Тогда пять Верховных решились на до этого невиданное. Пробраться в самую черноту и вернуть Родительницу.
У каждой были свои способности. Одна безупречно варила зелья. Другая — владела палашом. Заклинания. Чутье. Песнь. У каждой. И это помогло им добраться до Ильхима, сразиться с чудовищами, победить. А потом и вынести из запределья Луну, расколов ее на пять частей и полностью слившись с ними… Познав Тьму и себя полностью.
Во время посвящения ведьмы повторяют эту историю. Именно потому мы не терпим свидетелей. Глаза и действия тех, кто сам не способен испытать полного слияния, только помешают. Ничем не лучше эти чужие глаза, все равно что твари Запределья подсматривали бы.
Меня немного страшило то, что происходить будет. Меня ведь не обучали такому. Всегда старший круг помогал той, что в центре, пел нужное, подготавливал…
— Прияна, — дотрагивается до моего плеча Вимала, — мы справимся.
Киваю.
Надо взять себя в руки.
Что я за наставница такая, что уже воспитанницы меня подбадривают, а?
Снимаем лишнее и остаемся только в нательных рубашках, едва-едва доходящих до колен. Белоснежных. Вопреки мнению, даже посвященные ведьмы не полностью во всем черном ходят. Ну где вы видели черные панталоны? Или сорочки? Ткань платьев и плащей, корсажей, верхней одежды или юбок красить надо, вымачивать, чтобы выглядели непроглядной тьмой.
А кто же так будет поступать с тонким и гладким сукном и кружевами?
Хотя не потому мы простоволосые, почти обнаженные и в белом, что нечего носить на посвящение. Распущенные волосы и босые ноги — потому что нам нечего скрывать. Женщины так издревле ходили, впитывая силу породившей их земли и обдувающего их ветра. Белый цвет — потому что верили, что такая оболочка лучше всего удержит Тьму внутри. Словно временные, но порой такие нужные оковы.
Ночь и Триединая — как родители, бережно провожающие свою дочь к изменениям.
И наши способности, благодаря которым мы поможем сразиться с чудовищами внутри.
Пять ведьм, пять светлых огоньков в темноте поляны…
И мой напев, замыкающий первый круг:
"Косы растрепаны, пологи белые,
Бегает, бегает, резвая, смелая.
Темная ночь молчаливо пугается,
Шалями тучек луна закрывается.
Машет, танцует, играет забавами.
Звезды моргают из туч над дубравами.
Серьгами змеи под косы привешены,
Кружится с ветром ярко и бешено.
С сестрами пляшет под звон сосняка.
С черною дрожью плывут облака…"
***
…О том, что чудовища Ильхима украли Триединую, сначала только шептались. А потом уже выли в голос.
Ведьмы теряли силы. По искре, по крупице, вроде бы незаметно — но теряли. И не в тучах, заполонивших небо, было дело. А в тварях Запределья.
— Мы должны идти за Луной, — уверенно сказала одна из Верховных. Воинствующая. Та, что сильна была в ближнем бою. Настолько, что к ней можно было подпустить целую армию.
— Должны-то должны, — немедленно отозвалась Мудрая. — Но рискуем оставить всех сестер и без Родительницы, и без Верховных.
— На наше место придут новые, — раздался звонкий голос самой юной, бойкой. — А вот Триединую никто не заменит. Ну зачем Ильхиму Луна, а? Они же слепы, даже сияния ее не смогут оценить!
— Только чтобы нам досадить, уж точно, — устало вздохнула Шепчущая, — Нам — и всем живущим. Разве не в этом смысл существования Ильхима? Пакостить.
— В былые времена в этом наш смысл существования был, — ворчливо отозвалась седовласая Зельеварка, — Ох и резвились мы тогда! А сейчас что? Этому помоги, того спаси. Еще и миру теперь Луну верни!
Спорили Верховные долго. Но без особого накала. Каждой с самого начало было понятно — надо идти. Не проживут без Триединой ведьмы. Оболочки может и останутся да тоска по прошлому. Но разве это жизнь, без собственной сути-то? Существование.
Потому поговорили, поговорили и занялись приготовлениями.
Корень мандрагоры вытащили, чтобы сварить зелье силы. И по кусочку — на шею повесить. Засушенный, он был лучшим оберегом: хоть от тварей, хоть от людей. Этим и привлекал, и не только ведьм. Но только ведьмы могли выкопать его, не погибнув от раздирающего лес визга, который издавала мандрагора, извлекаемая из земли.
Черенки на метлах заменили на дубовые. Дуб — король леса. Алтари древние всегда у дуба делали, именно его энергия создает вихри, связывающие миры. А уж в умелых руках ведьм и врата можно было открыть. Такие, что проведут даже в Запределье. И позволят выйти из него.
Палаши наточили и натерли соком аконита. Поговаривали, что тот начал расти там, где самые злобные твари ядовитой слюной накапали. Вот от нее же и погибнут.
На лепестках страстоцвета заклинания нанесли — нашептали. Вдруг безголосыми станут, в Запределье-то? На лепестки дунут, и те разлетятся. Что хочешь сделают. Хоть бурю поднимут — хоть жар остудят. Стену создадут — и через стену помогут перелезть.
Какие возможно сделать приготовления — сделали. А дальше уже не медлили. Сорвались вперед с энергией вновь инициированных.
И пусть в дальнейшем никто не рассказывал о том, что там происходило, в Запределье этом — даже Верховные не рассказывали какие они выдержали битвы, сколько препятствий преодолели, сколько тварей уничтожили, сколько замковых стен разрушили и повернули рек вспять — ясно было одно. Это стало испытанием их жизни. Таким, что и на поверхности дрожала земля и ходуном лес ходил.
И самым сложным оказалось Триединую назад вывести. Ведь в руки не возьмешь. В подоле не утаишь. На ней не прокатишься. Только приняв ее суть в себя, свою суть, как Луны, стало возможным справиться с этой задачей.
Но как принять себя?
Только проявив полностью. В любом из миров так было…
Дзы-ыннннь
Хлоп — хлоп.
И сердца стучат так, что звук разносится среди разрушенных камней замка. Пой!
“ Борьба. Битва.
Война. Победа.
Бойня. Стали бренчанье. Усыханье.”
Тела двигаются ломано. Каждая часть тела будто изолирована от другой: руки плывут по воздуху, плечи поднимаются и опадают. Взметнулись волосы, потом юбки и на мгновение застыли: уже не ведьмы, а гордое, непокорное племя. И снова пришли в движение, упав на колени — но не перед мертвыми врагами. Перед той, кто ведет их и вела всю жизнь.
Луной и ее Тенью.
“Клёкот. Дикость.
Месть. Острия молчанье.
Треск. Метла. Подражанье.
Сраженье кончено. Дрожь.
И мечет кровь. Триединая.
Осторожность ночи. Родительница”
Завораживающие движения тел. Будто не тела это — огоньки пламени. И не важно, старая или молодая, подвижная или тяжеловесная ведьма — в этом танце она горит. Ни публика ей не нужна, ни признание.
Гордо поднятая голова, уверенный шаг и независимый взгляд, нисколько не заигрывающий с молчаливым лесом.
Они не стремятся пленять танцем. Но притягивают. Луну притягивают к себе, седлают или впитывают — не столь важно. И еще больше погружаются внутрь себя, в свои эмоции, суть, темноту. Чувствуя себя единственными, едиными, по-женски могущественными.
Хлоп-хлоп-хлоп.
Тряска бедрами. Быстро и медленно. Круги, восьмерки, перекат. Снова быстро. Движения бедер сменяют повторяющиеся круги, восьмерки грудью. Волной от кончиков пальцев к плечам и обратно. Плавный переход на тело и резкий, отточенный акцент в области живота.
Быть собой и, одновременно, вне себя. Больше, выше, сильнее…
Хлоп-хлоп.
Дзы-ыннннь
“Побоище. Страсти тайна.
Тварей молчанье. Независимость.
Век палашей. Тишина. Мощь.
Война. Независимость.
Истое кручение. Песня ветров.
Поклон. Очищение”
Всему Запределью хочется быть там с ними, среди них. Встроиться в этот танец, дать своему несуществующему телу свободу. Уже не посвящения ради, не ради того, чтобы спасти Триединую и спастись самим танцуют. Ради собственного удовольствия, уверенности, расширения.
Повороты следуют один за одним. Плечи расправлены. Запястья вращаются. Хлоп… И тело замирает лишь на мгновение под резким углом, чтобы затем перейти в новую волну. Затрагивающую каждую частичку тела.
