иностранка ли. Даже Игнат вылез из своего храма и присоединился к общему гулянью, но считал своим святым долгом держать кислую мину и напоминать, что без благословения божественного брак силы иметь не будет.
— Что нашей глуши благословение, отец! — улыбалась ему краснощекая девица по другую сторону стола. — Другие боги у нас попрятались, схоронились от ваших церквей с колоколами. Им дома из камня и дерева ни к чему, свои хоромы у них есть. А в домах пусть люди живут.
— Молчи, неразумная, — шикнула на нее Глафира, сидевшая подле Игната и яростно теребившая кривенький крестик. Игнат поднял руку и пригладил бороду.
— Не лютуй, дочь моя. Каждому воздастся по вере его.
И, выдержав полную достоинства паузу, принялся за куриную ножку.
Свят все сидел, глядя перед собой, но не всматриваясь в лица веселящихся. Ему казалось, стоит ему различить улыбку на знакомом лице, тут же его самого скрутит от омерзения. Скольких еще сумела отравить своим колдовством Дана. Да и стоило ли удивляться, раз под руку с тобой сидит бессмертная княгиня-душегубка, натянувшая на себя кожу молодой девушки? Пользуясь близостью «невесты», княжич решил рассмотреть ее внимательнее. Он и сам не раз свежевал убитых на охоте зверей, видал чучела заморских животных и мог сказать, что работу Дана провела искусную, если не приглядываться. А если смотреть внимательно, было видно, как неестественно опадают щеки, как прорезаются под ними острые скулы. Интересно, а там, под лицом Милорады, будет бледная Дана? Или алая плоть, пронизанная белыми жилами? Святу стало не по себе, к горлу подкатил ком тошноты.
— Что это ты дрожишь, милый мой князь? Никак не можешь супружеского ложа дождаться? — ехидно поинтересовалась невеста.
— Долго еще? — спросил Свят.
— Гляди ты, какой нетерпеливый, — улыбнулась та. — Скоро, милый мой, скоро все решится.
— Что «все»?
— А о том нужно было раньше беспокоиться. Глядишь, и понравилась бы тебе моя задумка. Ты ведь у нас человек ученый, — с издевкой протянула девушка. — Да и к нежити шастать не гнушаешься.
— Если бы ты мертвую воду не пустила…
— Тише ты, — тонкие пальцы крепко сжали его руку под столом. — Или не видать тебе больше кошачьей твоей невесты. Не сведуешь в моих делах — так и не берись корчить из себя умника.
— Сейчас-то тебе что скрывать?
— Ничего. Сам все увидишь, — она сделала еще глоток из чарки. — Но с Водяным вы хорошо сладили. Он и сам должен был проснуться, но так даже лучше. Пусть на земле и на воде знают, кому Дол достанется.
— Зачем же…?
— Горько! — заорали все вокруг. «Милорада» тут же подскочила, дернула Святослава на себя. Юноша поднялся через силу. Бледные холодные руки впились в его пальцы, на подкрашенных алым губах расцвела самодовольная улыбка, больно похожая на оскал. Невеста переложила руки на плечи жениха, удерживая его на месте, и потянулась к нему под возбужденные вопли ликующей толпы.
Свят как мог отпирался, старался отвернуть голову, и тут на него налетел ветер, отвесил хлесткую пощечину, отбросил невесту в сторону. Толпа осела, заохала, люди прижались друг к другу. Это был не жаркий летний ветер, то был буран из самого сердца зимы, звенящий маленькими серебряными снежинками, похожими на тысячи острых игл.
Ясное небо затянули тучи, ветер все усиливался, и в его завываниях родился новый звук — надрывное карканье. К нему прибавилось хлопанье крыльев. Толпа обернулась в сторону источника шума, и тут же из-за леса черным облаком вылетела стая воронов. Она взвилась над кронами, коснулась облаков, а затем принялась кружить прямо над гуляньем.
— Недобрый знак, — зазвучало со всех сторон, и даже презиравший все местные верования Игнат начал креститься, а следом за ним и его паства принялась бормотать молитвы.
Бабы похватали детей и прижали к себе, самые мелкие полезли под столы, а мужики мигом протрезвели, когда их окатило новой волной пронзительного холода. Только в одних глазах не было страха, в тех, что сияли колдовской зеленцой, как два изумруда.
Только эти глаза увидали, как появился среди празднующих незваный гость — высокий мужчина, сухой, как древнее дерево, уже забывшее плеск подземной воды под корнями. С ног до головы укутанный в черные меха и парчу, он шел вперед, и глаза его, непроглядно черные, застыли на Милораде. Невеста поднялась, отряхнула подол. Поклонилась, вмиг обернувшись самой кротостью.
— Помнишь меня, Милорада? — он провел бледной рукой с узловатыми пальцами рядом с ее лицом. Девушка нежно улыбнулась.
— Как же своего жениха-то не узнать истинного, — и показала ему ладонь с россыпью родинок, похожих на кольцо. Тонкие губы мужчины разошлись в довольной улыбке.
— Значит, предупредила тебя Яга.
— Я сама догадалась. Пойдем же, пока другой меня своей женой не сделал, — и сама вложила руку в его костистую ладонь, напоминающую унизанный драгоценными кольцами капкан.
Народ вокруг причитал и молился, кто-то упал на колени, неверующие кое-как крестились, пока Игнат завывал молитвы.
— Пойдем, ненаглядный мой Кощей, так долго я тебя ждала, — проворковала «Милорада». От этого улыбка Кощея стала только шире.
— Не трогай ее! — голос Святослава прорезал гомон. Все притихли. Кажется, даже трава приникла к земле, лишь бы не оказаться между юнцом и древней силой, которой только дурак решится противостоять. Из ножен выскользнул отцовский кинжал, Святослав выставил вперед, и всякая веселость исчезла с лица Кощея.
— Это еще кто? — поинтересовался он.
— Я князь этих земель. А это, — Свят указал было на Дану в обличии Милорады, но Кощей махнул рукой.
— Князь, значит? Ну так и правь себе, князь! Вот мой подарок тебе на мою свадьбу, вечное правление!
И стукнул, что было мощи, черным резным посохом по земле. Под травой прокатилась дрожь. Люди повскакивали на ноги, побежали кто куда, но земля уходила у них из-под ног, и все валились вповалку, да так и замирали. С лиц их пропадал румянец, а затем и всякий цвет выходил из них, оставляя только серость камня. Вот и последний крик замер, и остался один только Святослав. Парализованный обрушившимся на него холодом, он глядел на воронов, паривших среди окаменевших людей. Птицы ураганом слетались к Кощею, который прижимал к себе украденную невесту, но взгляд его черных глаз прикипел к юноше. Губы нетерпеливо поджимались: «Ну же!»
Но ничего не происходило. В черных глазах мелькнуло удивление, и оно придало Святославу сил. Юноша поднялся на ноги и бросился к Кощею. Шаг, другой, но вороновы крылья были быстрее. Они окружили своего хозяина, завертелись вокруг черной бурей, а в следующий миг никого из них не осталось.
— Святослав! — от терема к нему бежала
