Бесполезно. Я как безголовая курица, которая носится по двору и уже никогда ничего не поймет.
Мне нужна помощь. Мне нужны другие люди, люди, которые могли их видеть.
К туману примешивается древесный дым. Именно так пах каждый костер, который мы разводили, когда все вместе ночевали под открытым небом. В голове проносятся воспоминания о еде, о друзьях, о том, как мы с Сарой сидели рядышком у огня и смотрели на пламя, пока не начинали слипаться глаза. Где огонь, там люди. Идя на запах, я выхожу на большую городскую площадь. Здесь же стоит церковь.
Церковь наполовину разрушена, но фронтон уцелел. Вот большой дверной проем и массивная каменная стена, испещренная отверстиями на месте окон. Перед церковью — целое море палаток, лагерь беженцев. Тут и там горят костры, люди бродят вокруг или сидят. Я внимательно озираюсь. В чем были Сара и Мия? Как мне вычислить их в толпе?
Осторожно пробираюсь через лагерь. Земля под ногами влажная и грязная. Эти люди сидят в грязи. Вонища стоит жуткая. Не могу представить, что Сара остановилась здесь. Если только ей было совсем плохо. Впрочем, может быть, так оно и было…
Подхожу к женщине, сидящей на корточках возле огня и греющей воду. Серые от грязи руки, спутанные и жесткие волосы.
— Извините, — говорю. — Вы не видели женщину и маленькую девочку?
Она смотрит на меня и прищуривается, словно пытается понять, знакомы ли мы. Затем качает головой.
Иду дальше, всматриваясь в лица, время от времени останавливаясь и расспрашивая о Саре. Люди внимательно наблюдают за мной. В приглушенном гуле разговоров я отчетливо слышу свое имя. Они узнали меня. Я так долго проклинал свою типа известность, но сейчас, похоже, она может мне пригодиться. У меня есть аудитория, и если мне удастся привлечь ее внимание, то…
Встаю посреди толпы и делаю глубокий вдох.
— Я — Адам, — кричу.
— Привет, Адам! — отвечают несколько голосов. Затем звучат аплодисменты.
Это застает меня врасплох. Такого я не ожидал. Я не знаю, что делать, как реагировать, и просто стою и слушаю, ожидая, пока шум стихнет.
— Мне нужна ваша помощь, — продолжаю. — Я ищу двоих человек. Женщину, чуть ниже меня ростом. Беременную, — вытягиваю руки перед собой, изображая живот, — на сносях. И маленькую девочку. Ей два годика, у нее вьющиеся светлые волосы, как у ангелочка. Они здесь? Вы их видели? Кто-нибудь их видел?
Многие качают головами, но тут раздается женский голос:
— Да, я их видела. Они побыли тут с минуту, а потом ушли.
Я резко оборачиваюсь, чтобы увидеть, кто говорит, но в этот момент открывается дверь центрального сводчатого входа в церковь, и из нее выходит мужчина. В каждой руке он несет по ведру, над ведрами поднимается парок. Площадь как будто наполняется львиным рыком, люди вскакивают и опрометью несутся к церкви. Мужчина ставит ведра в паре метров от двери, и к нему выстраивается очередь. Он начинает половником разливать что-то горячее по тарелкам и мискам, которые подставляют люди.
— Подождите! Подождите минуту. Кто ее видел? Кто это сказал?
Без толку. Все сломя голову понеслись навстречу вожделенной кормежке. Поток подхватывает меня и тащит к церкви. Чел с ведрами, похоже, тутошний, не исключено, что он что-то знает, но я не могу подобраться к нему. Пытаясь протиснуться, я наступаю на что-то мягкое. Смотрю вниз. Одеяло. В сине-белую полоску. Синие полоски от воды совсем потемнели, а белые стали серыми от грязи.
Это одеяло Мии.
Она была здесь.
Сейчас я стою в углу площади. От нее отходит одна дорога. Значит, по ней они либо пришли к церкви, либо отошли от нее. Бегу туда. Никто не возмущается тем, что я протискиваюсь в эту сторону, и вскоре я миную толпу и выхожу на боковую улочку.
Там никого нет. Длинная и прямая мощеная улица, с одной стороны стоит аббатство, с другой — длинная высокая стена. Конец улицы тонет в тумане, и мне не видно, что находится дальше.
Перехожу на бег.
Краем глаза замечаю, что со стены по правую руку свисает ветка дерева, похожая на кисть с узловатыми и раздутыми пальцами. Деревья. Деревья в центре города.
В стене видны старые железные ворота. На бегу бросаю взгляд внутрь. От ворот идет дорожка, по обеим сторонам усаженная деревьями и кустарниками. Пробежав еще метров двадцать — тридцать, я замираю.
Место за воротами. По-моему, я уже видел его. Если я прав, там должны быть камни. Надгробные камни.
Я больше не одна. Сюда кто-то идет. Слышу треск гравия, чувствую, как дрожит земля. Я так устала, что даже глаза открыть не могу. Нет сил поднять голову и посмотреть, кто это.
— Что ты с ней сделала, дрянь?
Савл. Он вернулся. Заставляю себя открыть глаза. Его тяжелые черные башмаки рядом с моим лицом. Медленно поворачиваюсь и поднимаю голову. Он держит ребенка на вытянутых руках.
— Ты ведьма. Ты заколдовала ее. Она бесполезна для меня, и ты это знаешь. Знала с самого начала.
Не понимаю, о чем он.
— Дайте ее мне. Пожалуйста, Савл. Дайте мне моего ребенка.
Он наклоняется, и я думаю, что сейчас он отдаст ее мне, но он разжимает руки, и она падает, как тряпичная кукла.
— Нет!
Я забываю о боли; откуда-то приходят силы, я выставляю руки и подхватываю ее. Она едва не выскальзывает из моих влажных окровавленных пальцев, но, к счастью, мне удается поймать ее и в изнеможении прижать к себе. Она голенькая и вся холодная.
— У вас есть что-нибудь, во что ее можно завернуть? Можно взять вашу куртку?
— Хрена с два, — сплевывает он. — Я и так по уши в твоей сучьей крови. Тебе этого мало?
— Она замерзает. Ее надо согреть.
— Так отдай ей свое пальто!
Аккуратно кладу ребенка на землю рядом с собой и снимаю пальто. Укутываю ее, тщательно укрывая ручки и ножки. Из пальто торчит только верхняя часть личика. Глазки закрыты, она больше не плачет. Как она может спать, когда вокруг стоит такой шум и ее кидают, как мячик?
— Привет, — шепчу.
Я хочу, чтобы она открыла глаза. Я хочу, чтобы мы посмотрели друг на друга. Она такая холодная, такая неподвижная, глаза крепко зажмурены. Неужели слишком поздно? Неужели ее первый день станет последним?
— Она умирает, Савл? Она умерла?
Поднимаю голову и вижу в его глазах чистый яд.
— Не знаю и знать не хочу. Мне от нее никакого проку, — говорит он. — Скажи спасибо сама себе.
— Я ничего не делала. Не понимаю, о чем вы…
Он приседает рядом с нами:
— Посмотри на своего ребенка, Сара. Посмотри на свою драгоценную дочурку. Мне от нее никакого проку, потому что у нее нет глаз.
Меня бросает в жар.
