рисовала словами…»
Я прикрыл глаза.
Виола потеряла всех, кто был ей дорог. И по моей вине последнего человека, больше жизни мечтавшего сделать ее счастливой. Не просто обожая ее, боготворя. А я забрал тепло, предназначавшееся ему, хотя знал, что не заслуживал.
Я, скорее, был драконом, что по совсем не книжной случайности выжил вместо принца.
Но ведь драконы тоже мечтают о счастье…
Обувшись не глядя, я сжал зубы и выскочил на улицу. Мечтая послать все, и вместо представления, что собирался устроить, повторять сотню раз "прости". Прижать ее к себе и забыть все, как страшный сон. Но часть меня понимала: только уехав, Виола будет в безопасности. В том числе и от меня самого.
Прачечная, как оказалось, и правда имела ход к общежитиям — коридор, опоясывающий весь левый бок здания, словно пришитый аппендицит. И пока я взбирался по узкой лестнице, впервые чувствовал себя преступником, видимо, понимая, на этот раз меня никто не ждет.
Третий этаж.
Вдохнуть полной грудью и не сбежать.
Я приоткрыл дверь и, убедившись, что вокруг никого, прошмыгнул в коридор. Пошарпанная деревянная дверь под номером «31В» под стать окрашенным в цвет парижской грязи стенам располагалась на восточной стороне, первая по счету.
Я постучал, и грустный смешок сам по себе сорвался с губ, потому что под ладонью была не древесина, как показалось вначале, а прессованные опилки. Обыкновенная труха, притворяющаяся цельным деревом. Прямо, как и я сам. Жалкий трюк, который обманет только идиота. Проблема была в том, что Ви далеко не идиотка.
Половица по ту сторону двери едва слышно скрипнула, и Виола, закутавшаяся в объёмный вязаный кардиган, открыла дверь. Я расправил плечи и застыл, осмелившись наконец поднять на нее глаза.
— О, прекрасно, — сказала она.
Попытался натянуть улыбку на лицо, но, судя по реакции девушки, ничего не вышло. Решив, что разуваться не следует, окинул взглядом комнату. Те же светлые стены, полосатый коврик под босыми ногами. Рядом с кроватью пара пустых чашек и коробка носовых платков. Чёрный чемодан уже стоял возле шкафа, подпирая его квадратным плечом.
— Мне жаль, Ви, — попытался начать я, но закончить не успел. Виола размахнулась и ударила по моей щеке так звонко, что звук разнесся по полупустой комнате, столкнулся с закрытым окном и утонул в лежащем на полу ковре. Хоть пощечина и была неожиданной, я бы смог увернуться, но не захотел. Я поднял руки, защищаясь, и, словно приручая дикого зверя, ответил: — Ладно. Ты имеешь полное право злиться. Я поступил, как подонок, признаю.
— Ты теперь фразами из бульварных романов бросаешься? — Виола сложила руки на груди, еще сильнее закрывшись от меня. — Долистай тогда до главы, где герой, получив по заслугам, сваливает в закат! Хотя ты и так свалил.
Слова прозвучали насмешкой, оставив горький привкус, щека горела.
— Прости.
— За что? — развела она руками. — За то, что исчез? За что, что мне было не все равно?
Виола замолчала. А я ждал. Предложений катиться на все четыре стороны или остаться друзьями, хотя по большому счету мы никогда ими не были. Обвинений, что воспользовался ее доверием и не оправдал его. Крика или обычной женской истерики... Но вместо этого она устало сказала:
— Мог бы просто два слова написать, чтобы мне не пришлось гадать, поймал ли ты очередной лавантовский заскок или лежишь где-нибудь в канаве под Кувейтом с перерезанным горлом.
Мне вдруг поплохело, потому что ее слова буквально выбили пол из-под ног. И тут я понял, Виола злилась не потому, что я ее бросил. Она переживала за меня.
И ошеломлённо застыл.
Откуда внутри взялось чувство, что, отпустив эту девушку, образовавшуюся пустоту я уже ничем не смогу заполнить? Словно кто-то со всей силы ударил под дых, выбив весь воздух. И вдруг стало до одури страшно.
Странно, но когда три пули застряли в груди, не было страшно. Когда горячая жидкость сквозь тонкие трубки бежала по венам, словно подожженный абсент, не было страшно. Когда крыша саманной африканской хибарки разлеталась над головой в щепки, не было страшно. А сейчас вдруг стало.
— Ты не должна беспокоиться обо мне, — сдержанно сказал я, опустив взгляд на свои кеды с посеревшими носами. Только сердце всё никак не могло успокоиться и поймать привычный ритм.
Виола не двигалась, а я молчал, больше всего опасаясь, что она нечаянно увидит, разгадает ту мою сторону, которую я сам мечтал позабыть. Причину, по которой пропадал. Казалось, у меня на лбу правду выжгли, поднимешь глаза — пропадешь.
— Я уже поняла, — бросила Виола, скривила губы и, развернувшись, отошла к окну. — Как и ты мне ничего не должен. Даже человеческого отношения.
— Ви, ты знала мою позицию… — начал было я, но застрял в попытке найти слова, которые могут внятно объяснить произошедшее. Вот только непосвященному человеку такое невозможно объяснить в принципе. — Не допускай людей близко, если не хочешь потом обжечься. Я всегда так жил. Серьезные отношения не мой случай.
Это был чистый блеф, но я умел держать лицо и идти на попятный не собирался, поэтому стиснул зубы и произнес:
— Мне никто не нужен, понимаешь?
Мне не понравилось, как прозвучал собственный голос. Слишком тихо и не с той интонацией, но самое главное я сказал.
Едва улыбнувшись, она заправила волосы назад и кивнула. Словно соглашаясь сама с собой, что да, так и должно было случиться. Вот только ее глаза — потухшие и серые, словно лондонское небо — воплощение разрушений, что я за собой оставил.
Ее скулы заострились. Под глаза упали тени, а волосы стали как сырые осенние листья. И тогда я осознал, что был прав. Я разрушаю тех, кто рядом.
— Зачем ты тогда пришел? — спросила Ви.
— Попрощаться.
Уже через секунду по ее взгляду я понял, что все кончено. Но так будет лучше. Для нее в первую очередь.
— Прощай, — она присела на письменный стол, сложив ладони на столешницу. —
