Я всхлипнула, вспомнив его гордо вскинутый подбородок и холодный взгляд за секунду до того, как он шагнул в огонь. В груди нестерпимо заболело. Не могу смириться, что его больше нет. Он же был лучшим из них всех и уж точно самым сильным. Пусть раздражающий, насмешливый, но в то же время спокойный и рассудительный. Помню, как злилась на него поначалу. А теперь вот, похоже, не смогу без него жить.
— Ничего, подруга, — Эрика обняла меня одной рукой, а второй ловко выудила из кармана очередной носовой платок, — подумаешь, экстрасенс. Да у тебя вся жизнь впереди. Найдём кого-нибудь получше.
На этих словах я уже ревела в голос. Эрика повздыхала и решила тему будущего пока не поднимать.
— Я не представляла, что ты способна на такие чувства, — говорила она, вытирая мои слёзы.
— А я и не способна, — всхлипывала я.
Через неделю Эрике позвонили с лейбла и в приказном тоне велели возвращаться. Контракт есть контракт. Она уговаривала ехать с ними, но я наотрез отказалась. Наверное, теперь я пленник этого дома. Здесь всё вызывает неприятные воспоминания, но покинуть его не хватит сил. Так и буду бродить из угла в угол, пока не умру. Хотя нет, и после смерти буду продолжать бродить. Мальчики приедут из Калифорнии и затолкают меня в ад по старой дружбе.
Ночи стали моим кошмаром. Могла ворочаться часами, трясясь от холода, пробирающего до костей. Даже когда в доме тепло, почему-то без Иму под боком я ужасно мёрзла под двумя толстыми одеялами. А если всё-таки забывалась на грани сна и зыбкой реальности, меня терзали такие кошмары, что я тут же подскакивала с криком в холодном поту.
После отъезда Эрики накатила тоска, хоть волком вой. Не было сил даже по дому метаться, я сидела в кресле у окна и смотрела, как крупные хлопья снега срываются с неба и опускаются на ещё не облетевший сад. Мне нравилось смотреть, как природа медленно замерзает и засыпает, — это дарило извращённое облегчение, ведь вместе с ней так же медленно засыпала и я. Мной овладела апатия. Она заставляла угасать, лишала аппетита и глушила малейший проблеск радости. Вот я и просиживала часы, бездумно глядя в пространство, размышляя лишь о том, что если Иму нет в этом мире, то и мне тут не место.
Единственное, на что хватало сил — говорить с зеркалом. Каждый день. Стараясь не смотреть на бледный до синевы призрак в отражении, в который я превратилась. Больше ничего не осталось. Лишь ждать и ждать, зная, что жду напрасно. Говорить подолгу, давясь слезами. Но ни разу зеркало не ответило, не полыхнуло светом. Становилось только горше, но прекратить значило бы сдаться окончательно.
Так пролетали дни, недели, незаметно зима окончательно водворилась в мой сад, мой дом и мою душу. Утром, с трудом выбравшись из постели и заставив себя принять горячий душ, я подошла к зеркалу в своей комнате и прижалась лбом к холодному стеклу. Закрыла глаза. Уже ни на что не надеюсь, просто действую по привычке, как машина.
— Иму, — шёпот отразился от зеркальной поверхности, замутняя комнату и моё бледное лицо. — Я до сих пор жду тебя. Ты всю мою жизнь вверх дном перевернул. Прими ответственность, чёрт возьми. Жить без тебя совсем не хочется, но я живу. Не могу умереть, зная, что после будет лишь больнее. Ты обещал, что мы ещё встретимся, так скажи, что мне сделать? Я бы пошла в твой мир искать тебя, но дурацкое зеркало не пропускает. А если ты всё-таки умер, забери к себе. Сам говорил, что между нами крепкая связь. Так и есть. Ты ушёл, и моя душа ушла с тобой, осталась пустая оболочка, так в чём смысл моего существования? Зачем нужна половинка целого?
Слёзы жгли щёки и тут же остывали, неприятно охлаждая горящую кожу. Говорят, время лечит, только это ложь. Я не желаю его забывать, чтобы облегчить себе жизнь. Буду беречь каждый прожитый с ним миг в глубинах своего разодранного в клочки сердца.
Воспоминания проносились перед глазами, как кадры на фотоплёнке. Каждый момент. Обжигающая прохлада его рук. Нежная улыбка, полная любви. Развевающиеся волосы и гордо вскинутый подбородок, а после вспышка огня и пустота. Вспоминаю каждый день, каждый час. Знаю, что медленно убиваю сама себя, но не могу остановиться. Это всё, что у меня осталось. Как же я хочу увидеть его, хотя бы мельком. О встрече уже не прошу, просто знать, что он жив, здоров и счастлив.
Осознание пришло так внезапно, что я задохнулась и вытаращила глаза. Отражение повторило за мной, и созерцание глупого выражения собственной физиономии немного привело в чувство.
Что подумал бы Иму, вернись он прямо сейчас и найдя меня в таком состоянии? Что сказал бы, узнав, что я загубила все свои писательские способности и вместо историй, которые так ему нравились, пишу лютый бред, который никто не публикует? Что я превратилась в собственную бледную тень, привязанную к дому, потерявшую те особенности, которые он любил во мне? Разве такой Иму хотел бы меня видеть? Слабой и ничтожной, рыдающей возле зеркала? Нет! Ради памяти о нём нужно немедленно взять себя в руки. Стать человеком, которым он мог бы гордиться.
И в первую очередь уехать отсюда.
Не откладывая в долгий ящик, чтобы не потерять решимость, я позвонила миссис Белл и сказала, что съезжаю. Старушка немного удивилась, но согласилась приехать в следующем месяце и подписать необходимые документы. До её приезда нужно привести дом в порядок, и я развела вокруг бурную деятельность, отвлекая себя от мыслей, что сама обрываю последнюю ниточку между собой и Иму. Наняла работников, которые заделали трещины на стенах, заменили оконные стёкла. А ещё пришлось заказать новую мебель вместо сломанной и приводить в порядок почти все комнаты.
Эти хлопоты частично вернули к жизни. Теперь я твёрдо уверена, что смогу двигаться дальше. Ради Иму и себя самой.
А вот с писательством оказалось гораздо труднее, чем ожидалось. Глядя в пустой лист, я никак не могла заставить себя собраться и написать хоть что-нибудь стоящее. Ни одного сюжета, никаких идей. Возможно, потому что изнутри я так и осталась мёртвой.
В эти моменты особенно остро чувствовалось, что Иму нет рядом. Я нуждалась в нём так отчаянно, что хотелось биться о стены. Или взять лезвие и лечь в горячую ванну. Мысли о смерти пугали меня до безумия, настолько, что я забивалась под одеяло, трясясь от страха, а потом делала себе суровые внушения, повторяя, что Иму бы не простил. Нельзя, нельзя потерять себя, расслабиться и отдаться этим мыслям. Как бы ни хотелось, легче не станет.
Я смогла немного справиться с собой, правда, до отъезда так и не написала ни строчки.
Месяц пролетел незаметно, и к концу этого срока я даже стала похожа на нормального человека. Ночи оставались холодными и наполненными кошмарами, а вот заваленные делами дни не оставляли времени на терзания.
Когда все документы были подписаны и миссис Белл уехала, добродушно сетуя на то, что придётся искать новых жильцов и попутно желая мне счастья в новой жизни, я осталась прощаться с домом. В нём останутся все мои самые счастливые и самые горькие воспоминания. Обошла комнаты, прокручивая в голове каждый проведённый здесь день. На секунду мне показалось, что в зеркале что-то мелькнуло, я бросилась к нему, но холодное стекло оставалось безжизненным. Да. Знаю, что теперь всю жизнь буду смотреть в зеркала с надеждой, которой не суждено сбыться. Рано или поздно придётся взять себя в руки.
За приоткрытой дверью послышался шорох колёс по гравию — подъехало такси. Значит, отступать поздно. Да и глупо. Я подхватила багаж: вещей набралось всего две сумки — немного одежды, ноутбук, наше с Эрикой фото. Остальное я оставила в коробках на чердаке. Не хочу брать с собой в новую жизнь ничего лишнего.
Постояла на пороге, поглаживая браслет Иму на запястье, прося поддержки, набираясь решимости. Кто знает, до чего могло дойти, если бы я не нашла в нём источник восстановления сил. Не снимаю его ни днём, ни ночью, берегу, как самое драгоценное сокровище. В нём осталась энергия Иму, я чувствую. Когда совсем хреново, мне кажется, что он нагревается, и сразу становится легче. Хотя, скорее всего, это лишь плод моей больной фантазии.
