Парень целится мне в грудь из пистолета. Стью, как сумасшедший, прыгает передо мной и принимает пулю как раз в тот момент, когда взрыв звенит у меня в ушах. Я смотрю, как он падает, вижу, как жизнь ускользает из его глаз.
Черт. Стью только что умер за меня.
Повсюду воцаряется хаос, когда металлическая дверь гаража распахивается и внутрь врывается стая гигантских волков.
Выстрелы. Летят пули. Сквозь ужасный звон в ушах я слышу вой раненых волков и крики людей, на которых нападают щелкающие челюстями звери.
Хотя серебряных волков много, с моим не спутаешь. Огромный. Величественный. Свирепый. Он замечает меня и на минуту отвлекается. Один из придурков целится и стреляет.
— Нет! — кричу я и ныряю перед ним. Боль пронзает меня насквозь. Раскаленное добела пламя жара. Я пытаюсь продолжать бежать к Джексону, но мое тело сжимается в комок. Удовлетворенность растекается по телу. В кои-то веки я не стояла и не смотрела, как умирает тот, кого я любила. Стью спас меня. И теперь я спасла Джексона.
И да, я люблю Джексона. Я знаю это с абсолютной ясностью. Он — моя безопасность. Мой дом. Он — мое прошлое и мое будущее. Мое настоящее.
Джексон грациозно перепрыгивает через меня, и булькающий звук наполняет мои уши. Я не смотрю, потому что знаю, что он только что перегрыз горло стрелку.
Теперь он здесь, рядом со мной. Он стоит надо мной, защищая меня своим собственным телом. Лижет мне лицо, скулит.
Ужасное покалывание проходит по всему моему телу. Вспышки жара поражают, как молния. Зрение сужается до туннеля, затем обостряется. Звуки становятся громче, запахи сильнее. Мое зрачки становится черными, в то же время мои клетки, кажется, разделяются на части. Я — ничто и всё одновременно.
Святая загробная жизнь, Бэтмен. Я только что умерла.
Это кажется несправедливым. Я только что нашла Джексона. Позволила себе признаться в любви к нему. Верила, что мы можем быть вместе.
Мое сознание проясняется, и вместе с этим вся боль возвращается с двойной интенсивностью. Я пытаюсь застонать, но единственный звук, который вырывается из моего рта, — это низкое рычание.
Рычание?
Джексон мерцает и перевоплощается, его человеческое лицо маячит перед моим. Он смаргивает слезы, но не выглядит печальным. Его лицо полно удивления.
— Вот и все, котенок. Ты изменилась. Ты показала мне себя пантерой.
Пантерой?
Я смотрю вниз на гигантские черные лапы. Святое перевоплощение, Кэтгерл.
Джексон гладит меня по морде. Приглаживает мех.
— С тобой все будет хорошо, детка. Оборотни могут исцеляться от пулевых ранений. — Ему удается слабо улыбнуться. — Скажи спасибо, что ты перевоплотилась. Ты сделала это, детка.
Прекрасный рокочущий звук вырывается из моей груди. Мурлыкающий. Это увеличивает остроту пулевого ранения, но я инстинктивно знаю, что это хорошо. Это исцеляет меня.
Джексон продолжает гладить мое лицо и уши, глядя на меня сверху вниз с яростным вниманием.
Поблизости звучат сирены.
Волк лает, резко и громко. Звучит как приказ.
Джексон подхватывает меня на руки и выбегает на улицу. Я смотрю через его плечо на безжизненное тело Стью. На человека, который в конце концов склонил чашу весов правосудия. Стал героем после смерти, а не преступником. Что-то в его поступке исправляло эту хреновую ситуацию. Похоже на искупление вины за смерть моего отца. Как будто вселенная была у меня в долгу. Нет, как будто вселенная показывает мне доказательство того, что все еще хорошо. Что я могу доверять кому-то еще, а не только семье.
Черт, повсюду люди — оборотни, которые пришли, чтобы помочь мне. Оборотни, которые даже не знают меня.
Сэм у «Рэндж Ровера» натягивает джинсы, когда мы добираемся до туда. Он распахивает дверь на заднее сиденье для своего брата по стае, и Джексон забирается внутрь, все еще держа меня. Сэм запрыгивает на водительское сиденье и заводит машину, отъезжает, не включая фар. Вой сирен становится громче.
Я кладу тяжелую голову на колени Джексона и закрываю глаза, боль слишком сильна. Он продолжает гладить мой мех и тихо бормотать, и я верю — нет, знаю, без тени сомнения, — что, наконец-то, хоть раз в моей жизни, все будет хорошо.
~.~
Джексон
Первые лучи света поднимаются над горами, когда Сэм въезжает в гараж.
По моему приказу он остановился, чтобы забрать Жаклин. Я знал, как волновалась ее бабушка, и наоборот. Хочу, чтобы Кайли получила всю необходимую поддержку, особенно учитывая, что это ее первое перевоплощение. Хотя оно было необходимо для ее выживания, она может не знать, как вернуться назад, когда придет время.
Я несу ее внутрь. Сэм пытается помочь Жаклин, но старая кошка настаивает на том, чтобы идти самостоятельно, тяжело опираясь на Сэма. Мы размещаем их обеих в гостевой спальне наверху. Жаклин изменяется и сворачивается калачиком рядом с Кайли, передавая свои мурлыкающие вибрации для исцеления внучки.
Я сижу рядом с кроватью, сердце гулко колотится, пальцы скользят по гладкому черному меху Кайли.
Она чертовски великолепна. Огромная черная пантера с золотыми глазами. Поистине внушает благоговейный трепет. Впервые в моей жизни что-то имеет смысл. Конечно, мой волк выбрал эту невероятную женщину. Она олицетворяет все, на что я когда-либо мог надеяться в паре: сильная, блестящая, красивая. К тому же оборотень.
Неминуемо наступает утро, мой телефон разрывается от звонков. Я выхожу из комнаты, чтобы не беспокоить Кайли, затем отдаю распоряжения по телефону Луису, Саре из отдела по связям с общественностью и финансовому директору «Секьюер». Деньги были возвращены — все до единого цента. Я говорю Луису, чтобы он взял на себя сообщение в СМИ, потому что без малейшего сомнения знаю, кто несет за это ответственность. Моя звездная сотрудница, Кайли Макдэниел.
Когда возвращаюсь в комнату, дыхание Кайли становится ровным и расслабленным, ее раны уже закрылись.
— Похоже, все деньги вернулись на счета. Ты сделала это, не так ли, красавица? — бормочу я, поглаживая ее по щеке. Она толкается в мою руку.
— Ты можешь измениться обратно, котенок? Вернуть Кайли?
Глаза большой кошки расширяются. Как я и боялся, она не знает как.
— Когда Сэм попытался затеряться на склоне калифорнийской горы, я схватил его за горло и потребовал, чтобы он трансформировался. Животное может взять верх, если ты слишком долго обходишься без человеческой формы. Ты забываешь, кто ты есть.
Жаклин перевоплощается и одевается. Она что-то шепчет Кайли по-французски. Я улавливаю слова, которые понимаю. «Найди» и «успокойся», и «запомни». Не знаю, отличается ли это у кошек, поэтому рад, что Жаклин готова помочь.
Кайли беспокойно двигается. Ее глаза открываются и закрываются, лапы сгибаются, показывая огромные острые когти. Она переворачивается и встает на кровати. Перекатывается обратно на бок.
Жаклин снова говорит — постоянный поток наставлений.
Кайли царапает когтями кровать, разрывая простыни и одеяла.
— Вернись ко мне, котенок. Я хочу поцеловать тебя, — бормочу я.
Она обращает на меня золотистые глаза, и наши взгляды встречаются. Кажется, мы оба не дышим. Наконец, воздух вокруг нее мерцает.
— Вот и все, детка, — подбадриваю я, но мерцание исчезает. — Осторожнее. Пробуй снова. Мне нужно поцеловать твой прелестный ротик.
Воздух снова мерцает, и появляется Кайли, бледная, но еще более красивая, чем раньше.
— Детка. — Я бросаюсь, чтобы завернуть ее в одеяло и притянуть к себе на руки.
— Где поцелуй, который ты обещал? — хрипит она.
— Принеси воды, — рявкаю я Сэму, который стоит, прислонившись к дверному проему. Он тут же исчезает.
— Ну? — требует она.
Я не сдерживаюсь. Завладеваю ее ртом со всей свирепостью, таящейся внутри меня. Потребность обладать, требовать, отмечать, спариваться с ней хлынула из меня потоком. Необходимость наказать ее за то, что она получила пулю, предназначавшуюся мне. Показать ей мою любовь, мою привязанность, мое обещание быть рядом с ней в следующий раз. Чтобы не подвести ее так, как я сделал в этот раз. Я раздвигаю ее губы языком. Наклоняюсь к ней, требуя большего, беря всё. Впитываю ее в себя. Я пожираю ее.
