Майи и сидеть над вашей кроватью, ведя беседы ни о чем. А скажу я вам, никто не умеет делать это лучше, чем представители аристократии. Вы себе представить не можете часовую трескотню на тему интенсивности вчерашнего дождя...
— Все, вспомнил! — Рыкнул Матеус, приподнимая картину. Уголок ее опасно задел край ступени и раздался глухой удар.
— Осторожнее! — Призрак мгновенно взвился над моим братцем. — Чему вас, молодежь, только учат. Растяпы косорукие...
— Еще одно слово и вообще его здесь брошу, — рявкнул в ответ взмыленный Корский.
— Не надо! — тут же смягчился толстячок. — Это все дурное влияние столетнего соседства с этими высокородными занудами. С кем поведешься... Отнесите меня на кухню, я вас умоляю!
— Да вас же завтра вернут на место, — Корский опасно поставил картину на ступень. — Что толку мне мучатся? Вернут!
— Мне и ночи хватит. Зато будет что вспоминать! — профессор Глински предвкушающе растянул губы в улыбке и тут же нахмурился. — Представьте всего на одно мгновение, молодой человек, что вас заперли в этой пошлой карикатуре на меня, — он указал на портрет. — На долгие десятилетия без малейшей возможности хоть как-нибудь добраться до сочного, жирного пирожка, слепленного с любовью полногрудой поварихой... Боги, как я соскучился за этими светлыми, пахнущими сдобой и корицей женщинами. Как я любил при жизни главную повариху академической столовой. Маки ей носил. Букеты огромные. В чувствах признавался, а она все смеялась да не подпускала меня. Но кормила. До сих пор помню аромат ее фирменного супа с фрикадельками. А когда я умер, как она рыдала на моих похоронах. Все жалела, что не дала нам шанс. Как рыдала, детки. Душу мне рвала! Так и не ушел... Остался... — Призрак профессора тяжело вздохнул и печально улыбнулся. — Живите, детки, пока есть время. Совершайте авантюры. Любите! И всегда... Всегда давайте себе шанс на счастье. Жизнь одна, а после нее — лишь существование.
На лестничной площадке повисло тяжелое молчание. Слова этого полного лысоватого духа отчего-то затронули сердце. И еще жальче его стало.
— А помер-то от чего? — вот в голосе Корского сочувствия я не услышала.
Какой жуткий сухарь! И в кого он только?
— Подавился, — профессор Глински развел прозрачными руками. — Бывает... Вот ты живешь, живешь. А потом один пирожок с мясом обрывает нить твоего бытия. И все. Туман, пробуждение, картинная галерея и ненавистная герцогиня Сюмье по соседству справа. Врагу не пожелаю такого вот конца.
Как-то неопределенно хмыкнув, Матеус снова поднял портрет.
— Ладно, тащу дальше, но только из солидарности к любви к пышной сдобе...
... Через какой-то час в большом помещении академической кухни на месте натюрморта с яблоками красовался портрет профессора Тадеуша Глински. На громоздкой картине сидел полный лысеющий мужчина в окружении блюд с колбасками, сырами, жареными куриными ножками. Но в центре... В центре красовалась тарелка с сегодняшними пирожками.Профессор был невероятно счастлив.
— Жаль, если завтра его вернут в галерею, — пробормотал Корский.
— Не вернут! — я упрямо выдвинула подбородок вперед.
Быстро отыскав на столе повара бумагу и чернильницу, немного призадумавшись, вывела несколько предложений:
«Приказываю, чтобы портрет моего любимого учителя Тадеуша Глински с этого дня висел здесь. Также надеюсь, что за ним будут следить, протирать пыль и заботиться о сохранности рамы. По всем вопросам обращаться к моему доверенному лицу - Анабель Лакруа».
Хищно улыбнувшись подписала:
"Наследный принц Дункан Рамирье".
— Думаешь сработает?! — Матеус заглянул мне через плечо.
— Да кто же с принцем спорить будет! И не рискнут уточнять что и как, — раздалось громогласное из портрета. — Милые мои, встречаемся завтра в астрономической башне! Наконец, я свободен! — он воспарил над потолком и, просияв, добавил: — А вам на будущее - никогда не снимайте со стены портрет с призраком. Ни-ко-гда! Потому как тот крюк, на котором он висит, и есть якорь, удерживающий дух на одном месте.
Сглотнув, я взглянула на столь же ошарашенного Корского.
— Ну, ребятишки, до завтрашней ночи! Свобода!!!
С этим воплем призрак исчез, оставляя нас одних. Пристыженных и облапошенных.
Утро выдалось тревожным. Проснувшись раньше боя в колокола, лежала на кровати и просто смотрела в потолок. И вроде ничего особенного не произошло.
Ну подумаешь, дух отвязали.
Но это же профессор, какой вред от покойного учителя может быть? Ну, протащили мы его портрет на кухню. И что? Да он все симпатичнее того унылого натюрморта, что там висел до этого. А так и поварихам хорошо. Они работают, полноватый мужчина им с портрета улыбается, может быть, даже комплименты отвешивает. Да они ему сами пирожки таскать начнут. Как ни крути, а ничего дурного мы с Матеусом не сотворили.
Но тревога не отпускала.
Потянувшись, я легла набок и взглянула в окно. Окрашенное в яркие оранжево-красные тона небеса пылали и радовали взор. Зевнув, прикрыла рот рукой. Взгляд невольно сместился на заправленную пустую кровать Майи. Без нее оказалось неожиданно одиноко. Я словно вернулась в далекое детство. Большие детские комнаты, высокие потолки и... ни души. Иногда я нарочно притворялась больной, чтобы хотя бы нянечка посидела рядом.
В школе многое изменилось. Нет, одиночество не ушло, но комната стала значительно меньше. Я старалась завести подруг, но вскоре поняла, что это не так просто. Даже будучи маленькими девочками представительницы аристократии — виконтессы, графини, герцогини, баронессы — любили плести интриги. Дружить против кого-то. Обливать грязью за спиной своих же подруг. Подставлять, лгать и клеветать. Оговаривать. Возвышаться над кем-то, намеренно унижая его. Таскать сплетни правдивые и нет. Все, что заботило этих особ даже в столь юном возрасте — платья, украшения и кавалеры. Разговоры только и были о скором взрослении и первых балах.
А когда выяснилось, что я одна из претенденток в невесты самого принца...
Ух, сколько зависти на меня обрушилось. Ненависти. Девочки соревновались в стремлении доказать всем и каждому, что я мусор недостойный короны, и каждая из них много лучше меня. Наверное, еще тогда я прошла первую и серьезную подготовку к будущему отбору.
Меня ненавидели только лишь за то, что я хотя бы мизинцем буду претендовать на роль будущей королевы.