— А-апчихи! — в нос ударяет вонь духов. Капля парфюма даёт аромат, но неизвестный решил, что чем больше, тем лучше, и, судя по концентрату, наверное, флакон целиком грохнул.
Интересно, у посыльного сумка провоняла?
Я раскрываю письмо:
“Дорогая Иветта, дивная и прекрасная, как бабочка на цветке магнолии, пишу тебе, не в силах молчать. Хотя между нами возникло недоразумение, правда в том, что увидев тебя, я влюбился с первого взгляда. Испытывая всепоглощающее чувство, затопившее мой разум, я не нашёл, как выразить его. Иветта, я сожалею, что растраивал тебя своей неуклюжестью. Я прошу твоей руки. Я люблю тебя, я хочу заботиться о тебе всю оставшуюся жизнь. Знай, Иветта, что твой отказ меня просто убьёт!”
Что за бред?
Кто-то перечитал бульварных романов и собрал коллекцию нелепых сахарных фраз, таких, чтобы жертва залипла, как муха в сиропе? Особенно пассаж про самоубийство впечатляет.
Я опускаю взгляд на подпись.
“С нетерпением жду тебя немедленно, твой любящий жених Фирс”.
— Что?! — а я наивно подумала, что, как главная посланница красоты, обзавелась первым поклонником. Я же, можно сказать, звезда — моё лицо на обложке каталога. Вместо подтверждения моей расцветающей славы писулька от младшего Грушича.
Он никак не угомонится?!
Я сминаю письмо, конверт и зло отшвыриваю. Всё, что связано с Фирсом. вызывает во мне стойкое отвращение. Кай равнодушно наблюдает за коротким полётом бумажного снежка.
Хах, получается, Фиср узнал про косметику, раз он называет меня новым именем? Узнал, что я богата… Тоска. Теперь точно не отвяжется.
— Кай, мне срочно нужен телохранитель.
— Тебе начали угрожать, Иви? — Ирвин появляется словно из ниоткуда, поднимает брошенное письмо, но сходу не открывает, лишь принюхивается и морщится. — Я могу взглянуть?
Если я откажу, отдаст письмо? Уверена, что да.
— Смотри, — пожимаю я плечами, — но предупреждаю, от сахара сведёт зубы.
Ирвин неопределённо хмыкает, расправляет бумагу, пробегает текст любовного послания.
— Это что?! — шипит не хуже меня.
— Жажда денег, разумеется. Между прочим, я богатая невеста. Спорим, за меня будут готовы побороться самые завидные женихи столицы?
Ирвин усмехается:
— Абсолютно нет.
— С чего бы? — его ответ слегка уязвляет.
Я ожидаю, что он ответит про деньги, что женихи будут бороться за моё состояние, а не за меня.
— Не посмеют соперничать со мной.
— Какая самоуверенность, — фыркаю я. — Продолжай, мне нравится.
Но Ирвин не продолжает, он ещё раз перечитывает письмо, губы складываются в жёсткую линию:
— Иви, я знаю ответ, но спрошу. Ты принимаешь такого рода знаки внимания от Фирса?
— Нет. Его письмо ложь, а его поведение преследование.
— Это хорошо-о-о…
— Что хорошего? — хмурюсь я.
Ирвин усмехается:
— Хорошо, что у меня развязаны руки. Иви, тебе в ближайшее время нужна помощь Кая? Если нет, то я ненадолго верну себе своего помощника. Должен же я по всем правилам вызвать его на поединок.
— Разве поединок не превратится в простое избиение?
За Ирвина я не волнуюсь. Фирс против него как щенок болонки против матёрого волка. Что Ирвин на эмоциях перейдёт черту, тоже не боюсь. Ирвин умеет держать себя в руках, а непоправимо калечить или тем более убивать, правилами поединков строжайше запрещено.
— В простое не превратится, только в изощрённое, — Ирвин предвкушающе щурится, и можно не сомневаться, что Фирс в надёжных руках.
Я возвращаюсь в гостиную.
За время моего недолгого отсутствия многое поменялось. Жрец достаточно пришёл в себя, чтобы повторить очищение для тёти, и сеньора Дейвис ему разрешила. Тётушка перебралась на пол и устроилась у алтаря в гнезде декоративных подушек. Более того, жрец уже начал работу.
Я тихонько сажусь в стороне, так, чтобы тётя меня видела. Думаю, я могла бы уйти, но мне кажется важным дать ей почувствовать мою поддержку, тем более работа никуда не девается. Когда целительница уводит тётю в спальню, а жреца — лакей, меня в оборот берёт Ольза и не отпускает до вечера.
Расширение производства, каналы сбыта, работа с сотрудниками, логистика — как я по всему этому соскучилась, а теперь снова чувствую себя на своём месте, только не в фармацевтической компании, а в косметической. Да ещё и с повышением, не помощник руководителя, а главный босс.
К обсуждению как-то незаметно присоединяется Кай. Лысый бугай на удивление дельно предлагает продавать помаду не только в баночках, но и составить единые наборы. Я оторопело киваю. Кая надо переманить, потрясающе полезный человек.
Отчёты, планы…
— Синьорина, — кто-то похлопывает меня по плечу, то ли на обед зовёт, то ли на ужин. Сопит возмущённо. Я именно на сопение реагирую, не на похлопывания.
— Позже, — я хлёстко, но без усилия, шлёпаю по чужой ладони.
Мне не до еды, я с просторов Сети компилирую для своих посланниц учебник красоты и успеха, благо чары, которыми Ланли тиражирует изображения довольно простенькие в освоении, и переносить текст с экрана телефона на бумагу легче лёгкого.
— Нет, так никуда не годится.
Снова мешают…
— Прекрати колоть мне щёку, Ирвин.
— Хм, ничего, что ты на нём лежишь?
Стул улетает куда-то вниз. А, нет, эт оне стул вниз, это я вверх. Ирвин поднимает меня на руки:
— Иви, ты знаешь, сколько времени?
За окном темно, в комнате слабый свет светильника.
— Ужин скоро? — Ирвин минут пять назад на ужин звал.
— Три часа ночи, Иви.
— Да? — я опускаю голову на его плечо, обнимаю за шею.
Происходящее дальше долетает до меня смутными образами сквозь сон. Вроде бы мы поднимаемся на второй этаж. Ирвин опускает меня на мягкую кровать, и отстраняется. Я пытаюсь его удержать, но тщетно. Он касается моих лодыжек, успокаивающе проводит вверх-вниз, разувает, отбирает платье, устраивается рядом и укутывает нас обоих лёгким одеялом. В какой-то момент, прежде чем окончательно провалиться в сон, я осознаю, что лежу, закинув на Ирвина и руку, и ногу, а он обнимает меня в ответ.
Надо ли говорить, что утро начинается для меня довольно поздно.
И начинается оно с сообщения горничной:
— Синьорина Иветта, если вы хотите присутствовать на поединке сеньора и того невоспитанного негодяя, вам стоит поторопиться.
Уже поединок? Пропускать нельзя, но ведь я я вчера уснула, так и не закончив учебник. Как же мне разорваться-то? И что я делаю в комнате Ирвина? Я помню, что уснула за столом. Утащил к себе под бок? Приятно…
За завтраком, наслаждаясь сырниками личного приготовления сеньоры Флайсти, я выслушиваю новости: тётущка, жрец и сеньора Дейвис втроём вышли на прогулку по саду, Ольза с братом отбыли, оставив мне записку, что — чудо-чудное! — в поисках Ользы заезжал выскочка Ларс, и очень хорошо, что в этот момент хозяина уже не было дома, иначе стычки не избежать.
— Что там насчёт поединка? — уточняю я.
Хотя дуэли овеяны романтическим ореолом, при трезвом взгляде, я восторга не испытываю. Принц стреляющийся с золотарём — абсурд. Вызов на поединок означает, что ты воспринимаешь соперника равным. Не важно, насколько унизительно проиграет Фирс, он просто недостоин чести быть вызванным. Неужели нельзя было разобраться иначе? Жалко же шпагу марать.
Но моё мнение значения не имеет — я же сама дала Ирвину разрешение разбираться.
Горничные предлагают сочный вишнёвый наряд с бледно-розовой отделкой, цветовое решение весьма спорное, но в целом юбка-амазонка и приталенный жакет смотрятся богато и дерзко. Неожиданно, но костюм меня украшает, особенно в сочетании с макияжем.
Я всматриваюсь в своё отражение:
— Удивительно, насколько вещи и краска меняют внешность.
— Смею возразить, синьорина, это не так. Если вы ссутулитесь, напряжёте кисти рук, начнёте смотреть с испугом, то потеряете не половину привлекательности, а три четверти. Самоощущение определяет.