Дом пуст, машины отца нет, атмосфера вокруг странная.
После недавнего разговора остался осадок и будто до сих пор звучит эхо слов отца о том, что Соня — его разочарование.
Она жадными глотками пьёт воду, немного проливая на футболку.
И прислушивается: какой-то всё же странный гул…
Она передёргивает плечиком, обходит дом, но не может найти источник звука.
Быть на первом этаже жутковато после нападения тварей, ещё и дверь приоткрыта…
Отец ни за что бы не оставил всё вот так, без записки, без инструкции, что ей делать.
Везде пахнет чистотой, нет ни следа от кровавых луж, но белые стены давят, становится неуютно.
Соня замыкается и вздрагивает от внезапного крика, а затем и смеха.
Она отходит от двери и бежит к лестнице.
Добирается до телефона, звонит отцу, но тот не отвечает, от Мака тоже по прежнему нет вестей.
Стиснув зубы, она достаёт пистолет и спускается вниз.
Но дом пуст, и никаких звуков больше не слышно.
Показалось? Нервы? Или она ещё не отошла от «варенья из грибов»?
Ей стоит всего на мгновение расслабиться, как тревожит лай и скрежет когтей снаружи.
Собака?
Соня открывает дверь и, виляющий чёрным хвостом и повизгивающий, на неё набрасывается Щенок.
— Мальчик, ты что тут делаешь? Твой хозяин с…
Нос чешется, и она чихает.
— С тобой?
***
Мак спал на скамейке, пока его не разбудили.
Он так и не смог никому объяснить, что с ним произошло и понимал, какое создаёт впечатление. Поэтому привлекать к себе внимание он и не особо старался.
Единственное, что у него получилось, это выпросить у полного, лысеющего работника заправки сделать один звонок.
Мак не помнил ни одного контакта, кроме номера Сони. И то, набирая его, два раза с ужасом обнаружил, что ошибся.
На третий, под пристальным и недовольным взглядом неприятного ему мужчины, который поминутно почёсывал свою щетину, смог добиться желаемого.
Точнее, в трубке раздались гудки, и Мак очень надеялся, что он не ошибся и ответит именно Соня.
«Да, — отвечает она тихо, — кто это?»
— Это я! — кричит Мак, совсем разволновавшись. — Я здесь! Соня, я зде… — он замолкает и садится на лавочку под пристальным взглядом хозяина телефона. — Я не знаю, где я… — признаётся Мак тихо. — Что-то странное происходит. Сонь, только не бросай трубку, я не могу больше никому позвонить. И телефон сейчас отберут.
«Ладно, — отвечает она после секундной заминки, — что мне сделать?».
— Не знаю… Понимаешь, я очнулся в машине. Вышел отл… В туалет. Возвращаюсь, а я здесь один! Где-то на границе с Мексикой, насколько я понял. Ну, или уже там…
«Ты сможешь найти что-то опознавательное, чтобы дать мне координаты? Или… Я могу, наверное, могу пойти к твоим родителям и рассказать, если ты не помнишь их номер…»
— Не можешь, — стонет Мак, и жестом показывает мужчине, чей язык и национальность даже не может распознать, что скоро закончит говорить. — Они ведь уехали. И бросили меня здесь! И это было вчера. Понимаешь? Они уже не вернутся за мной. Сонь… Тут заправка. Странный тип, — понижает тон: — на извращенца похож. Вдали какая-то вышка. И знаки у дороги, не знаю, что они значат. Сейчас сфоткаю и пришлю. Сфоткать?
«Сомневаюсь… Попробуй… Слушай, не отходи от этого типа, или найди другого… Пристань к чувакам с заправки, там же работает кто-то? Держи со мной связь, я что-нибудь придумаю. Или… Убегай с телефоном, там есть куда? Хотя это, скорее всего, плохая идея. Тебя кто-нибудь должен подбросить до места, где будет полицейский участок…»
— Ой, это плохая идея, не хочу, я без документов, и видок у меня… — и снова понижает голос: — Здесь он один работает.
«Работает кто-то, кто не говорит на английском?» — по голосу слышно, будто она морщит носик.
— Да! Сонь… Соня, слушай, — частит Мак, — если со мной что-то случиться… Прости, что именно так говорю это! Но если со мной что-то произойдёт, знай — ты мне очень нравишься. И прости, что так по дурацки выходит всё.
«Это мило. Но что с тобой может случится? Тебе просто нужно понять, где ты находишься, подождать помощи или найти деньги на обратную дорогу… Ты можешь держаться рядом с этим мужиком? Я позвоню тебе, попробую… Попробую как-нибудь отследить где ты по фото или звонку… Ой…», — на фоне слышится какой-то шум и собачий лай.
— Да, хорошо, спасибо. Ты там в порядке?
«Это видимо, не так важно, но я одна дома, периодически кто-то кричит, и ещё у меня твоя собака… Стой, ты сказал… Как тебя бросили там вчера, если вчера ты был у моего дома… Или… Наверное, просто сон, не бери в голову…»
— Какой сон? Я был, да, но не уверен, что это было вчера. В голове всё перемешалось после той жуткой ночи… с волком.
Мужик надвигается и тянется к телефону. Мак уворачивается, из-за чего его хватают за плечо и хорошенько встряхивают, будто он совсем ничего не весит.
— Ай!
Мужик говорит ему что-то и пытается вырвать из рук телефон.
— Соня, всё, не могу говорить! Будь в порядке!
«Но…»
Звонок сбрасывается, Соня вжимается в кресло и несколько мгновений обдумывает разговор, затем идёт к ноутбуку.
Она зависает, думая, не позвонить ли в полицию, но для начала решает всё-таки попробовать пробить геоданные по номеру телефона.
Она не спец в этом, хотя из-за Мака и пришлось недавно взломать компьютер отца, чтобы вырезать те моменты, когда парень попадал в поле зрения камер на улице и растянуть тайминги, чтобы заполнить дыры. Ещё опыт со сталкингом Тома её кое-чему научил, но всё же…
Номер телефона точно не иностранный, местонахождение по нему не пробивается теми способами, которые Соня знает…
Но если он не дошел далеко от поста, и если не ошибся в том, куда его везли, найти его будет не сложно…
Она пробует перезвонить, может быть, ответит тот мужчина и получится поговорить с ним.
Если он знает испанский или эсперанто.
Но звонок сбрасывают.
— Чёрт.
***
Тем временем Мак отбивается от мужчины, который тащит его за собой, что-то тихо ворча.
— Я ведь ничего не сделал! — цепляется за него Мак, чтобы не упасть.
Локоть саднит от железной хватки незнакомца.
— Пусти, придурок! — Мак пытается ударить его, но получает в ответ такую оплеуху, что звенит в ушах и кругом идёт голова.
Его заталкивают в туалет и вдруг прижимают к раковине, нависая сверху.
Мака посещает жуткая догадка, и он начинает яростно вырываться, но мужик хватает его за волосы и внезапно по слогам, коряво произносит:
— Ты звонить, заплатить теперь. Надо ещё звонить?
— Пусти меня, псих, пошёл ты на… — ему не дают договорить, стянув волосы в кулак так, что несколько прядей наверняка вырываются с корнем.
Мак вскрикивает, но когда слышит, что мужчина расстёгивает свой ремень, резко замолкает.
Уходит несколько мучительных секунд, перед тем, как Мак возвращает самообладание и прежде чем ему закрывают рот толстой, покрасневшей от ветра ладонью, с отчаяньем заверяет:
— Я заразен! Я болею! Ты пожалеешь, меня нельзя трогать. Болезнь, понимаешь? — он начинает кашлять, иллюстрируя этим свои слова, и чудом высвобождает одну руку.
Мак зубами цепляется за рукав футболки и стягивает его до локтя, открывая синяки.
— Вот!
Мужчина медлит.
— Пусти! — вырывается Мак, и от него отступают.
Мужчина плюёт ему под ноги, с силой толкает Мака, сбивая его с ног и, ругаясь, уходит, оставляя его одного.
***
Всё то, что обычно употребляется Скиртом, выветривается из него быстро в силу привычки, хотя сам он полагает, что по его венам вместо крови течёт огонь, так что…
— Я был, как бы это сказать? Необычным ребёнком, — делится он с феей, что мерно покачивается на носке ботинка, пачкая его зеленоватой пыльцой. — Не таким, каким получился Люци. Но, как и он, я не должен был рождаться.
«Все истории так и начинаются…», — фея ухмыляется, Скирт замечает ряд острых зубов и улыбается ей.
