ехидно процедила я и всё-таки посмотрела на Кострика.
На языке вертелось оскорбление, да не одно, а целая дюжина крепких словечек, но я осеклась, споткнувшись об уверенный, совершенно спокойный взгляд дракона. И сразу поняла: он и не думал подшучивать надо мной или обижать. Потому что сейчас Кострин совсем не был похож на подлеца, желающего насладиться моим унижением. Он просто ждал ответа. И тут впервые с того ужасного дня пять лет назад я засомневалась. А что, если всё было совсем не так? Что, если…
У меня внезапно словно пелена с глаз спала. Чем я думала, когда приняла слова Барона на веру? Точно не головой. Да это и не удивительно! Увидев интимные моменты своей жизни на экране чужого мобильника, я была так оглушена и раздавлена, что даже дышала с трудом. Какие уж там мысли!
А между тем, задуматься было над чем. И в первую очередь над тем, с какого перепугу Кострик стал бы посылать Барону хоть что-то? Да он в нашей группе вёл себя, как принц крови, ни с кем не дружил, лишь с некоторыми перекидывался время от времени парой слов, да и то по учебному процессу… И тут вдруг за каким-то чёртом отправил одногруппнику, которого, я уверена, недовасилиск и по имени-то не знал, фотографию нашей первой ночи… Во-первых, зачем? А во-вторых, как он её сделал? Нет, можно было бы, конечно, предположить, что он подготовился заранее, установил незаметную глазу камеру, но… но я тогда и сама не знала, чем закончится мой спонтанный визит к однокурснику, а уж он-то просто должен был обладать даром предвидения…
Всё это и много чего другого пронеслось в моей голове со скоростью света, оставив после себя неприятный привкус во рту, и стойко убедив меня в правильности изначально принятого решения: не спешить с рассказом о событиях давно минувших дней.
Для начала надо как следует прощупать почву и обмозговать, под каким соусом это всё подать.
– А ты? Ты почему поверил, что я с собой покончила? – вспомнив о том, что лучшая защита – это нападение, выпалила я. – Сам говорил, что ни секунды не сомневался в моей смерти, и сам же теперь возмущаешься.
Кострик скривился и раздражённо поджал губы.
«Не скажет ничего!» – внезапно подумала я и вздрогнула от удивления, когда почти синхронно с моими мыслями дракон произнёс:
– Поверил, потому что дурак. Подумал, что тебе кто-то донёс про мою жену, вот ты и… вместо того, чтобы потребовать у меня объяснений или хотя бы позволить всё объя…
Били вас когда-нибудь палкой по голове? А кулаком под дых, так, чтоб, к едреням феням, всё дыхание из лёгких выбило, получать приходилось? Так вот, после того, как Кострик так ненавязчиво сообщил мне о своём семейном положении, я почувствовала себя примерно так же.
– Про жену? – перебила я дракона незнакомым, чужим голосом, чувствуя непонятную горечь во рту, и медленно встала на ноги. – Да я никогда в жизни из-за такой гнусности не стала бы… Фу! Кострик! Раньше мне было всего лишь больно обо всём вспоминать, а теперь будет ещё и противно!
Тут я ни на миг не покривила душой. Действительно, противно. Потому что из героини трагедии я немедленно превратилась в участницу уличного балагана, дешёвого фарса… Боже! Стыдно-то как!
– Я всё объясню! – возмутился было дракон, но я категорично отрезала:
– Жене своей объяснять будешь, а мне, знаешь ли, неинтересно.
Я была так возмущена тем, что по незнанию умудрилась влюбиться в женатого мужика, закрутить с ним интрижку, переспать с ним – пошлость какая! – что даже забыла о неизменной боли, пять лет сидевшей тупой иглой в моём сердце.
– Варя, послушай!
– И главное, наглости хватает спрашивать с невинным видом, мол, что я сделал не так? Бабник!
Ох, зря мы проклятый пакт о перемирии подписали. А может, ну его к чертям?
– Только я с моим невезением могла встрять в отношения с женатиком. Грёбаный стыд.
– Значит, про жену ты всё же не знала, – пробормотал в ответ Кострин, и мне в его голосе отчетливо послышались нотки сожаления.
Кончики пальцев закололо от желания вцепиться когтями в расстроенную бледную физиономию Кострика, расцвечивая её алыми полосами.
– Не знала, – отрывисто произнесла я.
– Тогда почему?
– У приятеля своего спроси, у Бароневича, – раздражённо бросила я и, прямо-таки пылая от негодования, схватила в руки мышку и щёлкнула по экрану компьютера, открывая сводную таблицу. – Пусть он тебя просветит, а у меня нет ни желания, ни времени ворошить прошлое. Кому-то в этом отеле ещё и работать надо, знаешь ли.
Сама не знаю, зачем я всё-таки сказала Кострину о Бароне, ведь совсем уже было решила промолчать, но вот как-то само вырвалось: наверное, вынесло из закромов памяти на волне возмущения.
– Кто такой Бароневич? – ожидаемо спросил дракон. Вот только бы ещё понять, почему он об этом спрашивает? Потому что и в самом деле его не знает, не помнит, то есть? Или притворяется? Или не притворяется, но не помнит, потому что забыл? Или… уфф, я так себя накрутила, что окончательно запуталась.
А ведь мне уже должно быть всё равно. Разве важны сейчас причины, что пять лет назад развели наши с Костриком судьбы в разные стороны? Да после слов о том, что он женат, я должна бежать сломя голову и за тридевять земель. Ан нет. Вместо этого сижу, смотрю, ничего не видя в монитор, и думаю совсем не о том, о чём стоило бы. Точнее, о том, о чём думать не стоит ни в коем случае.
Проклятье. Как же хочется плакать.
– Однокурсник наш, – всё же ответила я. – И не спрашивай у меня, где он сейчас и как с ним связаться. Не знаю и знать не хочу… Кострин, слушай, будь человеком, уйди, а? Мне…
…Мне так плохо, что я сейчас, кажется, завою.
– …У меня работы много. Её за меня никто делать не станет.
Он глубоко вздохнул и пронзил меня длительным, до костей пробирающим взглядом. И где-то там, в океанных глубинах его глаз плескалось что-то такое болезненно-пронзительное, что я прикусила себе щёку изнутри, чтобы не заорать от безысходности и горя.
…Уйди же ты уже наконец!
– Мы ещё вернёмся к этому разговору, – заверил меня Кострик и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
А я упала на стол, уронив голову на скрещенные руки и разрыдалась. Ну, почему всё так? Почему у меня всё обязательно должно быть через жэ? Я ведь не много прошу у Судьбы и Бога.
