А ты, по-моему, еще хуже.
— Смеешься? Ты рожу свою давно видел? Вас там что, до полусмерти избивали?
Он, криво ухмыльнувшись, пожал плечами и сложил кулаки на колени, чтоб лишний раз не беспокоить забинтованные костяшки. Я знал, каково это, когда болит целиком все запястье, пульсируя где-то в костях, а уж какой спектр ощущений открывает удар, прилетевший в печень, солнечное сплетение или селезенку. Особенно на следующие сутки. Но только не я, а он спросил меня:
— Ты в порядке?
Это был вопрос, на который я не хотел отвечать. Вопрос, на который у меня ответа не было.
После секундного колебания выдохнул честное:
— Нет.
— Ты думаешь, я не понимал, что твой брат дает мне подписывать? — произнес Шон, внимательно посмотрел на меня, и как только я открыл рот, чтобы тут же его закрыть в полнейшем ступоре, на плечо опустилась тяжелая рука. — Может быть, я не знал деталей, но сразу сообразил, что тебе нужна помощь. Иначе ты не выплывешь.
— Шон… — Я хотел сказать что-то еще, но не смог собрать и пары слов, уставившись на протянутую перемотанную ладонь с выглядывающим из-под бинтов белым диагональным шрамом. Таким же, как у меня.
— Память у тебя ни к черту стала, — улыбнулся он, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос. И мой рот сам начал растягиваться в ухмылке, потому что была в этой гадской жизни одна вещь, которую не смог вытравить ни Коракс, ни Джесс, ни даже я сам своим непроходимым упрямством. Наша дружба.
В карих глазах Шона светило не осуждение и не жалость. А просто безмолвное понимание. И этого было более чем достаточно. Просто знать, что ты не один.
— Надо бы его, наверное, вернуть? — кивнул он в сторону двери, где скрылся Арт.
— Пусть остынет, а потом я перед ним извинюсь. За пару часов ничего не случится. — Я постучал пальцем по браслету, приветливо мигавшему зеленым и добавил: — Не забывай, у нас есть эти чудесные штуки, которые всегда напомнят тебе о другой забавной штуке, которой у нас как раз-таки нет. «Свобода» называется.
— Он ведь кодируется на определённое расстояние? — прищурившись, спросил Шон.
— Да, так что если Арт решит сбежать из страны, браслет начнет мигать красным, а потом вырубит его. Мне на телефон и на центральный пульт придет сигнал.
— И предполагается, что снять их нельзя? — в его глазах зажегся азарт.
— На что ты намекаешь?
— Браслет экранирует от чугунной ванны. Я случайно заметил три дня назад. Он как будто гаснет или перезагружается, не ясно. — Шон не моргая с восторгом рассказывал мне это так, словно нашел отличную головоломку. — Что, если в этот момент попробовать раскрыть его?
— Ты пробовал? Получилось?
— Нет. До собственного я не дотянусь, к тому же нужны обе руки, а Арт не согласился. Особенно после моей неосторожной фразы, что его током ударит, если вдруг ничего не выйдет.
Я насмешливо фыркнул, хотя мне было ни капли не смешно, и подошел к окну, с силой сжав подоконник. В темноте даже с этого расстояния я мог разглядеть тонкий женский силуэт в здании напротив.
— Ты хоть сам понимаешь, в какую передрягу добровольно вписываешься? — спросил я друга.
— Пока смутно, но уверен, ты мне расскажешь, — ответил он. — А заодно и то, что собираешься делать дальше.
— Ничего, — пожал я плечами. — Страдать.
— Звучит как отличный план. — Шон вытащил из тумбочки полотенце и, накинув на шею, произнес: — Только я в это не верю.
Может, он был прав. Когда я умудрился растерять веру в собственные силы?
— Думаешь, у меня есть шанс все исправить? — спросил я, на самом деле говоря не о своем шатком положении, а о той, чье окно гипнотизоровал все это время.
— А ты хочешь? — задал самый очевидный вопрос Шон.
— Да. — Слово сорвалось с языка само. Потому что никаких сомнений, это было единственным, чего я действительно отчаянно желал. — Но я не знаю, как.
— Я думаю, ты знаешь, — ответил он, а потом скрылся в ванной.
Несколько секунд я гипнотизировал окно ее комнаты, вертя в руках телефон и прикидывая, несколько хуже все может стать в сравнении с тем количеством дров, что я уже наломал, открыл вкладку сообщений и, стараясь ни о чем не думать, написал:
«Я знаю, что все испортил.
Мне плохо… — и по одной букве набрал: … без тебя».
Виола не ответила ни сразу, ни через час.
«Прошу, дай мне последний шанс. Впусти меня обратно…»
***
Окно самой важной в мире комнаты находилось рядом с пожарной лестницей. Закрыв створку, я тихо подошел к кровати, стараясь не напугать, но Виола молча отвернулась к стенке. Мне казалось, если я не почувствую ее в своих объятиях, то умру.
Я опустился на кровать, проскользнул одной рукой под подушку и притянул ее к себе. Раздался тихий всхлип.
Я знал, что после всего, что наговорил, не имел права касаться, не заслуживал прощения, поэтому и не просил его. Но Виола позволяла быть рядом.
Зарывшись носом в шею, я взял ее ладонь, переплетая наши пальцы, ощущая ее дыхание в моих объятьях. Она даже не представляла, насколько важна была для меня. Жизненно необходима.
— Я так зла на тебя, Ник, — наконец произнесла она.
Я крепче прижал ее к себе и тихо прошептал, так, что слова можно почувствовать больше, чем услышать:
— Знаю.
А потом зажмурил глаза, потому что мой мир трясло. Много лет назад он впервые пошатнулся, когда она, будучи еще девчонкой, со всей силы ударила меня, а затем появилась снова и просто перевернула его вверх дном.
Я долгое время считал, что мне никто не нужен, находя в своей свободе покой. Но это было ложью. Облизнув пересохшие губы, я выдохнул и голосом куда более тихим и хриплым, чем обычно, добавил:
— Я соврал.
Осторожно приподнялся и потянул
