заберёт Тулайдонош? — спросил я каким-то не своим голосом.
— Кровь, Горан, — ответил Живко. — С Радошем история закончена. Нет больше ни Благики, ни его самого. Но в венах Стаси течёт ещё и кровь отца, которая связывает её с Олегом. А Тулайдонош, судя по всему, тоже выбирает свою жертву по крови.
Неожиданно он оказался очень близко и посмотрел мне в глаза. По спине пробежал холодок.
Показалось, что рядом не мой любимый дед, а кто-то иной, чужой и далёкий.
— Почему ты так спрашиваешь, будто ничего не знаешь, Горан? — тихо поинтересовался он. — И делаешь вид, будто позабыл, что сам согласился на сделку с Музычаром, продав ему Олега.
* * *
Стася сидела рядом молча, глядя в окно на дорогу. Она без проблем дала усадить себя в машину, явно не особо тоскуя по белым стенам в местном госпитале. При моём появлении на её губах появилась слабая улыбка, но потом исчезла, словно её стёрли жестокой рукой.
Её туристы давно уехали домой, найдя замену руководителю, дав возможность Стасе спокойно лечиться и выздоравливать.
Я приехал за ней, как только врач дал добро. Хотел увезти раньше, но весьма сложно забрать пострадавшего медиума, не попавшись на глаза кому-то из родни. А моя двоюродная тётка по материнской линии, сильный целитель и отличный доктор, следила за Стасей так зорко, что не оставалось ничего, кроме как ждать. Просто ждать.
Олега, как оказалось, забрали. Мне толком не объяснили, но я заподозрил произвол Живко. Именно он первым встретил Олега здесь, именно он наплёл мне такое, что мы едва не разругались в хлам. Это ж надо было такое придумать. Продал!
— А дом возле моря? — неожиданно подала голос Стася, вырывая меня из задумчивости.
— Да, из окна видно, — спешно ответил я, внимательно посмотрев на неё.
Уголки губ слабо дрогнули в улыбке, едва заметный кивок.
И… ничего.
Я готов был выть раненым зверем, только бы понять, что с ней делать. Чтобы исчез лёд из зелёных глаз, чтобы не было этой отстранённости, чтобы…
Притормозив у дома, я осторожно взял Стасю за руку. Ту самую, покалеченную. Коснулся губами тыльной стороны ладони, услышал еле различимый выдох. Её пальцы оказались ледяными.
Я медленно поднял взгляд и посмотрел на Стасю. Девочка моя… Настолько потерянная, не знающая, что делать. И в то же время отчаянно желающая забыть обо всём, что было раньше.
Подходящих слов не находилось, хотя надо было что-то сказать. Я молча сгрёб её в охапку, стиснув в объятиях. Прижал так, что почувствовал, как колотится сердце. Стася сразу замерла пойманной птицей, словно позабыла, как двигаться, но потом нерешительно прижалась ко мне.
— Я знаю, что тебе нужно время, — шепнул ей на ухо, продолжая прижимать к себе и ласково касаясь волос. — И я… виноват перед тобой. Очень. Пойму, если ты решишь, что недостоин быть рядом, только, пожалуйста, не гони сейчас. Разреши быть тут…
— Горан… — вдруг тихо сказала она.
Я тут же умолк, не смея сказать что-то ещё.
— Что?
— Ты меня не бросишь?
Я едва не выпустил Стасю из рук, настолько этот вопрос ввёл меня в ступор. Или мне просто послышалось? Нет, этого просто не может быть! Я её уговариваю дать мне шанс, а она… она решила, что её бросят? Господи, да что такое в этой светловолосой голове?
— Стася, ты с ума сошла? — хрипло прошептал я, цепляя пальцами её подбородок и поднимая лицо.
В зелёных глазах затаился страх. Страх, что она останется одна. С ума сойти.
Я кинулся зацеловывать её, гладить, вжимая в себя так, что не сделать и вдоха.
— Ты что, да как тебе такое в голову могло прийти! — шептал я между поцелуями. — Больше даже не смей думать о таком, слышишь? Никогда я тебя не оставлю, никогда!
Сначала она только подставлялась под мои ласки, а потом вдруг начала отвечать с такой страстью и отчаянием, что мне снова стало не по себе. Хотелось укрыть ото всех на свете: медиумов, охотников, чудовищ, чёртова Музычара — и спрятать как можно надёжнее, не давая никому приблизиться. Моя. Только моя. И исцелять девочку от дикой боли и страха только моя задача.
— Горан… — Стася попыталась отстраниться. — Подожди…
Я не хотел её выпускать, но Стася была права. Прямо здесь, в машине, не стоит ничего делать. Хотя бы потому, что она не готова. Это видно, несмотря на пламя страсти и то, как она сейчас таяла в моих объятиях. И доверие, с которым позволила делать всё, что я посчитаю нужным.
— Пошли, — мягко сказал я, коснувшись губами её виска. — Всё будет хорошо. Обязательно. И даже не думай, что я от тебя когда-нибудь откажусь. Поняла?
Стася посмотрела на меня, закусила губу, явно раздумывая над моими словами. Конечно, за один раз человека не убедишь. Но, господи, сделай так, чтобы подобные глупости больше не лезли ей в голову!
— Да… постараюсь, — тихо сказала она и тем самым неосторожно нарвалась на ещё один мой поцелуй.
Мы вышли из машины. Рука Стаси находилась в моей. Не хотелось выпускать, так бы и держал, не знаю сколько.
В глазах Стаси появилось что-то необъяснимое… даже не представляю, как описать. Будто солнечные лучи заставили вспыхнуть изумрудные огоньки. Девочка будто позабыла обо всех горестях и ужасах, увидев нечто новое и прекрасное.
— Идём, Горан, — сказала она. — Я хочу посмотреть, каков твой дом изнутри.
Наш дом, Стася, только наш.
После того как она осмотрела всё и потискала урчащего Луку, отправилась в душ. А я метнулся на кухню, пытаясь на скорую руку приготовить обед. Потому что ей потребуется много сил, а в больнице, пусть она и неплоха, никто разносолами не кормил.
Лука путался под ногами, всем видом показывая, что кот всё равно важнее всякой истинной пары.
— Брысь, — беззлобно шикнул я. — Тебе тоже достанется. Сейчас у нас задача накормить нового члена семьи.
— Как ты сказал? — раздался голос Стаси, и я чуть не выронил кошачью миску.
Потом посмотрел на неё, растерянную и такую родную.
— Так и сказал, Стася: нового члена семьи. Согласна ли ты выйти за меня замуж?
* * *
— Дечко, прекрати носиться, — недовольно сказала Дубравка, бесцеремонно спихнув Луку, рассевшегося на кресле.
Конечно, ей легко говорить! А то, что сегодня наконец-то наступил день ритуала, так это мало кого интересует! Понимаю, Дубравка много чего повидала на своём веку, вон сидит себе спокойненько, красит губы сливовой помадой и ни о чём не беспокоится. Но вот я…
Я, конечно, прекрасно понимал, что Стасе откровенно плевать,