Нет, он скорее похож на английского священника! Неужто кто-нибудь из изгнанных забрел сюда? Молодой человек в трауре. Неужто это он? Нет, старше его, серьезнее, более возмужалый… О!
– Анна! Анна! Наконец, мы нашли вас!
– М-р Арчфильд! Это вы!
И Чарльз Арчфильд, по тогдашней английской моде, поцеловал ее в обе щеки. Анна, вся в слезах, задыхалась от радости, и много лет спустя после того она вспоминала этот момент как самый счастливый в ее жизни.
– Это мистрис Анна Вудфорд, сэр, – сказал Чарльз вслед за тем. – Позвольте мне, сударыня, представить вам м-ра Феллоуса из коллегии Магдалины.
Анна протянула свою руку и сделала реверанс в ответ на поклон старика, снявшего свою плоскую треугольную шляпу.
– Как вы узнали, что я здесь? – сказала она.
– Д-р Вудфорд считал это возможным и просил нас заехать и узнать, не можем ли чем быть полезными вам, – отвечал Чарльз, – и вы сами знаете, какое это доставит нам удовольствие. Одна дама, виконтесса де Беллез, наполовину англичанка, к которой у нас были рекомендательные письма, вызвалась съездить в монастырь в Пуасси и там навела о вас справку среди свиты королевы.
– Мой дядя!.. мой дорогой дядя… здоров ли он?
– Был совсем здоров, когда мы получили его последнее письмо, – сказал Чарльз. – Это было во Флоренции почти месяц тому назад.
– И здоровы ли все в Фэргеме?
– Как всегда, – сказал Чарльз, – судя по последним известиям, полученным одновременно с его письмом. Я надеялся найти свои письма в Париже, но, вероятно, почта неисправна вследствие войны.
– Я не получила ни одного письма, – сказала Анна. – Имел ли дядя сведения обо мне? Неужто он не получил ни одного из моих писем?
– До последнего времени ни одного. Он ездил в Лондон узнать…
– О! Мой дорогой дядя!
– И ему сообщили, что вы были избраны, чтобы сопровождать королеву с принцем во время побега из Вайт-Голя. Вам выпала на долю роль героини, мисс Анна.
– О! если б вы знали…
– И он, – добавил м-р Феллоус, – вместе с сэром Филиппом Арчфильдом, просили нас, если нам удастся попасть на обратном пути в Париж, повидать м-рис Вудфорд и предложить ей свои услуги, если она пожелает что сообщить в Англию, или сопровождать ее, если она захочет вернуться домой.
– О, сэр! О, сэр! как мне благодарить вас. Вы представить себе не можете, какое счастье вы доставили мне, – воскликнула Анна, сжимая свои руки и заливаясь слезами.
– Значит, вы поедете с нами, – воскликнул Чарльз, – по-моему, вам следует ехать. Они нехорошо обращались с вами, Анна; как вы побледнели и похудели.
– Это только от скуки! Я совсем здорова, только меня тянет домой, – сказала она с улыбкой, – королева, наверное, отпустит меня. Я только лишнее бремя для нее теперь. У нее достаточно своих людей, и они не любят протестантов около принца.
– Вот мадам де Беллез, – сказал м-р Феллоус, – с леди Повис… они идут по дорожке. Позвольте мне представить вас ей.
– Ваши поиски удались, я вижу, – послышался добродушный голос в то время, как Анна приседала пред высокой, величественного вида старой дамой, с массою седых, точно посеребренных, волос бывшей блондинки.
– Я искренно рада, – сказала леди Повис, – что мисс Вудфорд встретила своих друзей.
– Леди Повис, – сказала мадам де Беллез, – так добра, что разрешает мадемуазель, если она почтит меня своим посещением, возвратиться вместе со мною в Париж.
Это была еще большая радость для нее, хотя к ней и примешивалась неприятная мысль о плохом состоянии ее туалета. Может быть, мадам де Беллез отчасти угадала ее затруднения, потому что сказала:
– Все это напоминает мне времена моей юности, когда семействам кавалеров часто приходилось испытывать всякие невзгоды. Мадемуазель достаточно взять с собой самые необходимые вещи; остальное может быть прислано потом.
С извинением за свое краткое отсутствие, Анна в самом веселом настроении поспешила по величественной аллее ко дворцу и взбежала по лестнице в свою комнату, которая представилась ей теперь темницей; здесь она первым делом упала на колени и благодарила Бога, а потом с торопливою поспешностью стала собираться, причем руки ее дрожали от радости и страха, что все это может быть только сон.
Ей казалось, что это нежданное освобождение было знаком того, что ей прощался ее прежний проступок, и она чувствовала, как В будто перед нею открывались новые надежды. После того, как она спустилась вниз, ее встретила леди Повис и очень ласково говорила с ней, выражая благодарность за ее услуги и надежду, что она приятно проведет время в гостях.
– Полагаете ли вы, ваше сиятельство, что я еще понадоблюсь королеве? – робко спросила ее Анна.
– Если вы желаете возвратиться в страну, захваченную принцем Оранским, – холодно отвечала леди Повис, – то вам самой придется просить об увольнении ее величество.
По выражению лица своей покровительницы Анна догадалась, что теперь не время рассуждать о чувствах верности престолу и, откланявшись ей, поспешила присоединиться к мадам де Беллез. Карета, запряженная четверкой, быстро покатилась по величественной аллее парка в то время, как перед нею раскрывались картины окрестностей – одна прекраснее другой, но с которыми она расставалась без сожаления, так как они напоминали о ее заключении.
Мадам де Беллез, сидевшая на заднем сиденье, просила всех говорить по-английски, так как, по ее словам, это был родной язык ее матери и для нее были приятны его звуки; но она хотела предоставить свободу молодежи обменяться известиями о родном доме.
Чарльз не был там также с отъезда Анны, и со времени писем, полученных из дома, прошло два месяца, но она с жадностью слушала, когда он передавал их содержание. Все были здоровы, включая и маленького наследника дома Арчфильдов, хотя молодой отец слегка покраснел при этом и торопливо, с какой-то грустной улыбкой отвечал на ее вопросы о нем. Сам Чарльз весьма переменился к лучшему. Вместо неуклюжего, не вполне сформировавшегося мальчика пред нею был красивый, вежливый и благовоспитанный джентльмен. Уже один вид его, в то время как он подсаживал мадам де Беллез в карету, приводил в изумление Анну, когда она припоминала, как в подобных случаях он обыкновенно заранее прятался в кусты и как неловко он исполнял эту церемонию, когда у него не оставалось другого выхода.
Мадам де Беллез жила у своего сына, в отеле Нидемерл. Он был на войне и она заправляла целою семьею внучат, по случаю болезни их матери. Анна узнала это еще до того как ее провели в уютную маленькую спальню, которая произвела на нее более приятное, домашнее впечатление, чем все те дворцы, где она жила последнее время. Из нее открывалась дверь в другую комнату, из которой доносились веселые, юные голоса.
– Эго комната меньшой дочери моей сестры, – сказала мадам де Беллез, – Ноэми Дарпент. Я взяла ее к себе на короткое время, чтобы выучить ее по-французски и танцевать; но теперь, по случаю войны, ее требуют назад, и она, заодно, может воспользоваться вашим конвоем. При этом все будет согласно приличиям, что более всего затрудняло меня, – прибавила она со смехом.
После этого, открыв дверь, она сказала:
– Вот, Ноэми, мы нашли твою землячку, и ты должна позаботиться о ней. Ах, вы, маленькие сороки, я узнала вас по голосам. Вот моя внучка, Маргарита де Нидемерль и моя племянница, Сесиль д’Обепин, услаждающая болтовней свою кузину.
Ноэми Дарпент была высокой блондинкой лет двадцати, с серьезным лицом, совершенно английского типа, так что Анна почувствовала невольное влечение к ней с первого взгляда; две другие были живые, маленькие француженки: Маргарита – красивая блондинка, Сесисль – бледная брюнетка, но чрезвычайно живая. Обе они были того возраста, когда девицы во Франции находились обыкновенно в монастырях; но, как узнала Анна, мадам де Беллез была англичанка в душе, и позаботилась, чтобы ее внучки воспитывались дома, под надзором найденной ею гувернантки-англичанки, дочери одного английского кавалера-католика, разорившегося во время секвестрации имений.
