но, нет, он не сдался. Потому что его! А Вьюго?! Даже обидно стало. Да, он делал для меня всё и даже больше того, но при этом и слушать не хотел о нас.
Взяв толстую ветку, закинула её в огонь. Да, гори оно всё!
– Лестра, – услышав позади себя тихий, даже слегка расстроенный голос северянина, виду не подала. – Красивая моя, не злись на меня.
– Не нужна, так сразу и скажи, – скорее на эмоциях выпалила я.
– Нужна, – обняв меня со спины, он притянул к себе и сжал так, что дыхание спёрло, – очень нужна. Я не смогу без тебя. Ни дня не протяну. Всё это время я жил воспоминаниями. Но их так мало, и ни одно из них не несло хоть капельку света. Но твой образ, твой аромат и взгляд чистых голубых глаз удерживал на поверхности моё сознание, не давая погрузиться в бездну сумасшествия. Только это меня и спасает.
– Расскажи.
– Я не могу, – он шумно выдохнул, – не проси.
И снова молчание. Я ощущала его поцелуи на своих волосах. Он тёрся щекой о мой затылок, и, казалось, желал впитать в себя запах моего тела.
– А я зайца нашёл, – тихо выдохнул мужчина, – медведь всё-таки до него не добрался.
– Откуда он, вообще? Животные нежитью не становятся? – пробурчала я.
– Не становятся. Но я уже ничему не удивляюсь. Скорее всего, это от фанатиков животинка сбежала. Их рук дело. Да и туман с ними. Давай, приготовим ужин.
– Ты уже видел, какой с меня повар.
– А я расскажу, что делать, а ты поможешь.
Я нехотя кивнула. У меня руки опускались. Плакать хотелось от обиды на всё и вся. Но виду я не подала. Молча, взяла нож и принялась делать, что сказали. И действительно под его чутким руководством сумела приготовить довольно-таки аппетитные кусочки мяса. Ужиная, я улыбалась. Как давно я не ела зайчатину. Ещё со времён, когда всем нас обеспечивал отец, а затем и Томмали.
– Мясо улучшило твоё настроение? – как бы невзначай поинтересовался Вьюго.
– Скорее напомнило кое о чём. Знаешь, никогда не любила зайчатину: в отличие от сладкого кролика, она немного горчит.
– Её нужно уметь готовить.
– Ты умеешь? – я бросила на него короткий взгляд.
– Само собой, тушенное в чугунке да в печи очень мягкое мясо выходит.
– Жаль, что я никогда не попробую, – объев мясо с косточки, закинула её в костёр. – Ты ведь не желаешь ничего слышать о нашем будущем.
– Лестра, я прошу тебя.
Я кивнула и отвернулась.
– Я никогда не любила готовить. Хозяйка с меня так себе, – честно призналась я.
– В деревне росла и готовить не научилась?
– У меня две сестры. Мне было на кого работу перевешать.
Он глухо засмеялся и покачал головой. А мне в кои-то веки стало действительно стыдно. Ну, ничего: вернусь, научусь и такое мясо жарить буду. Всё обзавидуются. Или я не я. Только вот для кого мне стараться?!
Стиснув челюсть, повернулась к мужчине спиной, чтобы он не видел проступивших на глаза слёз.
Вечер прошёл незаметно, но больше в разговоры мы не вступали, каждый думал о своём. На душе у меня было неспокойно. Раздражали эти тайны и недомолвки. Зачем, вообще, говорить мне, как ему жаль и он раскаивается, если я не знаю в чём?!
Обгладывая очередную косточку, я поглядывала на мужчину. Он готовил место ко сну. Подальше от воды и кустарника, под раскидистым деревом в корнях. После встречи с медведем мне и засыпать-то страшно было. Мало ли кто ещё на огонёк придёт.
Завалившись на плащ, поджала под себя босые ноги. Танец огня успокаивал, и сама не заметя, я уснула.
* * *
Удивления не было, когда я вновь обнаружила себя у проклятого сарая. Прямо у двери. Мгновенно поняла, что это очередной сон. Только в этот раз состояние было странным. Теперь я словно всё видела со стороны. Даже собственную тень над деревьями. Тревожно оглядываясь, понимала, что всё это время моё сознание пыталось показать мне что-то, воскрешая историю моей смерти и перерождения в памяти.
Всё это было.
Но представлялось несколько иначе. Вот в лагерь ворвались братья Бессон, среди них я увидела сестру. Томмали находилась в объятиях Вульфрика, живая и невредимая. Вот малышка Эмбер, здоровая и полная сил. Мой взгляд вернулся к сараю, возле которого я находилась. Да, бабка жрица была на месте. Она потрясала в воздухе ритуальной куклой, грозясь оборвать жизнь Томмали. Моя собственная душа, воспарившая и вселившаяся в дряхлое тело.
Оно упало.
– Лестра, – этот полный боли крик заставил вздрогнуть. Сёстры, они рвались ко мне.
– Лестра, – раздалось тихое за моей спиной, – обернувшись, я уставилась на своего палача, – моя Лестра, – одними губами повторил он.
Я онемела и, кажется, забыла, как дышать. В зелёных таких любимых глазах стояли слёзы. Он плакал. Крупные капли скатывались по его щекам, когда Сай вернул молодость дряхлому телу.
– Живи, красивая моя, – каждое его слово болью врезалось в моё сердце. – Живи за нас двоих.
Отвернувшись, Вьюго упёрся лбом в стену сарая, царапая ногтями почерневшие доски. Я видела, как сотрясаются от рыдания его могучие плечи.
– Моя Лестра, – шептал он, – моя красивая девочка.
Меня подняли и повели, а он остался один, среди лагеря полного умертвий и тел гурон.
Вынырнув из этого странного сна, схватилась за сердце. Оно бешено колотилось. Я не понимала, что происходит. Что всё это значит? Этот сон… воспоминание или нет? Правда? Но как? Ведь я не могла видеть этого всего. Не могла знать, что происходило за сараем.
Просто не могла, потому что моя душа уже была в теле жрицы.
С ветки вспорхнула большая птица.
От этого неожиданного звука я вздрогнула и подняла голову. Моргнув, на секунду усомнилась в том, что уже бодрствую. Чуть поодаль от того места, где мы спали, зависли с десяток белых теней. Тусклый отсвет луны делал их тела похожими на туманную дымку. Они безмятежно парили над кустарником и, не отрываясь, смотрели на меня.
Я узнавала их лица.
Не знала имён, но помнила смерть каждого из них. Все мы были в плену три года назад у гурон в том проклятом лагере. Всех нас убил у той страшной ямы мой… Вьюго.
Время словно замерло, я смотрела на призрачные души, не отрываясь, пытаясь понять, зачем они здесь. Что хотят от нас?
– Вы… – слова не шли. Впав в лёгкий ступор, сжала голову в ладонях.
«Прости его! Прости! Прости!»
Этот шёпот из тумана,
