отвечать. Раз сделала, так объяснись.
Я очень старалась найти в себе смелость и вымолвить хоть слово. Но все мысли, что роились в голове, казались жалкими и нелепыми. Как себя вести с таким Дунканом — не знала. Растерялась, будто опору под ногами потеряла. Словно снова находилась в кабинете родного дома и выслушивала поток недовольств от матушки.
— Я виновата, — только и смогла что выдавить из себя, скорее вспомнив, как вела себя ребенком в подобных ситуациях. — Только я. Матеус ни при чем. Он не хотел, я надавила.
— Зачем? — Дункан невольно подался вперед.
— Мне стало жалко профессора, — тихо пролепетала. — И он обещал помочь мне найти Майю...
— Я тебе уже сказал, что сам ее найду! — Неожиданно зло рявкнул он, обрывая меня на полуслове. — Тебе умертвия мало было в подземелье?! Зря я все вам спустил тогда! Нужно было так наказать, чтобы запомнили на всю жизнь. И что теперь? Ты, прикрываясь моим именем, освобождаешь дух преступника! Шулера и картежника! После его смерти такие дела вскрылись! Да с его портрета даже пыль не стирали.
— Что же не уничтожили раз такой опасный? — прорвало меня.
— Убить? — он, казалось, удивился, услышав вопрос. — Уничтожить дух, чтобы вызвать бурю протестов в призрачном мире, Бель? Академия магии — это огромное место силы! Здесь кого и чего только не обитает. И мне не нужно, чтобы в одночасье все стены разнесли полтергейсты в знак протеста. А ты вчера моими руками только усложнила ситуацию. Мы не можем справиться с теми привидениями, что есть. А теперь у нас на одного больше. Я сегодня все утро вылавливал его и выслушивал все его хотелки. И все только ради того, чтобы он вел себя прилично. А по-хорошему, тебя нужно было перед ним ставить и разбирайся с тем, что сотворила. Чем ты думала, Бель?
— Сердцем, — тихо выдохнула я.
— Что? — он не расслышал.
— Я думала сердцем! — произнесла уже громче. — И готова понести наказание.
— Мда? — Дункан приподнял бровь. — И какое же?
— Любое! — на место страха пришла злость.
Нет, я понимала, что Дункан прав, и я виновата. И дел действительно наворотила, но... Я не была готова к тому, что он будет настолько груб. Словно образ идеального мужчины, который рисовался в моей голове с детства, вдруг помутнел и грозился лопнуть.
— Бель...
— Меня зовут Мирабель, профессор Рамирье, — процедила, упрямо выпячивая подбородок. — Бель я только для близких мне людей.
Услышав это, он замер и откинулся на спинку кресла.
— А я думал, ты Анабель...
— Анабель или Мирабель — это виднее моим родителям, — теперь уже я перебила его. — А для вас я — студентка Лакруа. Это уж точно фамилия моего отца и ошибки здесь быть не может. За свой проступок я понесу наказание. Брат ни в чем не виноват. Более вас ничем не потревожу. Со всеми своими трудностями справлюсь сама.
Да, во мне взыграла гордость. Раз уж он считает правильным отчитывать меня как ученицу, значит, сам выбрал эту форму наших взаимоотношений.
— Бель, ты перегибаешь палку.
Дункан покачал головой, но меня было уже не остановить. Я словно перешла некую границу и закрыла сердце для этого человека.
— Я — Анабель Лакруа, профессор. И вчера я, поддавшись своим эмоциям и прикрывшись вашим именем, выпустила дух опасного преступника, способного разнести всю академию. Я не знаю, какое за это последует наказание, но я к нему готова.
С этими словами я вернула записку на его стол.
— А имя я ваше использовала потому как опасалась, что картину вернут на место. Мне понравился профессор Глински, и я поверила и верю ему до сих пор. Его помощью воспользуюсь и попрошу вести себя достойно. Хотя я больше чем уверена, что ничего ужасного он не совершит. Все колбаски, что он украдет с кухни, я оплачу со своего кармана. Не обеднею.
— Бель! — Дункан сложил руки на груди. — Довольно. Не нужно так злиться.
— Я для вас не Бель, профессор, — моя злость прорвалась наружу. — Вызвали, чтобы наказать и проучить — так наказывайте.
Он склонил голову набок и тяжело выдохнул. Будто пар спустил.
— Послушай, Бель, я испугался за тебя. Ты повела себя необдуманно и подверглась риску...
— Мне не нужно ничего объяснять, профессор Рамирье. Просто назначьте наказание, и я уйду. Лишний раз вам на глаза постараюсь не попадаться и ничем вас беспокоить не стану.
— Бель! Хватит! Это уже лишнее.
Но я была обижена. Сильно. Так что в глазах слезы щипали. Он ведь мог не кричать на меня. Мог спокойно расспросить, что произошло. Сделать все это мягче, а не так, чтобы я ощутила себя полнейшим ничтожеством.
Развернувшись, я пошла к двери.
— Бель... — послышалось за спиной. — Остановись, прошу.
Но я предпочла не услышать его. Сама разберусь с профессором Глински. Я была просто уверена, что он не такой уж и плохой человек. Вернее, призрак.
Оставшиеся две лекции я предпочла нагло прогулять. В душе клокотали эмоции: от обиды до желания кого-нибудь побить. Вот только если уж и плакала по кому хворостина, так исключительно по моему заду.
Ну почему мне всегда больше всех надо?
Почему я никого не слушаю и больше всех знаю?
Ответов у меня не было. Потому как натура такая дурная. Сколько этот портрет висел в галерее? И никому... Никому не было дела до страданий голодающего профессора. Мучился он там? Страдал? Да всем вокруг до того светящегося шара в хрустальной люстре. Опасный он, видите ли, преступник. Аж целый шулер! Ага... Лицемеры! Да у нас половина представителей знати погрязли в карточных играх и все кому-нибудь да должны. И хорошо, если не поместья проигрывают.
Но в своем-то глазу соринки не видно!
Вот и ходили рядом с этим портретом снобы высокомерные. Чтобы им всем в той картинной галерее оказаться!
Но да... Чего уж! И тут появилась вся такая сердобольная я!
Спасла бедного учителя от вечности в компании с тарелкой обглоданных куриных костей и украденным пирожком. Какой тяжелый проступок!
Хотя были у меня опасения. А вдруг он и вправду переполошит всю академию? На радостях!
И буду я в глазах всех профессоров бестолковой жалостливой дурындой.
