— Нет. Я сам по себе. Мне никто не нужен, чтобы заполнить пустоту. Ни любовь, ни охота.
Она полоснула его по горлу привычным отточенным жестом. Но он отклонился ровно настолько, чтобы лезвие прошло мимо, а потом вывернул ей руку и прижал к каменному фасаду дома. Вампиры сильнее людей. Итсаску знала, что даже опытный спортсмен не смог бы одолеть ее. Но в руках этого человека она была беспомощной, как котенок.
— Кто ты? — прошипела она, поняв, что он не торопится ее убивать.
— Я тот, кто может предложить тебе другую жизнь. Более интересную.
— В обмен на что?
— У тебя нет ничего, из того, что мне нужно. Твоя душа настолько пропиталась кровью, что даже тебе тошно. Изо дня в день одно и то же. Ты тупеешь. Теряешь способность принимать решения, прозябаешь.
Ее передернуло. Она начинала понимать, что перед ней вовсе не человек и не вампир. Это было другое существо, опасное, старое как мир, с которым лучше не играть. Его не обманешь, ему не соврешь.
— У меня нет выхода. Жизнь бессмысленна.
— Выход есть всегда. У тебя впереди десятки, может, сотни лет жизни. Ты действительно хочешь только сосать кровь?
— Это все, что я умею.
— Это то, что придется забыть, если хочешь научиться чему-то еще.
Он рассказал ей про свое агентство, она тут же согласилась. Но он сначала потребовал научиться контролировать голод. Она уехала с ним с Ибицы, поселилась в Пиренеях, под присмотром одного из ангелов. Это был ад. Жажда приносила страшные страдания, от обычной пищи поначалу рвало. Но постепенно ее желудок заново научился переваривать пищу, а дозы крови, которые им доставляли каждую неделю в аккуратных больничных пластиковых пакетах, становились все меньше. Последний месяц перед переездом в Барселону, она прожила с бокалом крови в день. Вместе со снижением голода она стала замечать, что в ней просыпается интерес к математике, страсть к науке стала настолько сильной, что она могла проводить часы в поисках решения уравнений.
Когда она встретилась на первом рождественском балу с графом Виттури, она поблагодарила его за спасение так искренне, что он засмеялся.
— Я ничего не сделал. Все сделала ты сама. Теперь самое время вынырнуть из математических формул и расследований и присмотреться к себе. Кто ты? Ты одеваешься небрежно, и эта одежда ничего о тебе не говорит.
— Это лучше, чем быть фриком, — возразила она. — Так я незаметнее.
— Лучше быть фриком, чем никем.
Месяцы воздержания от секса и его сильное природное притяжение сыграли с ней в тот вечер злую шутку. Она проскользнула к нему в кабинет после окончания бала. Он сидел на диване и смотрел на пламя в камине. Она хотела его так сильно, что даже не заметила, как мрачен его взгляд. Она села ему на колени, скользнула руками по груди, прижалась к его губам. Он провел руками по ее бедрам, спине, взял за плечи и отодвинул от себя.
— Нет.
— Но почему? — она так хотела его, что голос охрип. Каждое его прикосновение разжигало страсть. Ее тело пульсировало от желания, но едва она попыталась продолжить, он снова остановил ее.
— Я не тот, кто тебе нужен. Однажды мои крылья сомкнутся над тобой, но не сейчас.
Она заглянула к нему в глаза, и ужас в одно мгновение стер ее горячее желание. Такая чернота была в них.
По возвращению в Барселону, она набила себе на тело татуировку. Хищную птицу с распахнутыми крыльями. В знак того, что однажды он придет за ней, как обещал. Тогда же, она начала искать свой собственный стиль в одежде. Оказалось, что выяснить, кто она на самом деле, сложнее, чем решить математическую задачку.
С приходом эпохи компьютеров Итсаску окончательно обрела себя.
Алгоритмы первых ЭВМ, затем программирование, затем Интернет. Во всемирной сети она была невидимой и неуловимой богиней, могла войти куда угодно, а данные считывала быстрее, чем люди. Она стала компьютерным фриком.
Граф был для нее самым важным из всех созданий на земле. Ради него она была готова на все. Поэтому, когда он три года назад попросил завербовать одного юного гения из Франции, она радостно бросилась выполнять его просьбу, не подумав о том, что это станет самым сложным испытанием в ее жизни.
Столкновение с юностью и наивностью парня стало первым болезненным напоминанием о том, что она стара, хоть тело ее молодое и красивое. От него веяло свежестью, так пахнут новые вещи и дети. Первым ее желанием было разрушить это тело, этот добрый и доверчивый взгляд за стеклами очков, постоянно съезжающих на кончик носа. Но это желание она победила довольно быстро. Она была неглупа и быстро осознала, что граф пытается проверить ее, искусить, посмотреть, как она будет действовать.
Очень быстро она поняла, что нравится Сержу. Ей практически не составило труда убедить его приехать на собеседование в Барселону. Но едва он подписал договор, ей стало страшно. Парень ухаживал за ней, а она боялась, что причинит ему боль, если подпустит к себе. И в то же время, он ей очень сильно нравился. Она металась между страхом перед собой и желанием, но Серж не отступал. В конце концов, она призналась ему, что она — вампир. Сначала он испугался. Но потом поправил очки, улыбнулся и сказал, что готов рискнуть и попробовать.
Их первая ночь была ужасна. Итсаску прерывалась, убегала в ванну, пыталась успокоить голод, который просыпался от того, что его сердцебиение и пульс ускорялись, температура повышалась, и кровь пульсировала так громко, что ей хотелось вскрыть его шею и глотать фонтанирующую алую питательную жидкость. Она возвращалась, они снова начинали сначала. Серж выжил. В то утро она смотрела, как он спит, ласкала взглядом его тело, и нега от полученного удовольствия, восторг от очередной победы над собой и были тем смыслом, что она искала десятилетия назад.
А теперь прошлое постучалось в ее дверь и сдохло на пороге. И она испытывала в глубине души глухое удовлетворение от того, что воспоминания о ее пустой жизни окончательно остались в прошлом. И можно стереть их навсегда. Вот только смерть Алекса была странной, а исчезновение тела и вовсе поставило ее в тупик. Она решала эту задачу, но решения не находила. Больше всего она опасалась за людей из агентства. Одна мысль о том, что Алекс жив и мог наброситься в пути на Сержа или Цезаря, вызывала тошноту.
Настя испытывала странное беспокойство, волнение, которое приписывала предстоящему экзамену. Сквозь наушники вопли испуганных персонажей страшного фильма долетали небольшими помехами, но ее сознание словно нарочно цеплялось за них, чтобы отвлечься от заучивания пословиц и поговорок на испанском. И еще краем зрения она видела, как Джонни время от времени проверяет телефон, словно ждет звонок. Она старалась снова сосредоточиться, но не получалось. Ей думалось о чем угодно, только не о поговорках.
Например, о графе Виттури. О том, что его загадочную, довольно глумливую ухмылку можно сравнить только с улыбкой Моны Лизы. Эти легкие тени в уголках губ, мягкие, едва уловимые, которые так хорошо сочетаются с искорками смеха или сарказма в его темных глазах. Губы, словно высеченные лучшим скульптором. Так хочется целовать их, скользить по их контуру пальцем. Желание оказаться рядом с ним вдруг с такой силой овладело ею, что она оторвалась от страницы, на которой уже минут пять выводила закорючки вместо слов, уставилась рассеянно на холодильник и вздрогнула, увидев рядом с холодильником незнакомого бледного мужчину.
Она узнала его в следующее мгновение. Подведенные глаза и остриженные клоками светлые волосы, личико юноши из аниме и довольно специфическая хищная улыбка говорили за себя. Медленно стащив наушники с головы, Настя уставилась на вампира, не зная, что делать.
Он тоже молчал. Какое-то время только громкие вопли умирающих или убегающих от очередной страшилки героев резали слух. Когда кино прервалось на рекламу, Мартин вырубил звук, прошлепал к холодильнику, достал бутылку кока-колы, сунул руку в вампира, достал с крючка открывашку, вытащил руку из вампира, подцепил крышку, открыл бутылку, сунул руку в вампира и вернул открывашку на место.
