Второй сырни я обмакиваю в мёд. Интересно, Ирвину как больше нравится? Спрашивать не буду, попробую угадать. Я краем глаза замечаю, что экономка уходит, и почему-то лицо у неё пылает ярким малиновым.
— Сестрёнка, пойдём, мы тут лишние. Сейчас у них сырники кончатся, и они друг за друга примутся.
— Ага…
— Бесстыжие, — вздыхает над головой Сквозя, — но птенцов хочется.
В себя мы с Ирвином приходим нескоро. Если честно, я даже всерьёз задумываюсь, не подмешала ли нам добрая тётя экономка каких-нибудь чудо-травок, уж больно сильно по мозгам приложило.
Но, может быть, это и есть любовь? Не знаю… Страсть есть, мне хорошо, Ирвин выглядит довольным и удовлетворённым, а значит, не стоит заниматься самокопанием и портить душевный ландшафт. Я целую Ирвина в нос и отстраняюсь:
— Там жрец ждёт.
— Подождёт.
Качнув головой, я поднимаюсь и выхожу в гостиную.
— А-апчихи!
Ну почему?!
Я наивно надеялась, что прибывший из столицы жрец будет отличаться от остальных, но первое, что он сделал в доме — зачем-то устроил дымовую завесу. Из курительницы клубами выходит ароматный дым, и хотя запах мне нравится, но всё равно щекочет и раздражается.
Жрец водит над дымом ладонями. Он выглядит как благообразный дедушка, несмотря на солидный возраст сохранивший крепость тела и ясность ума. Чёрный с серебряным шитьём балахон резко контрастирует с длинной бородой, заплетённой в косу. Глаза не видно за густыми разросшимися бровями.
— Добрый день, — здороваюсь я. — Простите, что заставила ждать.
Дед поворачивает голову в мою сторону:
— Помогать мой долг, дитя. Мне сказали, ты ищешь отречения?
— Да.
— Могу я узнать, кого из богов ты собралась покинуть?
Это имеет значение?
— Нексин Всеблагую.
— Вот как… Понимаю, дитя. Позволь мне взглянуть? — не дожидаясь согласия, он проводит в воздухе рукой, и на миг вокруг меня вспыхивает золотистое сияние, словно за моей спиной взошло солнце. Золото припорошено знакомым чёрным налётом, который появился, когда я стала частью Круга. Это аура, да? Выглядит потрясающе.
Жрец проводит ладонью по подбородку, опускает руку. Под пальцы попадает кончик заплетённой в косу бороды, и он принимается его теребить. Складывается впечатление, что жрецу не нравится то, что он увидел. Не любит ведьм? Нет, вряд ли, ведь Ирвин знает, кто я, не стал бы приглашать того, с кем возникнут проблемы.
— Что-то не так?
— Люди склонны винить богов по поводу и без, дитя. В старых хрониках сохранились записи о шумных праздниках в храмах Нексин. Богине дарили танцы, смех, пока четыре сотни лет назад с Юга не пришёл Серый проповедник. От имени богини он учил умеренности, уважению к ближним, гармонии. Но вопреки своим же словам о взаимной ответственности, он создал первые серые общины. Я не могу представить, что Всеблагая богиня одобряет то, что творят её последователи.
Я склоняю голову к плечу.
Послушать, конечно, интересно. Почему бы и нет? Но история есть история, к чему её вспоминать именно сейчас? Мне всё меньше нравится, в какое направление сворачивает разговор.
— Возможно. Однако богиня не остановила серых, прикрывающихся её именем. Для этого может быть тысяча сто пудовых причин, но результат один, имя богини прочно связано с серыми.
Честно говоря, я начинаю злиться, а вот жрец безмятежно улыбается.
— Дитя, вы знаете, что среди последователей Нексин есть не только серые? Остались люди, которые помнят старые традиции.
— Какое это имеет значение? — скрещиваю я руки на груди.
— Приверженцы старых традиций официально не признают серых и наоборот.
И что?
Услышав шаги, я поворачиваю голову. В гостиную входит тётя. Она же лежать должна, отдыхать! Судя по недовольно-разгневанному выражению лица целительницы, на руку которой тётя опирается при ходьбе, и упрямо-целеустремлённому выражению самой тёти, пациентка своевольничает.
Я поднимаюсь навстречу, весьма неудачно попадаю прямо в дымную завесу, продуваемую сквозняком из окна.
— А-апчихи-и! — чёрт! — А-ачих!
— Лей, твоя мама тоже чихала от благовоний. Знаешь, так звонко-звонко, — тётя кивает жрецу и с трудом садится. — Простите, что перебила.
Коснувшись серого подала, она неловко пожимает плечами, словно вдруг стесняется своего облика.
— Я только рад, что ты к нам присоединилась, дитя. Я рассказывал Лейсан, что почитатели богини разделились, и хотя в их обрядах и традициях можно найти много общего, это разные обряды. Я вижу в глубинах вашей ауры “детское” благословение. Впервые, дитя, в храм тебя отнесла твоя мама, и она благословила тебя, согласно старым традициям. Уверен, в храме праздновали твоё рождение.
Я не Лейсан.
— Это правда, Лей. Мы придерживались старых традиций, но… В тот год не стало твоих родителей, я старалась не показывать тебе, но я очень тяжело переживала уход сестры. Я ведь сколько себя помню, всегда рядом со мной была она. Потом я тяжело болела, и ко мне начала ходить жена Бирона. Она просто помогала, ничего не требуя взамен, и, прости, Лей, я сама не заметила, как увязла. Рядом с ними было не страшно, не так больно, и…
— Тётя, ты не виновата, — повторяю я. — Всё будет хорошо. Давай купим тебе новые платья, косметичку. Какая помада тебе нравится больше, красная, розовая или бежеватая? Пока есть только три оттенка, но их можно смешивать.
— Сеньоре пойдёт насыщенный розовый тон, — улыбается жрец. И, пожалуй, он прав.
— Извините, — хмыкаю я.
Жрец улыбается шире:
— Серый след на ваших аурах не делает вас частью общины и собственностью жрецов, поскольку ни одна из вас, как я вижу, не получала благословения в традиции общины.
Но…
— Подождите!
— Да, дитя?
— В храме жрец проверил мою ауру.
— Верно, — жрец кивает. — Он увидел, что вы часть серой общины. К сожалению, он не стал или не захотел вникать. Вы пригласили меня, чтобы порвать связи с серыми. Верно?
— Даю
Жрец отпускает кончик бороды, вольготно откидывается на спинку дивана:
— Я, безусловно, очищу ваши ауры от въевшегося за эти годы налёта. Но я прошу вас подумать, действительно ли вы хотите содрать данное вам родителями благословение Всеблагой, которое вас уже ни к чему не обязывает?
Глава 41
Мы с тётей переглядываемся.
Жрец, став заметно серьёзнее, продолжает пояснять:
— Благословение даёт ауре защиту. Не надо думать, что благословение убережёт от всего на свете, это не так, но смею утверждать, что всё же остаться полностью “голой” опаснее.
— Да? — перебиваю я. — Если благословение останется, значит, я буду в воле жрецов Нексин, но только теперь не серых, а тех, которые держатся за старые традиции.
Будь я настоящей Лейсан, я бы захотела оставить дар родителей, сентиментальность бы победила, но настоящая Лейсан давно ушла. Надеюсь, у неё всё благополучно… Я же выбираю независимость. Если я и приму чьё-то благословение, то это будет моё осознанное решение как с Кругом. Что касается весьма сомнительной защиты, то я подыщу в Системе аналог.
— Ты не совсем, Лей, — останавливает меня тётя. — Старые традиции говорят, что человек должен быть счастлив, и только он сам знает, что ему для счастья надо. Не пойми неправильно, я не отговариваю тебя, я прошу тщательно подумать. Тебя ведь вступление в Круг не смущает, верно?
— Нет, потому что я не вступила в Круг, я осталась топтаться на пороге, у меня сейчас два равных имени, тётя.
— Дитя, на какой срок ты готова отказаться от магии? — хмыкает жрец.
— Что, простите?
Жрец смотрит на меня с лёгкой снисходительностью, но почему-то необидно.
— А как ты хочешь, дитя? В жизни всё имеет цену. Серый налёт убрать нетрудно, он на поверхности и лишь немного въелся в верхний слой ауры, но благословение придётся вырывать с корнем. Только представь, какая колоссальная разница: прополоть клумбу, избавляясь от сорняков, и выкорчевать дерево. Повреждения ауры и энергетических каналов неизбежны.
