ее за плечо, разворачивая в свою сторону, пока Виола не оказалась подо мной, глядя прямо в глаза. Убрав волосы с ее лица, я погладил большим пальцем щеку, любуясь рассыпанными на ней веснушками. Виола глядела на меня широко распахнутыми глазами. Полными доверия. Такая маленькая, хрупкая, такая одновременно желанная и недосягаемая для меня. Я так скучал. Как мог подумать, что оставить ее будет правильным решением?
— О чем? — спросила она.
Слова вырвались сами:
— Я защищал не тебя, а себя. Все это время...
В её глазах блестело что-то такое испуганное и сомневающееся, но такое искреннее, надеющееся не обмануться, что хотелось броситься вперед и поцелуями вытравить этот страх, доказать, что на этот раз я не подведу, больше никогда не брошу.
— Я знаю, Ви, ты боишься, что я снова исчезну...
Она продолжала смотреть мне прямо в глаза, и показалось, что в ее взгляде, затмевая наивность и теплоту, вдруг мелькнула угроза: «Только попробуй не оправдать мое доверие», и захотелось улыбнуться. Но собравшись с силами, я произнёс то, что должен был сказать в самом начале. Чистую правду.
— Но я тоже боюсь. Боюсь, что ты уедешь и забудешь обо мне… — Виола, закрыв глаза, покачала головой. — Пусть не сразу, — добавил я. — Но пройдет время — месяц, два, год, и ты поймешь, что я был прав.
Виола приложила палец к моим губам.
— Ты же понимаешь, что я должна была уехать через три дня, а осталась на две недели. — шепотом сказала она. — Из-за тебя.
Это правда, подумал я. Из-за меня. А жила бы нормальной жизнью в Лондоне. Не исключено, что она уедет и больше не вернется.
— Ник, скажи честно, ты бы хотел, чтобы я осталась?
«Больше всего на свете!»
— Я не хочу, чтобы ты бросала учебу. У тебя есть мечта, и ты должна использовать любой шанс, чтобы она сбылась. Поэтому поезжай. А я никуда не денусь.
— Хорошо.
— Хорошо, — повторил я следом, обнимая.
Виола положила голову в ямку между моим плечом и грудью и закрыла глаза.
Она заснула почти моментально, а я лежал и долго смотрел на нее, впитывая запах и ощущения тела, прижавшегося к моему.
Из окна крохотной комнаты не было видно ни звезд, ни огней города. Только угол крыши, на котором я сидел этим вечером. И небо.
И наконец-то не было туч.
***
Мы с Виолой попрощались на рассвете, и еще до восхода солнца я покинул ее комнату. Арт явился под утро и, судя по данным передатчика, ночевал либо у кого-то из парней, либо в отеле неподалеку.
Он продолжал делать вид, что не желает разговаривать со мной, а я морально готовился к долгим извинениям. Но только не сейчас.
Последняя неделя полностью лишила сил. Из-за хронического недосыпа в голове стоял легкий туман, а случившееся казалось сном, странным и нереальным.
Я бросил взгляд на часы. Поезд Ви отправлялся через тридцать минут. Начало церемонии — через сорок пять.
— Она уезжает сегодня? — спросил Шон, застегнув на кителе последнюю пуговицу, и провел рукой по ежику на голове. Несмотря на то, что после окончания Эдмундса прошло уже несколько лет, Рид ни разу не изменял привычному стилю. Как только кончики волос начинали касаться ушей, он возмущался, что еще немного и станет похож на хипстера, и скорее бежал стричься. Его и еще двадцать с лишним человек в тот день принимали в агенты. Торжественная церемония была запланирована на полдень.
Я зачесал волосы назад, уложив их гелем, бросил пирсинг на стол и посмотрел в зеркало. Внутри натянутой струной звенело напряжение.
Коракс. Проклятый Коракс. Место, где я прожил, казалось бы, не одну сотню жизней. Каждый раз после загрузки воскресая как феникс и начиная заново. Вместе с парнями. Здесь не нужно быть одной крови, чтобы быть братьями. Как же я хотел, чтобы Шон с Артом этого никогда не узнали.
Странное место. Жуткое место. Где я потерял всё. Где внезапно, встретив Ви, нашел… себя? Возможно, это наша с Виолой последняя возможность увидеться. Повторить ее мы еще долго не сможем. Минимум до Рождества.
Я еще раз взглянул на часы.
— Как думаешь, Джесс сильно взбесится, если заметит, что я не на церемонии?
Шон, так несвойственно ему, хитро улыбнулся, посмотрел на мою руку и ответил:
— А если не узнает?
Я провел пальцами по металлическому браслету. За столько лет я настолько свыкся с ним, что практически перестал замечать, сейчас же он жег словно раскалённая лента, которую не терпелось сорвать.
— Думаю, настал момент проверить твои теории, — заговорщически улыбнувшись, ответил я.
***
Втиснув мотоцикл между припаркованными перед главным входом автомобилями, я рванул внутрь вокзала. Рука, впервые за несколько лет не скованная металлическим обручем, ощущалась непривычно свободной. Ровно до момента, пока в кармане куртки не загудел телефон.
Я знал, кто это. Не сложно было догадаться. Джесс.
«У тебя пятнадцать минут, чтобы вернуться и объяснить, что случилось с твоим браслетом».
Вот же…
«Буду!» — написал я в ответ и, сверившись с расписанием, перешел на бег.
Поезд уже стоял на путях. Вокруг суетились люди.
Протиснувшись сквозь безликий поток с равнодушными лицами, я остановился, чтоб оглядеться. По выходным на вокзале всегда народу столько, что не вдохнуть. А может, кислорода не осталось по другой причине. Я старался о ней не думать.
Еще раз обернулся кругом. Так Виолу не найти. Все слишком бесцветное, слишком серое. И людей, спешащих по своим делам, слишком много, а времени мало. Оно неслось так, словно боялось опоздать, и я следом. Только как отыскать одну-единственную среди этого волнующегося моря людей?
Мысль пришла моментально. Я ухватился за металлическую опору и, опираясь ботинком на скамейку, приподнялся, глядя поверх голов, скользя взглядом в поисках рыжей макушки.
И, наконец, вот она. Крошечная яркая точка в блеклом людском океане.
Виола держалась поодаль, ожидая, пока самые нетерпеливые первыми протолкнутся внутрь вагона. Она не спешила, будто сердцем чувствовала, что нужно еще минуту подождать. Толпа перед
