прекратить делать это с собой.
— Делать с собой что? Образование? — Тана бросил в бой ехидство, потому что других козырей у него, по правде, не было. — Разум всегда должен учиться. Это полезно.
— Базово да. Но знаете, любую хорошую идею можно превратить в ужасную, просто доведя её до крайности. История человечества имеет множество тому доказательств.
Тана на это только пожал плечами.
— Я в порядке.
— И эта фраза тоже звучит совсем не настораживающе… Тана. Я могу ошибаться, но почему-то мне кажется, что древние языки вот прямо сейчас, когда вы по двенадцать-четырнадцать часов работаете на благо Секретной Службы — не самый приоритетный вопрос. Скажете, нет?
— Вы знаете, что моё развитие — тоже часть работы. Долгосрочной и важной.
— Давным-давно выполненной.
— Чушь. Моя задача — стать живым доказательством того, что…
Он запнулся. Захотелось зарыться в песок, нежный, фиолетовый, ласкающий кожу. Или нырнуть под воду, поплавать час или два, не выбираясь на поверхность. Инстинкты… Он подавил их усилием воли.
Рано или поздно ему придётся говорить это вслух перед миллионами, миллиардами людей. Отвечать на каверзные вопросы журналистов, читать уничижительные комментарии на форумах, столкнуться с той волной ненависти, которую порождает человеческое неприятие.
Там не будет песка, чтобы зарыться. Собственно, больше нигде нет того песка: на его планете уже проведена терраформация, и ничего не осталось от его мира. От мира “лысых ящериц”, как их походя обозначили в бортовом журнале люди.
Им казалось, наверное, что это очень остроумно.
— ..Моя задача — стать доказательством того, что мы, тараи-монто, были разумны, — закончил он твёрдо. — Что у нас был… мог бы быть шанс стать высокоразвитой цивилизацией. Изначально мне и сохранили жизнь, чтобы я стал живым примером…
— Хватит! — неожиданно рявкнул Сэм.
Он выглядел злым, неуравновешенным. Это было странно.
Тана лизнул воздух, теперь уже специально.
Человек пах злостью, беспомощностью, и чем-то ещё… Непонятным. Будто бы горем.
— Сэмюэль? — позвал Тана осторожно. — У вас всё в порядке? Просто… скажем так: если у вас что-то случилось, мои нынешние возможности весьма и весьма…
Сэм фыркнул.
— Вы у меня случились. А ещё — упрямая сука, которой не жаль ни себя, ни других.
Тана, забывшись, удивлённо моргнул внутренними веками. Зная подноготную ситуации, ему не так уж сложно было сложить два и два.
— Вы поссорились с леди Авалон? Из-за… меня?
— Не из-за вас, — Сэмюэль зло скривился. — Не берите вину на себя, даже вербально. Просто я сказал ей, прямо и не стесняясь в выражениях, что думаю обо всей этой идее с “доказательством разумности”.
У Таны внутри всё заледенело.
— Она ведь не отменит?..
— Нет. Хотя, видит космос, стоило бы. Если не отменить, то хотя бы притормозить со всем этим. Но ей нужны фигуры на доске, чтобы сожрать чужого ферзя. И плевать на цену.
Тана, забывшись, зашипел, но тут же вернулся к человеческой речи.
— Это нормальная цена, Сэмюэль. Я — доказательство разумности…
— Вы — разумное существо, профессионал своего дела, гений. А ещё — мой пациент и, смею верить, друг. Не сводите себя к доказательству. Не подводите под это все знаменатели. Впрочем, даже если вернуться к трижды проклятым доказательствам… Тана, когда вас взялись социализировать, никто всерьёз не рассчитывал, что вы хотя бы освоите человеческую речь. Вы давным-давно выполнили план, перевыполнили его. Никто в здравом уме не усомнится в вашей разумности…
— Я должен соответствовать самым строгим критериям.
— Вы никому ничего не должны, Тана. Вы стали жертвой ужасного преступления, и вы никому ничего не должны доказывать. Жертва не должна ничему соответствовать, доказывать, что достойна жалости. Это нездраво и…
— Это — правило вашей расы, — резко ответил Тана. Его гребень распрямился, прорывая идеальный костюм. — Вы лжёте себе, если не понимаете этого. Вы слепы, если не понимаете. Ваша раса устроена так: вы бросаетесь на слабость, почуяв кровь, вы готовы оправдать любое насилие, прикрывая это любым удобным предлогом, вы готовы цепляться за самую бредовую ложь, чтобы не поколебать своих убеждений!.. Именно потому я должен быть идеальным доказательством. Я должен соответствовать! Почему вы не можете понять чего-то настолько простого?!
— Но вы не будете, — сказал Сэм тихо. — Вы никогда не будете соответствовать, что бы ни делали. Поймите и примите это.
Тана чувствовал себя довольно некомфортно.
Не то чтобы этот разговор был неожиданностью — он назревал давно, по правде. Сэмюэль пытался всячески повлиять на Тано, чтобы тот “перестал делать это с собой”. И, в принципе, сейчас Сэм был честен. Но такого рода честности Тана, наверное, всё же не ожидал.
— Вы никогда не будете соответствовать, — повторил Сэм, — соответствовать невозможно.
Тана снова моргнул внутренними веками. Сэм отсалютовал ему стаканчиком с кофе.
— То, что вы сказали раньше, про жажду крови и человеческую жестокость — правда. Это не вся правда о человечестве, конечно. Даже не половина её. Но всё же правда — в некотором печальном, кровавом, грустном смысле.
Тана кивнул. Ему бы и не пришло в голову с этим спорить.
Он мог отрицать многое, но не величие человеческой цивилизации, тех непостижимых высот, которых она достигла. Самым ужасающим и поразительным в людях было то, как деструктивное уродство сочеталось в них с непостижимой красотой, как соседствовали в них животная примитивность и высота отточенного разума.
Тана не мог в полной мере постичь это противоречие. Он не был уверен, собственно, что хоть кто-то из людей способен это постичь. Ему только было интересно: пришли бы когда-либо его соотечественники к этому противоречию? И какой бы могла стать их цивилизация?
Но правда в том, что ему никогда не узнать ответа на этот вопрос.
Сэм печально улыбнулся, как будто понял, о чём думал Тана; впрочем, может, и правда понял.
Как уже было сказано, Сэм был хорошим шаманом.
— Я веду к двум простым тезисам, которые вы должны принять, чтобы двигаться дальше в относительно здравом рассудке. Первый: вы не можете соответствовать. Второй: вы и не должны. Только переступив через эти две ступеньки, вы сможете пойти дальше.
Тана невольно приподнял гребешки, которые в спокойном состоянии были прижаты к его голове.
— Мне кажется, я уже объяснял вам, почему это так важно.
— Объясняли. И были экспрессивны и убедительны. Но, возможно, теперь моя очередь? Позволите?
Это невежливо, подумал Тана. Нужно по крайней мере
