— Я доверяю, — соглашаюсь нехотя, но состояние и правда тяжелое. Около одиннадцати, пусть солнца и нет. А я ни разу не вставала с кровати.
Супруг дает мне своей крови привычным способом. В этот раз сознание меня покидает. Сил нет. А когда сладкая нега отпускает, в комнате оказывается гораздо больше гостей. Я вижу Эйдана, Джину, Дика и даже Джима!
— Боже мой, ребята, что вы тут делаете?
Джина первой подбегает к моей постели, падает и обнимает, целуя в щеки.
— Эми, поздравляю, мамочка! Вижу, ты хорошо проводишь время?
Она подмигивает, а я отталкиваю девушку, смеясь.
— Часть реабилитации, не более того.
— Эми, он такой красивый!
— И совсем не маленький, как он там поместился? — добавляет к поздравления Эйдана, Джим. Брюнет расправляет руки в стороны, показывая размер Эвана, а за его спиной Крис закатывает глаза. — Дай мне его? Хочу подержать!
— Конечно, — супруг проходит вперед, опускается на колено и перекладывает малыша из рук в руки, — Мы его спеленали.
— Я научила, — поднимает руку Джина.
— Откуда ты знаешь, как пеленать детей? — иронизирую я, но та пожимает плечами, отшутившись. Зря я спрашиваю такое. Особенно в мире, где каждый кого-то терял.
— Там столько народу собралось, — возвещает Джейк, — Все хотят посмотреть на маленького дампира.
Широко раскрыв глаза от изумления, я смотрю на Криса, тот одобрительно кивает.
— Все в порядке, показывать малыша толпе не будем. Достаточно того, что мы живем в общине и за время наших гостин его увидит немало горожан.
— Да, — соглашаюсь я, прижав малыша к груди, — Простите, но я буду ревностно защищать Эвана. Это новое чувство, я не готова делиться им.
— Но я буду нянчится с ним? — аккуратно шутит Эйдан. На этого парня я никогда не сержусь. Он вызывает только теплые чувства.
— Ты мне как брат. Конечно.
— Эми выпишут послезавтра. До этого времени мы хотим побыть одни, — аккуратно обращается к ребятам Крис, — Поможете объяснить это горожанам?
— Здесь собралась команда поддержки будущего короля мира и как его вассалы, мы всех предупредим, — Дик подходит ко мне, звеня своими амулетами. Сейчас он пахнет розами, а светлые волосы в косичках, наконец-то естественного цвета, — Ты крутая девчонка, Эмили. И будешь лучшей мамой. Поздравляю!
Мужчина протягивает руку и раскрывает ладонь, на которой лежит крохотный амулет с летучей мышью. Прорезь выше явно выполнена вручную.
— Серебро?
— Странно, да? Но возьми. В этом амулете гибрид двух легенд. Порождение вампира и чистота серебра. Признаться, хочу быть тем самым странным дядькой, который даст молодому поколению направление в жизни. Например, научит искусству пофигизма.
Я поняла, о чем он говорит. Особенно гравировка на обратной стороне: «Ради тебя, парень. Дик» Так вампир оставляет свой след. Память для тех, кто будет помнить о нем светлое, не называя кровопийцей.
— Спасибо, — шепчу я. Мужчина поглаживает широкой ладонью голову младенца. Тот сонливо кряхтит, поджимая ручки к губам.
— Может тебе принести что-нибудь особенного? — интересуется Эйдан, подойдя ближе, — Раздобудем редких вкусностей.
— Так не относились ни к одной роженице в общине, ведь так? — улыбаюсь я, заискивающе поглядывая на Джима.
— Ни одна роженица не училась у меня самообороне и, что там, не вынашивала дампира.
— Спасибо большое, но я воздержусь от лакомств. Хочу быть такой, как и все.
— Твое желание закон, — отсалютовал Дик, — Народ, выходим, хорошего понемногу. Дадим голубкам поворковать. У них тут ребенок родился, надо знакомиться с новым чело… Ну да, с новым человеком!
Приятно внимание друзей. Я расцветаю и наполняюсь счастьем, позабыв о сложном положении общины, о разведчиках и об армии Кайла на подступах к городу. Сейчас безопасно и спокойно, как никогда.
Кристофер проводит с нами все время. Он сидит у постели, наблюдая за малышом, говорит со мной, рассказывает о прошлом. Кольцо матери вампир носит на цепочке под футболкой. Сегодня я узнаю ее имя — Мария.
— Она осталась с парнями, им по одиннадцать, — опускает взгляд к ребенку вампир, — Сводные. Мама вышла замуж, когда мне было четырнадцать.
— Что стало с отцом?
— Погиб в шахте. Несчастный случай. К отчиму я так и не привык. Мы держали дистанцию. Обходились «приветами» и редким «как дела?». На этом все, — Крис мрачнеет на глазах, но ребенок растапливает ледяную глыбу в груди бывшего лидера выживших. До этого момента супруг не делился подробностями прошлой жизни ни со мной, ни с кем-либо еще.
— Если тебе тяжело, то не нужно, — останавливаю брюнета я. Он берет меня за руку и нежно целует в ладонь.
— Отчим пришел с работы весь мокрый. Сказал, что его страшно знобит. Мать решила, что это грипп, уложила его в постель. Вечером с работы вернулся я. Застал ведь его в том состоянии не подумал о том, какого черта происходит? Разве грипп вызывает такую лихорадку? Разве могут быть внешние изменения, темные вены, чернота под глазами?
— Он был заражен?
Крис кивает.
— Я так устал в ту смену, что отправился спать наверх. А проснулся от страшных криков. Мать кричала на весь дом. Я не помню, как бросился вниз и как меня парализовало от увиденного…
— Крис…
— Пацаны на диване. Они как будто спали, но все вокруг… И мама. На ее теле были укусы. Входная дверь выломана. На пороге стоит сосед с лопатой. Ты его должна знать, это Орс, инженер лагеря.
— Орс? Да, я слышала о нем.
Кристофер мрачно улыбается, потирает переносицу и громко выдыхает. Ему сложно говорить. Может сейчас не время, ведь мы счастливы. Но прошлое должно быть озвучено. Ни у одного из нас нет гарантий на завтрашний день. Если Криса не станет, его историю сыну должна буду рассказать я.
— Мы просидели в тот день на кухне. Моя мама, Орс и я. К слову, мир уже начинал сходить с ума. Многие говорили, что все случилось не сразу, но я заснул на Земле, а проснулся в аду. Не было никакого комфортного перехода в новую реальность. Вампир замечает, как зевает Эван и улыбается, на мгновение вырвавшись из воспоминаний.
— Мама выглядела такой спокойной. Она будто не теряла детей, а пот на лбу и озноб замечали только мы с Орсом. Тот отчима прогнал, а до этого своего сына. Парень тоже был заражен к тому времени. Пытался набросится на собственную жену с малышами. Обошлось. И вот сидим мы перед окном, чай остывает, а мама говорит: Панни забери, она дворняга, а значит проворнее будет в аду. И цветы приноси раз в год нам с мальчиками. А отчима не ищи, он страдает не меньше нашего.
— Господи, — закрываю рот рукой, понимая к чему клонит Крис.
— На закате она пошла поливать цветы в саду, уже едва держалась. Там все и закончилось. И я всю ночь под этими цветами копал…
— Не надо, — не выдерживаю я, обняв за шею свободной рукой супруга. Тот обнимает в ответ.
— Панни со мной четыре года ходила. Рыжая, одно ухо стояло, второе так и осталось висеть. Я ее нашел привязанной к столбу еще щенком. Мне было пятнадцать, еле уговорил маму оставить ее у нас. Панни помогала пережить моменты депрессии и прожила долгую жизнь. А знаешь? — задумался парень, — Я бы и сейчас собаку завел
— Заведем, — поддерживаю я, — Хоть двух!
Он смеется, часто моргает, освобождая себя от воспоминаний и целует меня в губы, прошептав, — Я должен был рассказать это.
— Знаю. У меня все иначе. До сих пор ничего не знаю о близких…
— Значит, надежда есть.
— Да. Крис?
— Мм?
— Мы приедем туда, — возвращаюсь к разговору, — Знаю, ты не был ни разу за эти шесть лет, но мы найдем способ добраться.
— Ты как никто другой понимаешь меня.
Я опускаю голову ему на плечо и чувствую, как парень обнимает нас с малышом.
Проходят еще сутки уединенного пребывания нашей маленькой семьи и на третий день, осмотрев меня и малыша, Адамсон разрешает вернуться в дом. Он прописывает целый комплекс мер, которые должна выполнять молодая мама. В список входит так же и прогулки под солнцем. Этот пункт застревает комом в горле. Пора возвращаться в реальность. В прошлом мы могли бы брать коляску и гулять с сыном по аллее вдоль парка. Я читала бы книги, а вечером рассказывала уставшему супругу как прошел день. Я бы заботилась обо всех, а позже вернулась на работу, забирая малыша из ясельной группы вместе с Крисом. Мы могли быть обычной семьей со своими проблемами и радостями. Но ни у меня, ни у Эвана не будет простой жизни. Теперь никогда. Новая реальность пинает нас каждый день, заставляя шевелиться ради выживания.
