— Вроде в норме. Что это было? Самопальная магическая бомба?
Растерзанный подарок валялся на полу. Лента свернулась кольцами, извиваясь как змея. Кэл наступил на нее, и она затихла.
— Похоже на то, — мрачно буркнул он.
— Подарок был заворожен, чтобы отыскать именно тебя, — добавил папа.
Он выглядел таким злым и расстроенным, что я не стала его шпынять за слово «заворожен».
— Счастье еще, что они не сумели раздобыть побольше демонического стекла, — раздался голос Лары.
Я удивленно оглянулась. На ней было платье в стиле восемнадцатого века, с пышной юбкой и квадратным вырезом. Волосы скрывал высокий пудреный парик.
— Судя по всему, этот кусок — самый большой, — продолжала она, подтолкнув ногой осколок, вынутый из моего плеча.
У нее за спиной виднелся Родерик. Его черные крылья медленными взмахами разгоняли воздух.
Лара обернулась к нему.
— Обыщите поместье! Если Кросс все еще здесь, мы его найдем.
У меня мозги еле ворочались. Я переспросила чуть слышно:
— Кросс?
Мне ответила миссис Каснофф.
— Очевидно, все это — происки «Ока». Кто еще способен на такое?
— А поскольку в «Оке» всего один волшебник… — Голос Лары был почти неотличим от голоса миссис Каснофф. — Скорее всего, Арчер Кросс вновь совершил попытку тебя убить.
Следующие девять дней тянулись точно ириска.
Миссис Каснофф вернулась в «Гекату». На мой взгляд, оно и к лучшему. Ее присутствие в Торне ощущалось как столкновение разных миров.
Я почти не выходила из комнаты — залечивала раны. Смотрела в потолок и думала в основном об Арчере. Я видела его лицо сразу после взрыва. Он был напуган. Потрясен даже, и совсем не в духе «ой, убийство-то сорвалось». Взрыв для него стал полной неожиданностью, а значит, не он подбросил подарок с сюрпризом. Следовательно, кто-то другой пытается меня убить — от этой мысли хотелось забиться в постель и больше никогда не покидать безопасный кокон. Все-таки я решила встретиться с Арчером. Было у меня чувство, что все происходящее каким-то образом взаимосвязано. Ник и Дейзи, покушение на мою жизнь, внезапная бурная деятельность «Ока»… Чем скорее я докопаюсь до правды, тем лучше.
Одно хорошо: с тех пор как из меня чуть не сделали шашлык, Дженна снова начала со мной разговаривать. Наутро после дня рождения она пришла меня проведать и нерешительно остановилась в дверях.
— Ты как себя чувствуешь?
От попытки пожать плечами верхнюю половину туловища прошило болью. Я поморщилась.
— Да так, знаешь. Как будто меня порезали адским стеклышком. Но мне уже лучше.
Дженна приблизилась на пару шагов. Лицо у нее было очень серьезное.
— Тебя могли убить!
— Ну, так не убили же.
Еще два шага — и Дженна присела на краешек кровати.
— Соф… — начала она.
Я ее перебила.
— Слушай, Дженна, давай уже перейдем к той части, где мы с тобой взаимно просим прощения и бросаемся друг другу на шею?
От удивления она засмеялась, и я вдруг заметила у нее в глазах слезы.
— Ага, давай, — сказала она, шмыгая носом, и осторожно меня обняла.
Мы немного посидели обнявшись, а потом я спросила:
— В школу все равно не вернешься?
Дженна хлюпнула носом и помотала головой.
— Не могу!
Когда она отодвинулась, все лицо было залито слезами, и даже розовая прядка словно выцвела.
— Софи, я должна это сделать.
Я молча кивнула; комок в горле мешал говорить.
— Это же не значит, что мы больше никогда не увидимся! — Дженна сжала мою руку. — Ты можешь даже в гости приехать в гнездо на Рождество.
— Гнездо? — удивилась я.
Дженна смущенно дернула плечом.
— Так называется группа вампиров, живущих вместе.
Я старалась придумать ироничный комментарий, — что-нибудь насчет коммун и хиппи, — но мне было слишком грустно, чтобы ехидничать.
От мыслей о возращении в «Гекату» и переживаний по поводу предстоящей встречи с Арчером у меня уже крыша ехала, тут не до занятий магией. Только накануне папиного отъезда я почувствовала в себе силы поработать с гримуаром. Никто, кажется, так и не заметил, что книга пропала, и когда я пошла взглянуть на зачарованный том, который папа оставил для виду в витрине, сразу поняла, почему так. Даже я не смогла бы отличить книгу от настоящей, а чары отвода глаз ощущались совсем слабо — если не знать, не заметишь.
Изучением гримуара мы занимались в той же комнате с зеркалами, где я отрабатывала контроль над магией. От волшебной силы, бьющей из страниц, сердце начинало частить и болела голова, но я все равно уселась на полу рядом с папой перед раскрытой книгой и внимательно слушала его объяснения. Он правду сказал: на этих страницах были записаны невероятно темные чары. Были там смертельные заклинания и ритуалы, позволяющие приковать к себе душу другого человека, сделав его своим рабом. Папа методично, ровным голосом разбирал каждое заклинание, даже самое отвратительное. Только об одном ничего не сказал, и это было странно. Значки заполняли всего половину страницы и с виду казались совсем простыми, но когда папа их увидел, у него дыхание перехватило.
— Что такое? — спросила я, ерзая на холодном мраморном полу. — Вряд ли оно хуже того, насчет младенцев.
— Не в том дело, — сказал папа, поправляя очки. — Просто я не знал, что такое заклинание действительно существует.
— А что оно делает?
Папа, помолчав, придвинул ко мне книгу.
— Дотронься!
Я с опаской сделала, как он велел. Сама не знаю, что мне подсказало прижать ладонь к странице, так что она закрыла почти все знаки. И сразу в груди у меня глухо стукнуло, словно кто-то легонько ткнул в солнечное сплетение.
— Ох! — Я отдернула руку. — Ты мне объяснишь, что я сейчас сделала?
Папа потянул к себе гримуар:
— Нет. Надеюсь, тебе это знать не понадобится.
На этом, судя по всему, разговор был окончен.
Папа закрыл книгу и встал.
— Пора положить ее на место. Понимаю теперь, почему Совет держал ее под замком. — Он смотрел на книгу с омерзением. — Будь моя воля, мы бы ее уничтожили.
— Так уничтожь!
Мы такого поначитались в этой книге, что я была бы рада-радешенька увидеть, как она сгорит дотла. Дрожь пробирала от одной мысли, что такие знания могут попасть в неподходящие руки.
Папа покачал головой.
— Алексей Каснофф хотел, чтобы она хранилась в неприкосновенности, в назидание потомкам.
— Ну да, конечно.
Вставая, я поморщилась, и папа тут же меня подхватил.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как ни странно, неплохо. А как твоя рука?
