class="p1">«Не самый благоприятный район».
— Ник, всё. Я кладу трубку, — устав препираться, ответила она.
«На целые выходные».
— Я просто забочусь о тебе!
«Интересно, как много на факультете экономики парней?»
— С каких пор ты стал таким заботливым?
Казалось бы, у тебя появилась девушка, радуйся. Но нет. Теперь меня постоянно беспокоило, вдруг она попадет в беду, а я буду слишком далеко, чтобы помочь.
— Может, я всегда был, просто одна бестолковая морковка никак не желала этого замечать?
Придерживая телефон плечом, я порылся в карманах в поисках ключей и открыл дверь.
Арт, усевшись на моей кровати, поднял голову и прошепелявил:
— Наконец-то.
В его зубах был зажат бинт, а между средним и указательным пальцами — пластырь. Вчера, играя в баскетбол, он выбил палец и теперь демонстративно страдал.
— Помоги мне! — Арт выплюнул изо рта клок марли и протянул руку.
Придерживая телефон плечом, я взял с комода новый, не слюнявый бинт, флакон антисептика и ватные диски.
— Открой пока.
Я бросил бинт другу на колени, а сам уселся на стул и принялся искать язычок на крышке. Арт ловко выхватил трубку из моих рук и, улыбнувшись от уха до уха, пропел:
— Привет, Ви! Как твой отчет по практике?
— Верни обратно, — попытался забрать я телефон, но он увернулся и протянул руку. Мол, бинтуй давай.
Я перевел на него тяжелый взгляд. Только весь прикол в том, что с Кавано эта штука никогда не работала. Он, как ни в чем не бывало, принялся рассказывать Виоле о своей «ужасной» травме, спрашивать ее о учебе, а потом впечатленно поднял брови и, рассмеявшись в трубку, покачал головой:
— Молодец! Вот это моя девочка!
— Она не твоя девочка, — сощурился я, слишком сильно фиксируя ортез.
Арт бросил на меня взгляд, который явно планировался как раздраженный, но его детская улыбка с ямочками все испортила.
— Расслабься, — сказал он, опустив пострадавшую руку на мое плечо. — И хватит злобно шипеть. Ты отпугиваешь людей.
— Я не люблю людей. Так что это полезный навык, — сбросив его руку, я вернул себе телефон. Только Ви уже положила трубку. — Не могу понять, вы не видели друг друга много лет, а общаетесь словно друзья закадычные?
Арт широко зевнул и здоровой рукой поскреб светловолосую голову.
— Пока ты был в душе в прошлую пятницу, телефон разрывался, пришлось ответить.
Я на мгновение завис, потому что только Кавано мог выкинуть такую дичь и говорить об этом с ангельски невинным видом. Я возвёл глаза к небу, умоляя дать мне терпения. Безграничный запас, пожалуйста.
— Нет, ну это нормально вообще? И не стыдно?
— Благо, я плохо понимаю, что такое стыд, — пожал плечами Арт и абсолютно серьезно добавил: — А то наверняка было бы.
Уже не в первый раз он так нагло и бесцеремонно вваливался в мою жизнь, даже не разуваясь. И, хотя у степени дозволенности есть предел, я снова ничего не сделал, чтобы исправить это. Потому что, как бы он не раздражал, а иногда Арт раздражал всех вокруг, я все равно любил его. По-братски, по-дружески. И не мог не признать — хорошо, что он рядом.
Внутренне улыбнувшись, я закатил глаза с притворной обреченностью и спросил:
— Как там Клара?
То, что я каждый раз испытывал, глядя как Арт по четвергам звонил на другой конец острова, было, наверное, завистью. Ведь сидя в засаленном кресле и сверяя время по часам, его звонка кто-то ждал. А может, потому что мне самому, кроме Ви, звонить было некому. Или так было проще думать. Ведь понимать, что твой звонок просто не нужен — больно, не так ли?
Еще как больно.
Арт подошел к холодильнику, достал оттуда бутылку воды и снова плюхнулся на мою кровать.
— Она видела твоего отца, — вдруг сказал он, задумчиво разглядывая катящуюся по запотевшему пластику каплю. — Пару дней назад. На рынке. Говорит, выглядел он паршиво. Я просто подумал….
— Это было явно зря, — перебил я его. — Даже знать не хочу, к чему ты клонишь.
Отец жив. Это все, что мне необходимо было про него знать. Лишь по боли в пальцах я сообразил, что до сих пор сжимаю в руке мобильный.
— Ты уже понял, о чем я, да?
Я закрыл глаза.
Мы слишком долго и слишком хорошо знали друг друга, чтобы не понять. Для Арта понятие «семья» приравнивалось к святыням. «Крепость на враждебной территории», — часто повторял он. И не смотря на то, что сам он никогда не был итальянцем, — фамилию Кавано дала ему Клара, — вместе с ней внутри Арта проросло осознание важности быть частью чего-то большего. Чего-то общего.
Не то, чтобы я был против. Просто это был не мой случай.
— Скажешь еще хоть слово, переедешь к парням, — отрезал я, заранее предчувствуя поток убеждений со стороны друга. — Прямо по коридору. Одна ванная на две комнаты.
— Но Ник, он же твой…
Я вскинул руку, призвав его к молчанию, и добавил:
— И вряд ли кто-то, кроме меня, позволит тебе заваливать комнату всяческим хламом или петь Адель в душе.
Арт открыл рот, чтобы что-то возразить, но тут же захлопнул его и, откинувшись на постель, вставил в уши капли-наушники. Больше мы эту тему не поднимали.
Ночью я долго не мог сомкнуть глаз. Одна мысль тянула за собой следующую, пока они не сплетались в клубок, в котором за какую нить не тронь — запутаешь еще больше.
«Как отец принял решение вычеркнуть себя из нашей с Джессом жизни? В какой момент перестал нас любить? И любил ли когда-то вообще?» Вопросы, как древесные термиты, прожрали в коре моей жизни дыру и теперь съедали изнутри.
Я настолько погрузился в эти мысли, что утром пронесся мимо собственного кабинета. Ноги сами привели в тренировочный зал. А вернее, голос. Единственного человека, который мог ответить на мои вопросы.
— Найди мне партнера для спарринга, — крикнул Джесс
