры, картины, статуи – Эмма все видела, как во сне. А потом все вдруг закончилось: Эмму ввели в зал, и она увидела Коннора, шефа Брауни и Тавиэля – измотанных и грязных, словно они ползали где-то под землей в кротовьих норах, но живых и здоровых.
– Коннор! – воскликнула Эмма, бросилась к нему, обняла так крепко, что испугалась, что не сможет разжать руки. Вот он, здесь, живой! Ей сделалось так хорошо и легко, словно не было ни комнаты без окон и дверей, ни полета с Келемином, ни короля и его дрянного сыночка. Весь мир собрался в одну точку, и больше не было ничего, кроме ее и Коннора, их биения сердец и дыхания. Были только они. Больше ничего не имело значения.
– Жива, – выдохнул Коннор, отстранившись от Эммы. Держа ее лицо в ладонях, он смотрел ей в глаза так, словно не мог поверить, что в самом деле видит Эмму, и хотел запомнить ее навсегда. – Жива, слава Богу. Ох, Эмма…
– Жив, – повторила Эмма. – Коннор, как ты? С тобой… с вами все хорошо?
Шеф Брауни не ответил: он зачарованно смотрел по сторонам, не веря, должно быть, что оказался во дворце государя Линндона. Он, провинциальный полицейский, никогда бы не попал в такое место, если бы не бросился на поиски Эммы.
– Все хорошо, – улыбка Коннора была такой светлой и бесшабашной, словно он наконец-то одержал победу в тяжелом и долгом сражении. – Все хорошо, ты не поверишь, где мы были, пока тебя искали. Ну я еще расскажу. Эмма, послушай…
Он не договорил: офицеры щелкнули каблуками, и в зале воцарилась торжественная тишина – появился король вместе с Эдвином. Правую часть лица принца украшал синяк, и его высочество старался не смотреть в сторону Эммы. Келемин, который шел за ними, держался так, словно был не фейери, которому положено презирать людишек, а таким же человеком, как и все, пусть и наделенным властью. Эмма заметила, что шеф Брауни даже рот приоткрыл от удивления, вдруг оказавшись лицом к лицу с государем. Сколько же он расскажет Шону, когда вернется домой – Эмма верила, что скоро они вернутся.
– Что ж! – Линндон не озадачился приветствиями: похоже, у государя было много дел, и он хотел все закончить здесь, как можно скорее. – Миледи Эмма, вы увидели своих друзей?
Все посмотрели на Эмму, и под чужими взглядами Эмма неожиданно почувствовала себя пылинкой. Маленькой пылинкой, которая не имеет никакого значения. И это, кажется, последний раз, когда к ее желанию прислушались. Дальше она будет молчать и покорно делать то, что ей прикажут.
– Да, – промолвила она. – Увидела.
– Мы выполнили то, что обещали вам?
Эмма беспомощно посмотрела на Коннора – он по-прежнему держал ее за руку, и это было странное, призрачное ощущение, словно он мог исчезнуть в любую минуту.
– Да, – откликнулась Эмма. – Вы сдержали слово.
– Тогда не смею больше задерживать ваших друзей, – произнес король, и ухмылка, скользнувшая по губам Эдвина, не сулила ничего хорошего.
Похоже, именно он собирался расправиться с незваными гостями. Офицеры стражи шагнули к Коннору, Тавиэлю и окончательно растерявшемуся шефу Брауни – в ту же минуту Мартин негромко кашлянул, и все замерли.
– Что-то не так, господин Ланфорд? – голос Келемина прозвучал так мягко и ласково, что у Эммы от страха похолодело в животе.
– Многое не так, ваше величество, – ответил Мартин, не удостоив фейери взгляда. – Сейчас я точно вижу, что наш подземный гость обманывает вас. И благо государства не позволит мне промолчать.
Рука Коннора еще сильнее стиснула пальцы Эммы. Линндон никак не выразил волнения или удивления, но Эмма почувствовала напряжение, охватившее короля. Келемин вопросительно поднял левую бровь.
– О чем вы? – спросил Линндон. Мартин едва заметно улыбнулся, протянул руку раскрытой ладонью вперед, и над ней расцвело бледно-желтое сияние.
Отчего-то Эмме при виде его сделалось настолько жутко, что она едва устояла на ногах. Все вдруг поплыло, окутываясь туманным маревом, и рука Коннора была единственным, что держало Эмму в жизни.
– Это детектор, которым мы определяем магию, – услышала она спокойный голос Мартина. – И его достоинство в том, что его невозможно обмануть.
– Ну да, я знаю, – сказал король уже недовольно. Эмме невольно подумалось, что он не станет слушать Мартина. – Его еще используют при диагностике заболеваний. Так и что с того?
Эмму вдруг дернуло в сторону, отрывая от Коннора. Она вскрикнула, и в ту же минуту ее окружило зеленоватым свечением, отсекая от остальных людей в зале. Келемин вскрикнул, нервно тряхнул рукой, словно пытался что-то с себя стряхнуть – марево, которое окутало его, имело насыщенный сиреневый оттенок. В воздухе повеяло грозовой свежестью.
Шеф Брауни очень неравнодушно помянул чью-то мать и перемать, забыв, что находится во дворце, а принц удивленно приоткрыл рот.
«Ничего не бойтесь», – вспомнила Эмма слова Мартина.
Как тут не бояться? Ее трясло от страха, словно в лихорадке – потому, что она понятия не имела, что вообще происходит, и что ей делать.
