недлинного коридорчика, толкнул ее, спустился, потом поднялся, чтобы с ворчанием помочь мне преодолеть неосвещенную лестницу, и встал перед наскоро сделанной клеткой.
Его сюда вела сама смерть: в клетке, навалившись при нашем появлении на толстые прутья, сидела совершенно мертвая женщина.
– Леди Уолшер, – потрясенно выдохнул Санхел, спустившийся следом за нами. Людей своих он оставил наверху, приказав им присмотреть за лордом и успокоить прислугу, опасливо пришедшую разузнать, что же случилось. Вой растревоженной защиты оборвался резко. В подвале наступила неестественная, звенящая, но короткая тишина. – Она…
– Проклята, – закончил за капитана Барон. – Да.
– Так, значит, мы нашли ее? Первую проклятую? – В сыром полумраке, при скудном свете одного старого светильника, я не чувствовала облегчения. – Так просто?
– Нет. Она умерла не так давно, несколько дней назад, – покачал головой Барон.
Леди захрипела, крепче прижавшись лицом к прутьям; ослепленные смертельной пеленой, ее глаза бессмысленно смотрели в пустоту между мной и капитаном.
– Лорд должен был сообщить нам о болезни своей жены, – хрипло проговорил Санхел. Он злился, он был почти в ярости. – Сразу же, как она заболела.
– Считаете, кто-то в здравом уме действительно стал бы доносить на родных из-за какой-то простуды? – проворчала я. – Вы же хотели все держать в тайне? Вот вам, пожалуйста.
– Не думаю, что это было сделано с благими намерениями, – сказал Барон. – Обрати внимание, обращение этой милой леди также замолчали.
– Им было проще посадить ее в клетку, чем признаться, что в их дом пришла беда. – Санхел потемнел лицом. – Прошу меня простить.
Он покинул нас, я слышала, как капитан быстро поднялся и с ходу начал раздавать приказы.
Отправил одного констебля в управление, сообщить о страшной находке.
Лорд попытался протестовать, но несколько фраз из уст капитана, которые мне, как воспитанной девушке, не стоило бы слышать, заставили Уолшера замолчать.
Кто-то из слуг спохватился, заголосил, подвывая не хуже защиты, пытаясь убедить капитана, что не из корысти и не по злому умыслу никто из них не стал сообщать в управление о случившемся.
Даже здесь было слышно, как фальшивы эти заверения.
– Бэйс будет в ярости, – злорадно отметила я.
– Ему бы стоило, – рассеянно отозвался Барон и совсем неожиданно спросил: – Как ты себя чувствуешь?
Я пожала плечами.
– Лучше, чем она.
Кости ломило с самого утра, слабость, не покидавшая ни на минуту, и тупая, едва заметная, но изматывающая боль в пояснице обещали к вечеру превратить меня в мешок страданий, жалоб и безобразного нытья. Но я хотя бы была жива…
Когда мы покидали особняк, капрал, оставленный дожидаться подмоги из управления, потерянно смотрел нам вслед. В его короткой жизни не случалось еще потрясений страшнее сегодняшнего. Этот день, начиная от встречи с Бароном и заканчивая обвинениями, выдвинутыми настоящему дворянину, был неправильным. То, что происходило, не должно было происходить… по крайней мере, не должно было происходить с капралом. Он верил, что это несправедливо. Вера горела в его глазах.
* * *
Следующие два дома Барон проигнорировал. Просто прошел мимо первого, не глянув даже на высокие кованые ворота. И лишь на мгновение остановился у второго, прислушиваясь к себе.
Порывы ветра приносили с реки ни с чем не сравнимый запах воды и грозный шум ее буйного течения. Быстроводная неустанно и яростно несла свои воды на восход, желая соединиться с рекой Тягучей и завершить свой сложный путь в море.
Барон медленно отвернулся от ворот. Железных, высоких и на первый взгляд неприступных, украшенных искусно выдавленным гербом рода – вставшим на дыбы конем, виртуозно балансирующим на древке стрелы.
– Что-то не так? – спросила я, заметив его сомнения.
– Сейчас я не чувствую в этом доме смерти, – сказал он, – но след ее отчетливо различим…
– Четыре дня назад мы забирали отсюда умертвие. После недолгой болезни, если верить слугам, скончалась кухарка, – сдержанно пояснил Санхел.
Следующим воротам от Барона досталось. Они со стоном прогнулись внутрь, запор с хрустом разломился, невдалеке послышался испуганный матерный вскрик.
Неудачливый садовник, как раз подравнивавший кусты вдоль дорожки, спасение свое в этих же кустах и нашел.
Исцарапанный, но живой, он с ужасом смотрел на то, как мы поднимаемся по лестнице к входной двери: решительный и раздраженный Барон впереди, вялая, но упрямая я следом, поддерживаемая предупредительным Санхелом под руку, и замыкающая шествие троица разочаровавшихся в жизни констеблей.
Этот дом встретил нас защитой не только от обычных грабителей или взломщиков, но и оберегом от самого Барона – древней рунной вязью, вырезанной на дверном косяке и щедро напитанной кровью.
Но ничто не могло остановить Высшего.
Дверной косяк треснул, а руны вспыхнули и затлели, уничтожая сами себя.
Визг растревоженных женщин, собравшихся в гостиной выпить чаю и посплетничать и оказавшихся невольными свидетельницами нашего явления, оставил Барона преступно равнодушным.
– Нам наверх, – сказал он, уверенно направившись к лестнице.
Мы, как привязанные, последовали за ним.
Кто-то из констеблей попытался извиниться перед дамами. Его не слушали.
Барон точно знал, куда идти, его вела смерть… свершившаяся, как думала я. Свершающаяся – как оказалось.
В постели, потерявшись среди подушек, лежала женщина. Осунувшаяся, бледная, больная и едва живая. Едва дышащая. Чуждая этой нежной кремовой комнате, собранной из кисеи, атласа и сандалового дерева.
– Она умирает, – тихо сказала я, глядя на изможденное лицо, запавшие глаза и растрескавшиеся губы.
Каждый ее вздох был милостью жизни, женщина уже не принадлежала этому миру, но и тот, другой, неизведанный, неизвестный и страшный, не спешил ее забирать.
Я смотрела на нее и чувствовала, как шевелятся волосы на моей голове.
Она стояла на пороге смерти.
Я стояла на пороге смерти. Но мой порог благодаря Барону был крепче.
– Умирает, – подтвердил очевидное Барон. – Полагаю, о ней вам тоже никто не доложил, капитан?
Санхел скрипнул зубами.
– Был приказ…
– Кто-то всегда выше приказов. – Барон покачал головой. – Люди.
Никто не посмел сказать и слова, когда Санхел отправил одного из оставшихся констеблей в управление.
Присутствие Барона делало людей странно тихими и покорными.
* * *
Набережная упиралась в тупик Смотрителя и насчитывала восемь особняков. Восемь особняков, осмотр которых занял у нас весь день. Владельцев трех из них мы даже не побеспокоили. Барон не видел смерти в тех домах и смысла тратить на них время. Еще в трех все разрешилось довольно просто.
Полуобморочные после встречи с Высшим, хозяева безропотно позволяли капитану вызывать людей из управления и проверять все комнаты на предмет еще каких-нибудь неучтенных умертвий, сверх тех, что были найдены сразу.
В одном особняке нас встретили… своеобразно.
Лорд Варети вынудил Барона задержаться больше чем на час. Больной исследовательским азартом, лорд не убоялся выпросить у Высшего дозволение на проведение некоторых научных тестов.
Барон не возражал – его еще никогда не изучали.
Я молча не одобряла эту бессмысленную трату времени, бессильная сидела на стуле в углу лаборатории, старательно игнорируя существование стеллажа по правую от меня руку. Стеллаж этот являлся гордостью лорда и состоял более чем из сорока экспонатов:
