Ее проклятье молчало.
Да и тьма знала, что она здесь не при чем. И стало быть, действительно солнце? Или усталость? Или нервы последних дней?
Анна присела на лавочку.
– Может…
– Нет, сейчас пройдет. Иногда случается. Я всегда была такой. И тетка, помнится, ворчала, что я немочь бледная. Она-то загорала, и отец смуглый, а я открытое солнце плохо переношу. Почему они тебя ненавидят?
Глеб сел рядом.
Цвели… какие-то цветы цвели в плетеных корзинах, подвешенных под крышами. И на клумбах. В тени куцых деревец, закрытых коваными решетками, судя по виду совсем недавно поставленными.
Было почти мирно.
– Потому что боятся. Страх заставляет людей делать глупости.
Ее рука была холодной.
Да и сама Анна казалась более бледной, нежели обычно. И Глеб коснулся ее лба. Жара вроде бы не было.
– Может, к целителю заглянуть?
Анна покачала головой, а после положила эту голову на плечо Глебу и призналась:
– Я просто устала и вот…
– Давай, я отправлю тебя в Петергоф? Сегодня же вечером.
– А бал?
– В бездну бал. Как-нибудь справимся.
Анна вздохнула и сказала:
– Не справитесь. И… я должна там быть.
– С дедом я тоже поговорю. Нечего втягивать мою жену во всякие авантюры.
– Не хмурься, – она, будто позабыв, где находится, провела пальцам по его губе. – В эту авантюру меня втянули, похоже, еще до моего рождения.
Глеб поднял ее руку.
Светлое, почти белое кольцо на белой коже.
…в Петергофском отделении «Центрального имперского» он арендовал сейф. Кое-какие документы, из тех, которые не следует хранить дома.
Матушкины украшения.
Их бы передать жене, но Глеб понял, что не сможет. Пусть и роскошные, порой безумной стоимости – отец никогда-то не был жаден, – они казались ему проклятыми, замаранными той уродливой страстью, которой Глеб не желал касаться.
Как и родовых перстней.
Женский, тоже тонкий и хрупкий, изящной работы, и мужской, более широкий, украшенный черным алмазом.
…его передали Глебу после похорон.
А он не нашел в себе сил прикоснуться. Все казалось, что в камне прячется нечто, способное проникнуть в его разум, завладеть, изуродовать его.
Нет, пусть лежат.
И плевать на обычай.
На…
…этот взгляд заставил обернуться.
Глава 22
– Премного рад видеть вас, – Олег Холмогоров приподнял соломенную шляпу. – Признаться, в этом городе до отвращения немного людей, с кем можно хоть словом перемолвиться…
– Добрый день, – Анна улыбнулась.
И руку протянула.
Ее приняли. Коснулись. Поднесли к губам, запечатлевая поцелуй, пожалуй, слишком уж долгий для того, чтобы это было приличным. И когда ее все же отпустили, Анна с некоторой несвойственной ей поспешностью убрала руку за спину.
И Глеб ощутил ее недовольство.
Оно вызвало немедленное желание переломать Холмогорову тонкие паучьи будто бы пальцы.
– Вижу, вы решили прогуляться? Весьма рад. Может быть, составите компанию? Собирался выпить чаю, но в одиночестве, сами понимаете, не то… я, конечно, умею ценить одиночество, однако сегодня день не располагает. Ольга говорила, что где-то здесь приличная кофейня…
– Кондитерская, – поправила Анна.
– Не суть важно, – Олег оперся на трость.
Светлый костюм в узкую голубую полоску. Соломенная шляпа. Цветок в петлице. Из украшений – родовой перстень с камнем. Он смотрелся весьма гармонично, а вот Глеб ощутил себя чужим. Курортные города избегают темных красок.
И темных личностей.
– Сестра сказала, что вас можно поздравить? Она на редкость болтлива, поэтому я не поверил…
– Можно, – Анна протянула руку, показывая кольцо.
– Белое золото? Простовато. В этом сезоне модна платина. Впрочем, для провинции вполне сойдет, отыскать здесь что-то стоящее – та еще задача. Стало быть, поздравляю. Надеюсь, вы понимали, что делаете… Матушка будет рада выразить вам свое восхищение выбором невесты…
Прозвучало весьма двусмысленно.
– И утолите мое любопытство…
Олег подал руку, помогая Анне подняться.
…не только пальцы ломаются, кости, что локтевая, что лучевая, не так и прочны, как это принято думать. Даже силы прикладывать особо не придется, главное, захватить поудобней и повернуть.
Глеб выдавил из себя улыбку, весьма надеясь, что она была в достаточно мере дружелюбна.
– …я, безусловно, далек от мысли, что ваш обряд незаконен… точнее, я помню Кодекс о браке с его исключениями, но традиционного торжества в церкви ждать стоит? Не поймите превратно, однако мастера, подобные вам, так старательно избегали людей обыкновенных…
…внутри пахло сладостями.
Разноцветные карамельные палочки.
Трости.
И просто круглые фруктовые леденцы, насыпанные в стеклянные банки. Сахарные рогалики, щедро посыпанные пудрой. Цукаты и аккуратные куски лукума, к которым прилипли кунжутные семена.
Булки.
Пироги.
Тонкий аромат кофе.
– …и потому не удивительно, что люди эти позабыли о некоторых ваших особенностях. Нам бы кофе, милая, – Олег умел быть очаровательным, и девушка, выглянувшая к посетителям, зарделась.
Смутилась.
– И столик поприличней. А к кофе…
– Мне чай, – тихо произнесла Анна.
– А к кофе – что-нибудь на ваш выбор. Сладкое, воздушное, столь же небесно-очаровательное, как вы, моя фея. Так вот, боюсь, в обществе известие о связующем обряде сочтут… некоторым преувеличением, если не сказать больше, обманом.
Столик у окна.
А за окном – вновь цветы, и Анна, коснувшись пальцами стекла, качает головой. И вздыхает тихо-тихо. Но лишь Глеб слышит этот вздох.
Подают кофе.
И поднос с пирожными. Горы взбитых сливок на берегах песочного теста. Шоколадные реки. Фруктовые долины. Серебро щипцов, которыми завладевает Олег.
– Женщины любят сладкое, а вы так стройны… я бы сказал, что на мой вкус, чересчур. Я предпочитаю женщин более оформленных… – взгляд его задерживается на девушке, которая кружит рядом. И та слышит.
Вновь смущается, но сейчас это смущение притворно.
Она приняла правила игры.
И теперь изо всех сил старалась не нарушить.
Неужели…
Нет, Олег, конечно, до отвращения хорош, и в Глебе говорит ревность. Или… он ведь живет неподалеку. Мог ли встретить Антонину, которая притворялась Адель? В теории, мог. Может, поэтому девушка в последние дни вовсе на глаза Глебу не попадалась, будто забыла об изначальных своих планах.
Понравился бы он?
Несомненно.
Родовит. Воспитан. Очарователен. Чем не прекрасный принц?
Анна пригубила кофе. Она смотрела в окно, и равнодушие ее злило Холмогорова. Почему? Потому ли, что она предпочла другого?
Глеб потревожил тьму, которая отозвалась легко. Если это он, мальчишка, который решил, что умнее прочих, то… на нем должен остаться след. Хоть какой-нибудь след. Чужие смерти не проходят даром, а его аура была чиста.
Она переливалась всеми оттенками перламутра, и в этом виделась скрытая издевка.
– Так вот, не хотелось бы, чтобы в свете пошли нехорошие слухи… – Олег поднял пирожное, которое опустил на блюдо, развернул его. – Обожаю сладкое.
Произнесено это было низким, гортанным голосом, который заставил несчастную девицу затрепетать.
…кровь.
Ауру можно скрыть, убрать, изменить, притворяясь кем-то, а вот кровь не обманешь. Вот только как? Попросить? И когда Олег спросит, зачем, то… ответить, что его подозревают в серии жестоких убийств? Это даже не смешно.
– Свадьба будет, – сказала Анна тихо, словно бы в никуда. – Позже.
– Чудесно, – эта улыбка показалась вполне искренней. – Я рад за вас… и матушка будет рада. Вы ведь знали ее по прошлой жизни? Когда она блистала при дворе…
– Увы, в то время я только ходить учился. Должно быть.
– Да, да… понимаю. Эти женские истории порой утомительны. Она говорила, что у нее было много поклонников. Я вот не понимаю, как она могла просто взять и променять все? На что? На любовь? Это такая иллюзия… скажите, Анна, вы верите в любовь?
