жизнь.
— Детей?
— Дааа, детей.
Переваривая сказанные слова, даже не сразу нашлась чем ответить, задавая банальный вопрос, на который уже знала ответ:
— А разве… Так можно?
Вместо ответа, господин поднял голову от моего живота и улыбнулся.
Сверкая двумя тонкими змеиными клыками.
— Мне кажется, что ты уже беременна, — продолжая улыбаться сказал он. — Ты стала иначе пахнуть, сильнее, слаще.
По коже пробежал холодный импульс, словно срывая во мне ранее глубоко запрятанные чувства и желания.
Беременна… Я могу быть беременна…
— Мой яд подготовил твое тело, оно сможет выносить ребенка без осложнений. Мое сокровище…
Вдохновленно прижимаясь губами к моему все еще плоскому животу, Наан доверительно закрыл глаза, наслаждаясь моментом. Но я прибывала в диком ужасе.
Нет, не за себя, а за возможного ребенка, что я могла уже носить под сердцем. Маленькую жизнь, что подарили мне боги и господин, позволяя не убиваться по загубленной судьбе в роли лиреи, служащей для сексуальных утех.
Ребенок… Ребенок…
Эта мысль стучала в голове неустанными барабанами, не замолкая ни на секунду. Мое! Мой ребенок!
Уже тогда, когда я шла на покаяние к Карату, я принимала судьбу вечной одиночки, той у которой не будет семьи, не будет любимого и детей. Той, что отдает себя в чужое владение, принимая выбор господ.
Но с появлением Наана все шло кувырком.
Все, что я так долго топила в себе, убивала и прятала, он вынимает наружу, и согревает в горячих пальцах. Боялась остаться одна? Лучший мужчина в мире назвал меня своей, разрешая любить. Приняла одиночество? Господин хочет продолжения рода и искренне жаждет этих детей.
Вот так просто разрешает мне вытащить свои страхи и тайны.
Слезы без разрешения брызнули из глаз, и я невольно всхлипнула, шмыгая носом. Занятый любованием моего тела шайсар напрягся, вновь поднимая глаза и пронзая меня решительным взглядом.
— Что не так, лирея?
— Все хорошо, — пропищала, будучи тут же поднятой и усаженной на пятую точку. — Все правда хорошо.
Но словно назло слезы градом продолжали бежать по щекам, убеждая шайсара в моей нечестности по отношению к нему.
— Луна, — строго сказал он, все еще пытаясь добиться внятного ответа.
— Это от счастья, — сказала и улыбнулась, вновь всхлипывая с удвоенной силой.
Не знавший женскую истерику с такой стороны повелитель растерянно огляделся, решая, чем меня успокоить, но я первая прильнула к его груди, и попробовала объяснить не дожидаясь поспешных выводов на мои эмоции:
— Я счастлива. Никогда не думала, что мне будет позволено иметь детей. Семью, — голос дрожал все сильнее, но шайсар слушал внимательно, не перебивая. — Это слезы радости, господин. Просто эмоций так много…
— Я, наверное, никогда не смогу понять, почему людиплачутот счастья.
— Это облегчение. Оно всегда приходит, когда все кончается хорошо, — попыталась объяснить я.
— То есть, ты хочешь от меня детей? — все еще сомневаясь спросил он, напряженно сжимая пальцы на моем затылке.
— Очень. Очень хочу. Просто я боюсь, я же даже не думала о том, что когда-то смогу стать матерью. Я… — снова всхлипнула, сильнее прижимаясь к горячей груди, и господин бережно опустил меня на подушки, ложась рядом и позволяя обнять себя.
— Ты кажешься мне странной. С самой первой встречи. Маленькая лисица с преданной душой, совсем не похожая на то, что я ожидал. Я до последнего не верил в то, что невольно повторил судьбу отца, внося в нее свои коррективы.
— Что?
— Когда я был маленьким в нашем доме появилась Арима, — говорил господин, гладя меня по волосам. — Отец называл ее «свет души моей», а я никак не мог понять, почему он так привязан к ней, казалось бы чужой и купленной за деньги. Время шло, на свет появилась Исшин, и когда Амира с улыбкой позволила мне заглянуть в ее колыбельку, я сообразил в чем дело. Отец просто любил до беспамятства женщину, что согласилась всегда быть второй, не признанной, отказавшейся уйти ее, когда он отпускал. Она была с ним честна, никогда не врала о своих чувствах, не играла в любовь. Амира просто любила, так как могло любить женское сердце. Ты показалась мне такой же. Правдивой и искренней, с огнем чувств в глазах. Я сыграл поставив на карту все, Луна. Я мечтал о таком же и завидовал отцу, когда он умирал в объятиях любимой женщины, подарившей ему дочь — плод их любви.
— Ты…
— Нет, я не переживал за мать, зная, что их отношения с отцом чисто договорные. Так бывает, с этим можно жить. Но союз моего отца и лиреи поражал меня до глубины души, заставляя с упоением рассматривать, как светлеет его хмурое и жесткое лицо, стоит ему услышать ее смех. Я хотел понять какого это, но…
— С Эридой не вышло.
— Более чем, — резко ответил он. — Убедившись, что в договорной брак хорош тогда, когда в него не вкладывают чувств, я практически смирился с тем, что проведу так остаток своих дней.
— А что подтолкнуло тебя искать лирею?
— Исшин, — усмехнулся он. — Дитя любви. Она порывистая как кобылица, резкая, громкая и не всегда уместная, но зная ее с младенчества я всегда знал, какое огромное сердце у этой шайсары. Я решил прислушаться, и как видишь, повторил путь моего отца, только…
— Только, что?
— Я дам тебе больше, — таинственно протянул он, заставляя смотреть ему прямо в глаза. — Я сделаю тебя больше чем эфе, обещаю. Наши дети будут наследниками, никто не скажет, что они бастарды, ты будешь моей и все об этом узнают, ты меня поняла?
Кивнула.
Что еще я могла сделать, видя каким огнем разгорается его взгляд?
С одной стороны, я понимала ту самую Амиру, которой было собственно все равно на статус и положение. Она такая же невольница, как и я, и иметь семью, хоть и не такую как у всех, для нас роскошь, данная немногим. Но какое это имеет значение, когда речь идет о мечте?
Мечта она на то и мечта, чтобы оставляя суть выворачивать судьбу в различные загогулины.
— Я дам тебе все, Луна. Только люби меня. Страшного, злого и хмурого.
— Любого, — пообещала, накрывая ладонью его грудь, слыша, как стучит сердце стараясь пробить грудную клетку. — Обещаю.
