заплела из моих волос, напоминает мне о том, как она заботится обо мне. Ее мысли были полны удовольствия при виде этого. Ей нравится моя внешность. Ее мысли, когда она думает о спаривании, вызваны не страхом или отвращением, а застенчивостью.
Неужели она на самом деле не понимает, что я отдал ей свое сердце в тот момент, когда отдал ей свой огонь? Что ее дух теперь соединен с моим, и мы никогда не расстанемся? Что если она умрет, я тоже умру?
Но это Эмма. Свирепая, независимая, сильная Эмма, у которой был брат, который предал ее, а также родители и наставник, которые все умерли. Неудивительно, что она думает, что ей лучше одной, что она не может зависеть ни от кого, кроме самой себя.
Мое сердце болит за мою вторую половинку, за то, что она все еще так одинока.
Я могу потребовать, чтобы она спала рядом со мной каждую ночь. Я могу потребовать, чтобы она отдала мне свое тело. Я могу проникнуть своими мыслями в ее сознание и просеять ее воспоминания. Это мое право как ее супруга. Но как я могу заставить ее нуждаться во мне? Как я могу заставить ее захотеть меня?
Как мне сделать так, чтобы такая независимая женщина, как Эмма, не возмущалась нашей общей связью? Как я могу заставить ее увидеть, что объединение наших духов делает нас обоих сильнее?
Это не то, что когда-либо приходило мне в голову. Когда дракони выбирает пару, это происходит после долгой битвы-ухаживания с самкой. Она подавлена, сердита, но гордится мужчиной, который достаточно силен, чтобы победить ее. Для дракони большая честь получить мужской подарок. Она знает, что связь между ними будет на всю жизнь, и что между ними будут дружеские отношения, радость и… связь.
Возможно, у людей все по-другому. Мысли Эммы указывали на то, что она не ожидала найти себе пару. Я также первый, кто прикоснулся к ней интимно. Гордость и неистовая радость от этого напоминания захлестывают меня, и я прижимаю ее маленькое тело к себе. Она моя, и только моя.
Моя пара бормочет во сне, ворочается, и, наконец, поворачивается и прижимается ко мне. Я поглаживаю ее волосы своими когтями, размышляя.
Я должен найти способ заставить ее понять, что нам хорошо вместе. Что она будет нуждаться во мне и хотеть меня после того, как мы оба окажемся в безопасности.
Что она никогда не сбежит от меня.
И что она никогда этого не захочет. Но как мне убедить в этом кого-то, кто так привык быть один? Она должна хотеть быть со мной.
Она должна захотеть прийти ко мне. Я не могу давить на нее.
Я продолжаю обеспокоенно гладить ее по волосам. Мне есть о чем подумать.
Глава 20
Зор
Неделю спустя
Я смотрю в широко раскрытые карие глаза моей милой, нежной половинки и удивляюсь, как такое существо может быть такой кровожадной.
«Объясни мне еще раз?»
Эмма нетерпеливо закатывает глаза, глядя на меня.
— Видишь крючок? Ты хватаешь червя и проталкиваешь его насквозь, протыкая вот здесь. — Она демонстрирует. — Это называется насаживать наживку на крючок.
«Ты пытаешь одно существо, чтобы поймать другое?»
— Это не пытка. Червь ничего не чувствует. Я думаю. — Она искоса смотрит на меня. — Не порти мне рыбалку, ты, большая чешуйчатая курица.
«Я совсем не похож на курицу, — раздраженно говорю я ей. — Я их видел. Они кудахчут и бродят как дуры. Они покрыты перьями и гадят на все подряд. Как это на меня похоже?»
Она хихикает, и этот звук заставляет мой дух трепетать от сладостного удовольствия.
— Ладно, значит, ты совсем не похож на курицу. Это просто человеческая поговорка. — Она отводит удочку назад и осторожно опускает леску в воду, с лески свисает ярко-красно-белый шарик. Она садится на край причала и свешивает ноги с него, затем смотрит на меня. — Хочешь, я заброшу твою удочку за тебя?
«Я сам могу это сделать», — ворчу я. Я изо всех сил стараюсь подражать ее движениям, но мой крючок опускается в воду не более чем на расстояние вытянутой руки передо мной. Я чувствую вспышку ее веселья, и это заглушает мое собственное раздражение из-за этой задачи. Пока я могу заставить ее улыбаться, я буду терпеть это. Я сажусь рядом с ней и притворяюсь, что мой крючок не прямо у моих ног.
«Человеческие высказывания странны, — говорю я ей, чтобы отвлечь ее от мыслей. — Как тогда, когда ты сказала, что была у меня перед носом, но это было не так… что это было?»
Она откидывается назад, оглушительно смеясь. Ее лицо выражает чистую радость.
— Фигура речи? Ты это уловил?
«Конечно, я уловил. Я нахожусь в твоих мыслях. Что это значит, когда ты говоришь, что ты у меня перед носом?»
— Это что-то вроде… чуши. — Она поднимает одну руку и подносит ее к моему лицу, близко к моему носу, но не совсем. — Ты знаешь… просто… Фигура речи.
«Я все еще не понимаю».
Она на мгновение задумывается, нахмурившись.
— Что-то вроде… Как я показала тебе.
«Показала мне что?»
Из нее снова вырывается смех.
— Это просто хвастовство, ясно? Я просто веду себя как хвастливая дурочка. — Она улыбается мне, источая веселье.
Я преисполнен радости от ее счастья и тоски одновременно. Моя Эмма. Я никогда не знал кого-то, кто мог бы заставить меня так сильно улыбаться. Кого-то, кто мог заставить мое сердце пылать еще большим огнем, чем я думал, что это возможно. Кого-то, кто мог бы заставить мой дух почувствовать легкость, даже когда я потерял крылья и был пойман в ловушку в двуногой форме, как мне кажется, целую вечность.
Ее взгляд возвращается к своей удочке, и она указывает на свой красно-белый мяч.
— Когда поплавок уходит под воду, это означает, что клюнуло. Ты дергаешь за леску, чтобы убедиться, что крючок попал рыбе в рот, а затем наматываешь ее.
