…но очень быстро улыбка сходит с моего лица, потому что я вижу невиданную доселе наглость.
Один… дядя с большими ушами, взобравшийся под самую макушку дерева, которое я уже нарекла яблоней, самым наглым образом портит мне весь бизнес!
— Прекратить расточительство! Прекратить! — ору я, выронив верёвку от тачанки и бросившись вперёд.
Скотина такая! Стоит он на дереве и ветки трясёт! А яблоки-то, яблоки прямо под ноги толпе падают и пропадают! Топчут ведь больше, чем едят!!!
У-у-у, гадины!
— Ну куда ты смотрел, Дэйвар?! — от бессилия вновь срываюсь на дракона.
Мужчина с усталым взглядом наблюдает за происходящим и даже не предпринимает попыток хоть как-то помешать царящему беспределу. Я хочу отчитать его и за это, но взгляд опускается ниже, и я вижу свою перепуганную дочь, которая широко распахнутыми глазами с ужасом наблюдает за этим действом. Вжавшись в бедро Дэя, она выглядит такой напуганной и потерянной, что у меня мигом все обиды вылетают из головы.
…ну-у, почти все.
— Ешьте, ломайте, давите, жрите дальше, как животные. — огибая беснующихся, громко рассуждаю я. — Завтра опять на проты и подкорок перейдёте! Ни зёрнышка не дам, ни малюсенькой ягодки!
Добравшись до дочери, я заключаю её в объятия и, не сказав больше ни слова, беру на руки и несу в дом.
Зрелище на самом деле не для слабонервных. Не стоило Дэю вообще её там держать.
— Солнышко моё, ты только ничего не бойся. Дяди покушают и уйдут. — пытаюсь успокоить дочь, сама до конца в это не веря.
Опускаю ножки на кровать и разжимаю объятия.
— Посидим пока здесь?
Лизка кивает и грустно косится на приоткрытую дверь.
— Если дядя Дэй захочет, он к нам придёт. — пытаюсь предугадать течение её мыслей.
Сажусь на краешек и хлопаю рядом с собой.
— А давай я ещё выращу тех фруктов и ягод, мамочка? Может, тогда они перестанут так кричать и ругаться друг на друга?
Поднимаю ошарашенный взгляд на всё ещё стоящую на кровати дочь и растерянно пожимаю плечами:
— Золотая моя, мама ведь тоже только недавно волшебницей стала. Я тоже многого не знаю и не умею. А я вон уже какая взрослая. У меня даже ты есть. Понимаешь, — пытаюсь подобрать щадящие слова, а в голове уже пляшут картинки похлеще, чем показывают в фильмах ужасов. — Магия может быть опасна. Ты можешь не справиться. Наши… соседи могут захотеть, чтоб ты выращивала и выращивала деревья только для них… Ты можешь устать или заболеть. Я не знаю, в какой момент это может произойти и может ли такое быть вообще, но я ведь очень-очень тебя люблю. Куда я без тебя, Лиз? Здесь ни твоего любимого сиропа от кашля нет, ни леденцов… Ничего. Если с тобой что-то случится…
Слишком расчувствовавшись, я замолкаю. Отвожу взгляд и поджимаю губы. Голос совсем уже надламывается. Самое время замолчать, чтоб совсем в истерику не удариться.
Такая уже каша в голове, что никаким половником не перемешаешь.
— А как же учиться, если ничего не делать? — с недоверием поглядывая на меня, Лизок садится рядом и подозрительно заглядывает в моё лицо. — Ты вот как училась?
Ох, что же всё так сложно?
— По чуть-чуть, солнышко. — сглотнув, я стараюсь тщательнее подбирать слова, чтоб не пообещать лишнего и не обнадёжить зазря дочку. — И ты будешь учиться. Но тоже по чуть-чуть. Не так, как сегодня. Я такого больше не вынесу. Знала бы ты, как я испугалась! Ты ведь тоже напугалась, родная моя. А что это за волшебство такое, от которого всем вокруг страшно? Вон, дом чуть не рухнул… — описав в воздухе полукруг, я невнятно обрисовала масштаб трагедии. — А другого, Лиз, у нас может не быть… Уйдём ночью подальше. Где нет домиков и мы никому не помешаем. Вот тогда и будем учиться.
— И ты разрешишь мне ночью не спать? — слышу восхищение в голосе своей козюльки и понемногу успокаиваюсь.
— Разрешу, конечно. Это же для учёбы.
Не успеваю порадоваться за найденное решение проблемы, как дверь приоткрывается, а в дом входит хмурый Дэйвар.
— Не успокоились? — с надеждой интересуюсь я, пытаясь поймать его лихорадочно мечущийся взгляд.
— Тебе нужно выйти, Ольга. Я побуду с Лизой.
Я напрягаюсь. Нехорошее предчувствие возвращается, а вместе с ним и тревога за нас с дочерью.
— Почему мне? Почему не нам? — шумно сглотнув, я приподнимаюсь с места, впившись взглядом в напряжённое мужское лицо. — Там небезопасно?
— Твоей дочери не нужно это видеть. Выйди. Там Клинвар.
Да боже мой, я быстрее себя предположениями доведу до нервного срыва, чем меня там прихлопнут!
— Лиз, побудь с дядей. Я скоро вернусь.
Нервно переступив с ноги на ногу, я приближаюсь к дракону, пытаясь уловить в нём хоть какой намёк на то, что меня ждёт снаружи, но он, улыбнувшись и передёрнув плечами, равнодушно проходит мимо меня к кровати.
Что за тайны такие?! Лизка ведь его всё равно не понимает. Почему не сказать мне прямо?!
Витающая в воздухе опасность не покидает меня ни на миг. Я приоткрываю дверь, выглядываю на улицу и первое, что подмечаю…
Тишина!
— Выходи уже. — слышу голос Клина и буквально выпрыгиваю из дома, быстро захлопнув за собой дверь, что отозвалась жалобным треском и скрипом. — Любуйся. Твоя неотравленная картошка. На не отравленном масле в действии. Гиральф. Энлии… Пока что это весь список.
Глава 39
Я не верю своим глазам. Отказываюсь!
Смотрю ошарашенным взглядом на лежащие на земле тела, что были едва прикрыты огромными отрезками ткани, — из похожей я сообразила нам Лизкой сарафаны, — и не могу выдавить из себя ни слова.
Гиральф и Энлии… Они, казалось, просто спят. Казалось, сейчас обязательно кто-то выскочит и сообщит весёлым голосом о розыгрыше. Да даже выскакивать не надо — с это задачей может справиться Клинвар.
— Ты… их убил, что ли? — я сама не узнаю своего голоса. До того он слаб и тих.
Не решаюсь приближаться к телам
— Ополоумела? — дракона аж передёргивает. — Они отравлены! Подойди, взгляни же, на их телах нет ни ран, ни признаков магического истощения. Их отравили, Оля!
Грубый тон меня отрезвляет.
Я вожу глазами по притихшей, скучковавшейся неподалёку нашего дома толпе и выхватываю застывшего каменным истуканом Минка.
— Ты несёшь бред! Натравливаешь на меня людей, Клинвар! — вернувшись к изучению своего собеседника, я хмурюсь. — Я жива, моя дочь тоже, ты жив и Дэйвар. Остальные, кто ел жареную картошку, как видишь, тоже! Энлии… — невольно голос надламывается. — Она вообще её не ела! Её не было вчера с нами за столом!
— Она могла есть её у Гира. Ведь именно у него мы их и нашли! Мёртвыми! — рявкает, аж уши закладывает.
А что Энлии могла делать у Гиральфа-то?
Ерунда какая-то. Эльфийка первой подняла волну, что Густэр отравитель и предатель. Она выдвинула версию об отравленном масле и прочей провизии. Да не стала бы она есть жареную картошку, приготовленную на масле, привезённом старостой.
Нет уж, делать из меня убийцу я не позволю:
— Моя картошка здесь ни при чём! Лучше подумай о том, что среди нас есть убийца! Минк жив! Все живы! Что-то в твоей версии не стыкуется, Клинвар. Я не знаю… кто их убил, но ты должен его найти и наказать!
Дурное предчувствие снова подкрадывается ко мне на мягких лапах. Я совсем не думаю, что в случившейся трагедии есть хоть толика моей вины, но отчего-то начинаю считать, что меня кто-то подставляет.
Очень "вовремя" всё происходит. Энлии говорит о прошлом Владыке и предателе-Густэре. Клинвар поддерживает её бредни. Поочерёдно они разгоняют версию об отравленном масле, а утром находятся два мертвеца. Две жертвы моей стряпни.
Это заговор! Кто-то хочет меня подставить и выставить виноватой в том, чего я никак не могла сделать!
Немногим раньше, чем я успеваю заподозрить в убийствах Клинвара и обвинить именно его, край тёмной ткани приходит в движение, а мой крик сотрясает округу.
