Она прижимается к нему теснее и тянет пальчики ниже, горячо выдыхая в его шею.
И по коже Джека пробегают мурашки.
— Мм… Мне не по себе наслаждаться твоим обществом, когда у меня на шее…
— Ты просто нытик. Смотри, не разонравься мне.
— А то что? — разворачивается он к ней, приподнимая брови. — Да и вообще, в каком смысле? Если я стану отбивать у тебя аппетит, то это только плюс.
— Если ты не будешь мне нравится, то я как раз и буду смотреть на тебя, как еду, дурашка.
— Оу, лестно, — улыбается Джек, и подмигивает ей, — но не пугающе!
Она тихо, просяще стонет и приникает к его губам.
Джек целует её глубоко и страстно, прижимает к себе так, словно успел соскучиться, и выдыхает одно короткое, но многозначительное:
— В ванне тесно.
В это мгновение открывается входная двери и заходит Хед с сигаретой в зубах, всё ещё мрачный и взъерошенный.
— Развлекаетесь? — бросает он Джеку.
Тот вздыхает и разбрызгивает воду, делая небрежный, раздражённый жест рукой.
— Правда ты слегка не вовремя, Хед.
Лидия кладёт ноги поверх бортика ванной, расслабляясь в руках Джека и зарываясь пальчиками в его волосы.
— Трахать тварей прописано в твоём охотничьем договоре, а?
Хед садится на гроб, потому что больше некуда.
— Ты ведь пришёл к ней, — замечает Джек, — говори, что хотел и иди.
Хедрик зевает, и наблюдает за парочкой ещё какое-то время, дымя рядом. Затем хмыкает, забирает стоящие в углу ящике и ухмыляется:
— Как понимаю, не предлагать угощать тебя пивом?
— Не мешай.
Хед ведёт плечом и уходит. Загружает ящики в машину, осматривает местность и достаёт телефон. Надо бы позвонить Кейт, от них в последнее время совсем нет вестей. Но ни мать, ни отец, ни Мак не отвечают на звонки.
— С чем он должен не мешать? — спрашивает Лидия, когда Хед уходит.
— Ну… с тем, отчего я уже вряд ли смогу удержаться.
Джек всё-таки подхватывает её на руки и вылазит из ванной.
Она смеётся и указывает ему на багровый ковёр.
— А потом пересмотрим Гарри Поттера?
— Ага… Без кровати будет жёстко, — на лице его отражается досада. — А какую часть? — опускает он Лидию на ковёр, и нависает сверху с хищной улыбкой.
Лидия хмурится:
— Туда же куда и в прошлый раз, дурень!
Он смотрит на неё с искренним недоумением, решает не переспрашивать и осторожно, будто на пробу, чтобы проверить её реакцию, целует Лидию в шею. А затем проводит по ней тонкую линию языком, щекоча кожу своим дыханием.
Она смеётся и проводит коготочками по его спине:
— Кажется, я влюбляюсь, это хорошо…
— Нет, — выдыхает ей в висок и целует, — это плохо. Не надо.
Лидия зарывается пальцами в волосы.
— Ковёр очень мягкий, правда? Не стесняйся…
— Да…
Он целует её, руки будто сами собой гладят её грудь, нежно, едва касаясь, но опаляя жаром. Джек обнимает её, прижимая к себе, и оставляет на шее и ключицах уже иные поцелуи, расцветающие красными и такими же пылающими цветами.
— До утра, значит? — шепчет он, на мгновение прерываясь.
— Если сможешь, — она усмехается, но в следующее мгновение усмешку стирает стон.
А он сможет. Ударить в грязь лицом теперь не хотелось. Но, признаться, сам Джек так не рассуждал в процессе, мыслей не было вообще.
Они освободились к утру. Но несмотря на расслабленность, растекающуюся по телу, спать не хотелось.
— Что ты там предлагала? — вспоминает он, всё ещё тяжело дыша.
Лидия сама себе представляется теперь распластанным желе. Она жмётся к Джеку, обнимает его за шею и льнёт к ней без намёка на то, чтобы укусить.
— Можно просто полежать…
Она тянется за розовым пледом и накрывает его.
— Полежать, — хмыкает он. — Будто я смогу расслабиться. С твоей меткой я, будто смертельно больной.
Лидия приподнимается, упирает в его грудь ладошки, нависая сверху и морщит носик.
— Ну какой же ты невнимательный, дурашка.
Она целует его в лоб, как покойника.
— Я давно уже всё убрала.
И тут же приподнимает брови:
— Теперь ты уйдешь?
Джек замирает, хмурясь, и вдруг улыбается ей.
— Нет. Теперь, — выделяет он, — нет, — и расслабляется. — Ложись со мной…
— Я буду звать тебя моей Тыковкой, хорошо?
Она всё же, преодолевая лень, дотягивается до ноутбука и ставит первую часть Гарри Поттера на фон.
— Мы будем вместе теперь.
Лидия прижимается к нему.
Джек невесомо поглаживает её по плечу и, будто удивляясь самому себе, шепчет Лидии в волосы:
— Будем.
***
А на пляже загорают Мак с Элизаром, обмазанные кремом и в солнцезащитных очках. Кейт подносит им коктейли со льдом. И одаривает пасынка внимательным взглядом.
#22. Умница
В розовой пижаме и тапочках-кроликах, Соня с трудом открывает железную дверь в подвал и спускается по лестнице, подсвечивая себе фонариком и держа наготове заряженный пистолет.
Отец учил её стрелять, а ещё рассказывал про тварей, что лишь притворяются людьми.
Щенок, потявкивая, спускается за ней, и это раздражает, заставляет чувствовать себя ещё более уязвимо.
Потому что она одна в Белом Замке, где за гранью тишины всё ещё раздаются звуки выстрелов, потому что в любой момент могут сильнее заслезиться глаза, потому что она может быть слишком занята чиханием и не заметит того, кто издавал все эти чертовы звуки из-под пола, потому что собачий лай и вой напоминает о той ночи, когда у её окон стоял бледный и перепуганный Мак, который теперь неизвестно где…
Руки дрожат, холод режет кожу тонкими лезвиями.
— Заткнись, заткнись, заткнись…
Ей не приходилось бывать здесь, вообще, это полностью территория её отца, точно так же, как её комната — только её.
Но эти правила больше не входу, Соня не знает, что делать дальше, не может больше терпеть приглушённые крики и ждать, что кто-то вырвется из подвала и загонит её в угол.
А бежать некуда.
Какая ирония, она пыталась позвонить Тому, в мыслях всё ещё бились его слова, о том, что она может на него положиться. Парни же всегда говорят что-то подобное, верно?
Но и он не берет трубку, в тот момент, когда она действительно готова пойти на контакт едва ли не впервые за всё время.
Бред.
Соня вскрикивает, наткнувшись фонариком на окровавленные трупы. Прикрывает рот ладонью и вжимается в стену.
Было проще, когда она не видела их лиц, разве они должны оставаться людьми? Разве не должны были превратиться в ужасных монстров, каких описывал её отец?
Дёргается угол губ, Соня переступает через трупы и вскрикивает снова, когда фонарь высвечивает ещё одно лицо.
Бледное, с мёртвыми синими глазами, за железными штырями. Оттуда исходит бурчание. Соня передёргивается и направляет фонарик ещё раз. Лицо человека кажется знакомым и… живым. Она ошиблась, у него тёмные, блестящие глаза и взгляд устремлён прямо на неё. Бледная кожа, светлые, рыжеватые всклоченные волосы. Он кого-то ей напоминает.
Соня выдыхает, оглядывает подвал в поисках выключателя и находит его.
Зажигается свет, она обнаруживает, что Щенок обнюхивает трупы, столы по бокам заполнены чем-то, напоминающим орудия пыток, среди которых стоят пробирки и бутылки с чем-то странного цвета, книги, похожие на дневники в кожаных переплётах, знаки на стенах…
Соня пытается унять тошноту и настораживается, когда замечает мельтешение крыльев позади человека в клетке. Спустя несколько секунд она понимает, что на его плече махаон.
И это напоминает ей о…
— Я где-то видела вас.
У Скирта шумит в ушах, но он больше не прижат силами тьмы, почти не ощущает давление, а черноту разгоняет свет от златовласой девушки.
— Ты была с новым сыном Эла, ты можешь сказать ему, что я здесь?
Соня отходит, бросает взгляд на стол и замечает связку ключей.
Она чихает и хмурится.
— Вы были с нами на дороге. Вы… знаете семью Мака? Тот странный друг, наркоман, о котором он мне говорил?
