Отец мигнул музыкантам, и те начали играть «Вальс влюблённых», меня снова закружил Максим, но я не спускала взгляда с короля и Офелии, танцующих в центре зала. Они не замечали никого вокруг, смотрели друг другу в глаза и казались отражением моей собственной нежности. Словно рисунок в дамском роскошном журнале. Как красив папа, как прелестна Офелия. Я от всего сердца желала им счастья.
Но Бал — это возможность чужакам испортить всё хорошее. Я огляделась: стражников было много, в бальных недорогих камзолах между гостями скользили дознаватели Храбриани. Сам мэтр сидел в кресле у стены с бокалом в руках. Он кивнул мне: веселись, всё хорошо. Но я ещё раз осмотрела зал: в нём легко поместились несколько сотен гостей, особенно эффектно выглядели дамы в белом, ведь всё здесь было алым. Алый паркет, стены на несколько тонов бледнее, круг на котором стоял массивный трон из тёмно-красного дерева. И только окна были укутаны белоснежными полупрозрачными занавесями, как невесты, спрятанные под венчальными вуалями. Потолок был тоже алым с золотыми узорами.
Музыканты устроились на двух больших балконах в простенках между окнами. Это были обыкновенные люди, но играли они чудесно.
Я выдохнула, надеюсь, ничего сегодня не случится.
И ради этого я вместе со стражей и дознавателями просматривала весь вечер нарядную толпу. И так старалась, что от напряжения к концу бала заболела спина, но я продумывала, как мы вскроем склеп, страшась представить, что мы там найдём. И не уловила миг, когда боль прошла. Гости прощались. Король искал взглядом меня, но я будто не заметила этого, ускользая подальше от всех вместе с Максимом.
— Скажи, хоть куда мы идём? — Максим накинул на мои голые плечи свой синий плащ.
Сейчас, когда мы ушли далеко от дворца, я поняла, что погорячилась.
Шёлковые туфельки сразу промокли от снега, а теперь ещё и заледенели, ноги замёрзли так, что я не чувствовала пальцев.
Но упрямство — это самое важное сейчас. На нём можно продержаться хотя бы до того момента, когда я открою мраморный гроб королевы.
— Здесь недалеко, ещё несколько сотен шагов, — я крепко сжала тёплую ладонь Максима.
— Женская логика одинакова во всех мирах, — улыбнулся он, — я спрашивал, куда мы идём, а ты ответила, что идти осталось недолго.
Максим покосился на неверный магический огонёк, который освещал снег на несколько шагов вперёд, делая всё вокруг нереально синим и странным.
Я кивнула, мне было так страшно, что живое ворчание Максима немного успокоило меня.
Парк наконец расступился перед нами, так казалось каждый раз, когда мы с отцом приходили навестить королеву, на самом деле здесь плохо росли деревья.
И мраморный склеп с семиугольной крышей возник в двух шагах от нас, всплывая из магического тумана, словно корабль, потерпевший крушение, вдруг поднялся из-за бури со дна моря. И тут мои нервы не выдержали, и огонёк погас от бессилия.
Максим торопливо вытянул прямоугольник с магией своего мира и зажёг точно такой же мертвенный смутный огонёк.
— Это кладбище? — спросил Максим, оглядев скульптуры с печальными лицами и барельефы с костями и гробами.
— Это наш фамильный склеп. Посвети мне и веди себя тише, — ответила я, собираясь с духом, чтобы снять печати с тяжёлой мраморной двери.
Сначала мои заклинания осыпались в чёрную, покрытую инеем траву у порога, снега здесь почти не было. Но потом они послушно выстроились, как нужно, и дверь медленно и тяжело подалась под моими руками.
— Заходи, — бросила я Максиму, — только тише.
Внутри пахло плесенью, землёй, цветами и чем-то приторно сладким.
Постаменты, на которых были мраморные гробы, синели под светом дрожащего, будто оробевшего в царстве смерти, огонька Максима.
Я на память считала ряды. Вот и третий по правую руку! Седьмой гроб.
Мы с королём приносили сюда цветы. И сейчас на мраморной крышке, с вырезанным барельефом, изображающим королеву с закрытыми глазами, лежал слегка привядший букет белых роз.
Я внимательно осмотрела мраморный приют королевы. Магия запечатала его накрепко. Но то, что заколдовал один маг, всегда сможет открыть другой. Я считывала чары и снимала их со всей осторожностью, на какую была сейчас способна.
С одиннадцатью я справилась легко. Осталось всего две сложные печати.
Когда я справилась с ними, мраморную крышку можно было сдвинуть, и вот тут мои ноги подкосились, руки задрожали, а зубы застучали.
— М-м-максим-м-м, поб-б-больше с-с-света, — взмолилась я, произнося слова с трудом.
Язык тоже не слушался.
Крышку я сдвинула без труда.
Запах был ужасен. Вид мёртвой королевы не уступал ему. На желтоватом черепе кое-как держалась заплесневевшая диадема, косточками пальцев королева прижимала к груди детский гробик. Как я не упала, не знаю. Но сосчитав до пяти, я попыталась вытащить из её рук находку. Королева вцепилась в своё единственное сокровище поистине мёртвой хваткой.
И тут под расписанным ветвями Ясеня потолком вспыхнул яркий магический свет.
— Какого Ясеня вы тут делаете?! — Финист смотрел на меня исподлобья. — Я пошёл за вами, потому что ночные прогулки в нынешней обстановке могут плохо закончиться, и глазам своим не поверил, когда вы вошли в склеп.
— Ах, это ты! — я дёрнула детский гробик изо всех сил.
Несколько мелких косточек сломалось.
«Помоги, Ясень!» — мысленно вскрикнула я и, зажмурившись, открыла гроб.
На его дне была только пыль, паутина и дохлые пауки.
Я — родная дочь короля!
Теперь, когда ужас был позади, я осторожно вернула маме её ложную драгоценность. Поправила спутанные косы королевы, расправила складки на полусгнившем платье. Как недолговечна красота.
— Вечна только любовь, — прошептал мне Максим. — Твоя — к ней, её — к тебе. И… моя.
— Так, может, уже объяснишь, зачем ты вскрыла гробницу своей матери? — спросил грустно Финист.
— Я тебе потом расскажу, Финист, спасибо за свет, у меня сил не было после всего, — зачастила виновато я, говорить о своих ужасных подозрениях и обо всём, что я передумала и пережила в эти бесконечные дни отчаяния, мне не хотелось.
Мы вернулись во дворец втроём, и меня тут же схватил за плечи король.
— Папочка, я так… — ткнулась я носом ему в грудь, не договаривая слово «счастлива», — скучала по тебе.
— И я, — просто сказал он, отпуская кивком низко поклонившихся Финиста и Максима.
Неужели, кошмар позади!
Я уснула в кресле в объятиях отца. Кажется, он отнёс меня потом в мою спальню. Мне снилась мама, склоняющаяся ко мне. Может быть, когда-нибудь, мы увидимся с ней под Ясенем в другом тёплом и счастливом мире?
Я проснулась в прекрасном настроении.
Сегодня будет прослушивание женихов! Этого нельзя пропустить! Отчаянно торопясь, я выбрала изящное розовое платье и побежала к отцу.
— В приёмной мэтр Карвианн, — забирая документы с пометками короля, сказал канцлер, низко поклонившийся мне.
— Сейчас буду, — вздохнул устало король.
— Я с тобой, пап! — подпрыгнула я от любопытства и предвкушения.
— Идём, — улыбнулся он.
В приёмной кто-то шумел.
Не сговариваясь, мы задержались и заглянули в приоткрытую дверь.
— «Турнир…» — это хорошо! Но у старика Карвианна не было ни одной проваленной премьеры. Спектакль за четыре дня — это замечательно! Но, когда нас забросают тухлыми улитками, я не стану выходить к почтеннейшей публике, потому что за четыре дня можно подобрать костюмы и утвердить актёров на главные роли, а не поставить пьесу, пусть и в одно действие! — кругленький беловолосый человечек, с уютными розовыми ладошками и узкими зелёными глазками катался, словно гигантский клубок ниток, по приёмной короля, размахивая руками и горячо беседуя сам с собой.
— Мэтр Карвианн, вам по плечу такая мелочь, — по-дружески начал король, первым выходя в приёмную.
Я медленно шла за ним, разглядывая огорчённую мордашку мэтра, больше всего он был похож на белого кота, то ли из-за узких зелёных глаз, то ли из-за пушистых белых, совершенно кошачьих, усов.
