через силу улыбнулась. — Я трусиха, прости.
— В первый раз всегда страшно. — Он снова погладил меня, теперь по щеке, и я прильнула к его ладони, замерев. Казалось, его рука забирала мой страх, впитывала, точно губка — грязную воду. — Если хочешь, давай помогу перебраться в мою каюту. Вдвоем будет не так страшно.
— У тебя ведь, наверное, есть другие дела, кроме как развлекать перепуганных девиц.
Генри тихонько рассмеялся.
— Конечно есть. Но на мостике Питер пока справляется.
— Питер?
— Боцман, ты его видела.
— Пока, — я выделила голосом это слово, — справляется?
— Океан велик, мы в нем — лишь пылинка.
Я усмехнулась. Успокоил, называется.
— Тогда не буду тебя задерживать. Оставь свет, если можно, и не возись со мной. Раз ты говоришь, что все будет хорошо — так и будет.
Он покачнулся, вставая, но удержал равновесие.
— Все будет хорошо.
Закрылась дверь. Я посмотрела на нее, словно могла увидеть сквозь доски спину Генри. Снова сунулась носом в подушку. При свете мне перестало мерещиться, будто я одна в кромешной тьме лечу в преисподнюю, зато каюта стала выглядеть крошечной, смахивая на гроб — а ведь днем при солнце она казалась хоть и небольшой, но уютной. Снова пролетел от стены к стене стол. Генри сказал, что бывает и хуже. Все, что мне оставалось — поверить ему и ждать.
Не знаю, сколько это продолжалось. Вконец измучившись, я проваливалась в сон, чтобы проснуться будто бы в тот же миг, потому что кровать снова вылетала из-под меня. Кое-как устроившись, я слушала грохот волн и треск дерева, казалось — еще один удар, и корабль рассыплется на кусочки, но —вот он, тот самый удар, и еще один, а я оставалась жива. Закрывала глаза, чтобы распахнуть их от очередного падения. В какой-то момент я перестала бояться и просто ждала, когда все это кончится.
Несколько раз заходил Генри — в той полудреме-полубреду он тоже воспринимался не слишком реальным. А может, он мне снился — слишком уж заботливым и ласковым был в этих видениях вечно насмешливый капитан. Обнимал меня, помогая сесть, поил — бог знает, как он умудрялся донести до меня воду, не расплескав ее. Твердил, что видали шторма и хуже, и что все обязательно будет хорошо, и снова укладывал меня, укрывая одеялом, точно маленькую — и тогда я смежала веки, твердо уверенная, что все в самом деле будет хорошо, и засыпала уже надолго. Пока окончательно не провалилась то ли в сон, то ли в дурнотное беспамятство.
________________
[1] Игра-прародительница футбола и регби
Моих губ коснулось что-то холодное, я вздрогнула и очнулась. Мокрая ткань. Застонав, я потянулась к ней: наконец вода! Ткань исчезла, перед глазами появилось встревоженное лицо Генри.
— Пить, — просипела я.
Во рту словно песка насыпали.
Приподняв меня за плечи, Генри прислонил к стенке, подал стакан с водой. Я едва удержала его в дрожащих руках, вода выплеснулась на платье, зубы застучали о стекло.
— Можно еще?
Плеснула вода.
— Пей мелкими глотками. Иначе тебя стошнит.
Мне хотелось опустошить стакан в два приема, но пришлось сдерживать себя. Мир понемногу начал обретать очертания.
— Сколько это продолжалось?
— Неделю.
Неделю! Неудивительно, что у меня так кружится голова и жуткая слабость.
— Говоришь, бывали передряги и хуже? — хмыкнула я, когда, наконец смогла говорить.
— Конечно. Мы отделались только сломанной грот-мачтой и…
— Что???
— … пробитым в паре мест фальшбортом и выбитыми стеклами в каютах.
Я перевела взгляд на окно — под ним на полу разлилась лужа. Сглотнула. представив, что было бы, поленись я закрыть ставни перед тем, как окончательно свалиться от качки.
— Ну и течи в паре мест.
— Кажется, я очень хочу срочно оказаться на твердой земле, — простонала я.
Генри рассмеялся.
— У нас остались две целых мачты, течи заделаны, и не пришлось сбрасывать за борт ни товар, ни пушки. В этот раз океан был суров, но не жесток.
— Поверю на слово.
— Уж поверь. Насчет берега… Определимся, куда нас занесло, тогда и скажу, когда примерно мы доберемся до Дваргона.
Я медленно села. Корабль уже не качало. На палубе визжали пилы и стучали молотки.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Генри.
— Пытаюсь понять, на каком я свете.
Он улыбнулся:
— Надеюсь, ванна и завтрак помогут тебе разобраться.
— Ванна?
— Да, сейчас парни принесут, а я наполню.
— Спасибо, — я смутилась, представив, в каком я виде.
— Не стоит благодарности, — он поднялся. — Приводи себя в порядок и приходи. Еду подадут, как только ты появишься.
— Я не уверена, что сейчас разумно…
— Не ты одна пала жертвой качки, так что завтрак будет скромным: куриный суп, каша, сухари и чай. Съешь что и сколько сможешь.
Только сейчас я заметила, как Генри осунулся за это время. Заострились скулы, и камзол словно стал свободнее. Похоже, ему этот шторм тоже не дался так просто, как он хотел бы показать.
— Спасибо, — повторила я. Его забота радовала и смущала одновременно. — Я не привыкла, чтобы со мной возились.
Ванна заняла все свободное место в моей маленькой каюте. Пока Генри с помощью магии наполнял ее, я распахнула ставни. Стекол в рамах действительно не было.
— Хорошо, что сейчас тепло.
— Да, зимой в водах Наровля было бы куда хуже, — согласился Генри. — Стекла вставить сможем, только когда окажемся на Дваргоне, уж прости.
Я хотела ответить: главное, что мы живы, все остальное — мелочи, когда в окно впорхнул призрачный петух. Завис перед моим лицом, хлопая крыльями. Я протянула руку — птица уселась на мое предплечье, больно вцепившись когтями. Не успев подумать, что послание следовало бы получить без свидетелей, я коснулась рукой перьев.
— Ты мне не дочь! — рявкнул петух голосом отца и растворился в воздухе.
Странно, но то, что совсем недавно уязвило бы меня не меньше предательства Джека, вовсе не коснулось души. Словно я уже знала, что так случится, знала, и успела и пережить, и смириться. А может, просто за неделю шторма во мне вовсе не осталось эмоций.
Я посмотрела на море — еще бурное, но не темное, как перед штормом, а ярко-синее.
