— Типа того.
— Поедем вместе.
— Я с вами, — решительно поднялась я. — Ведь я — свидетель.
— Нет. Мари, ты нужна Осени.
Я посмотрела на сестру:
— Останешься с Майей? Побудешь без меня?
Осень вяло согласилась, мы наскоро перекусили и отправились обратно все втроём на машине Бертрана. По пути Герман кратко ввёл Кота в курс дела. Так я узнала, что мой бывший — наркоман. А мой будущий узнал, что Кот — принц Эрталии Бертран. И, пока мужчины обсуждали стратегию общения с полицией, я принялась терзать телефон Германа, расспрашивая о том, что такое наркоманы, наркотики и вообще.
Офигеть!
* * *
За окном перемигивались звёзды. Где-то там. За грязно-розово-фиолетовыми тучами.
Камилла уже лежала в кровати, листала шорт-видео и наслаждалась музыкой в наушниках. Девочка злилась. По милости этой офигевшей мрази отец наказал любимую дочурку, заявив, что на Ибицу они не полетят. Вернее, полетят, но без Камиллы.
— Тебя в Артек надо сдать, — рычал разозлённый папаша. — Чтобы подъём-отбой. Как в моём детстве.
— Просто сразу отдай меня в тюрьму! — психанула Камилла.
— Отдал бы. Если вся эта история не бросала тень на меня. Иди в комнату. На ближайшие две недели из дома можешь выходить только в школу. И никакого онлайн-шоппинга!
— Ну папа!
— Заткнись, пока я тебе не ударил.
И сейчас, вспоминая тот короткий разговор, обиженная Камилла нервно перелистывала смешные видяшки с котиками.
— Мы просто пошутили, — шипела она. — Всё равно Сеньке светит трасса. Какая разница раньше или позже? И потом, она липла к моему парню! И вообще… училась бы в школе для таких же нищебродов, и ничего бы не было!
Вдруг песенка популярного певца смолкла. Девочка переключила трек, но в наушниках стояла мёртвая тишина. Ещё и эта дрянь не работает!
Камилла глухо зарычала, швырнула наушники в стенку. И вдруг услышала тихую мелодию. Сладкую, как и нежную, как кронштадтский зефир. Тихую-тихую. Девочка замерла, вслушиваясь. Как жаль, что так тихо! Она поднялась, сунула ноги в тапочки, подошла и распахнула окно настежь. Музыка стала громче.
Камилла никогда не встречала ничего подобного. Сердце задрожало, по всему телу разлилось тревожное предвкушение счастья. Она сморгнула слёзы, вслушиваясь.
Словно в небе парили ласточки. Словно море облизывало скалы тёплым, нежным языком. Белые ирисы над прудом, покрытом ряской, затрепетав лепестками, взмывали в лазурное небо и превращались в бабочек. Жмурила голубые глазки коала. Мягкое-мягкое, нежное, пушистое счастье…
О какой глупости она плакала! Подумаешь: Ибица… Ерунда. Вот это — оно, настоящее!
— Пожалуйста-пожалуйста, не замолкай, — прошептала девочка, трепеща от безумной нежности.
Она не замечала, что плачет сладкими слезами, что мёрзнет от холодного сквозняка, надувающего ночную рубашку парусом. Стояла и слушала, забывая, как дышать.
— Иди сюда, — позвала мелодия.
И Камилла, не размышляя, направилась к двери.
— Одеться, девочка, — шепнула мелодия.
Камилла всхлипнула от умиления. Какая заботливая! Быстро натянула штаны, скинула рубашку, надела футболку, куртку и кроссы, выскочила за дверь. Сбежала вниз по лестнице, вышла на улицу и замерла.
Тишина. Ни машин, ни прохожих. Лишь светят фонари, рассеивая мрак ночи.
Зачем она тут? Что вообще за бред. Отец же запретил выходить на улицу, да и… куда ей идти-то?
— Сюда, — мягко перебила её мысли мелодия.
Камилла просияла. Вот оно — счастье. Просто слушать и выполнять то, что хочет Она. Музыка. Звукосчастье. Истинная отрада жизни.
Мелодия удалялась, и девочка задохнулась от страха, что радость её жизни исчезнет, смолкнет. Бросилась бегом, чтобы только не оказаться одной в безмолвии. Какая-то припозднившаяся машина резко ударила по тормозам, и Камилла чуть не расплакалась, когда из-за громкого гудка на пару секунд перестала слышать дивную мелодию.
— Но здесь ограда, — прошептала она жалобно.
Чёрная, кованная, высокая.
— Как хочешь, — отозвалась мелодия.
И продолжила удаляться.
— Нет-нет-нет! Подожди! Пожалуйста!
Но музыка не ждала.
Девочка подпрыгнула, схватилась за прутья решётки, подтянулась и, порвав джинсы между ног, всё же смогла перебраться в парк. Ушибла пятки. Но, не обращая внимания на ссадины, бросилась за мелодией. Какое счастье! Она всё ещё звучала, заливая радостью душу.
Несмотря на то, что часто каталась здесь на каруселях, в этой части парка Камилла оказалась впервые. Тенистая, тихая, особенно сейчас, ночью. Сердце неистово стучало о рёбра.
— Подожди меня, пожалуйста, пожалуйста подожди!
Двухэтажное кирпичное здание с колоннами и стеклянными дверями. С полукруглым фасадом. Эколого-биологическое чего-то там… Камилла лишь мазнула взглядом по вывеске. Главное, что мелодия стала звучать слышнее. Девочка умирала и воскресала от переполняющего душу блаженства.
— Ещё-ещё! Пожалуйста, не останавливайся, — буквально плакала она и тихонько запела: — Прекрасны поля, ещё прекраснее леса, одетые в летний наряд…
Камилла не знала, откуда в ней появляются незнакомые слова, но это и не было важно. Сейчас всё неважно, кроме райских звуков.
Она бегом бросилась за станцию, туда, где деревья шуршали печалью, расставаясь с листьями. Туда, где на скамеечке развалился невысокий парень. Он играл на флейте, поблёскивающей металлом, и смотрел на Камиллу. Невысокий. Волосы словно серебро. И чёрные провалы глаз. Отвёл дудочку.
— Ну, привет, вкусняшка, — шепнул весело.
Камилла замерла. Очарование мелодии куда исчезло.
— Я закричу, — прохрипела она неожиданно чужим голосом. Попятилась.
— Кричи. Обожаю, когда девчонки кричат, — легко согласился незнакомец.
Встал. Девочка открыла рот, но не смогла издать ни звука. Лицо парня вытянулось, потемнело, сверкнули клыки. Серебряной тенью к ней метнулся огромный волк с глазами, пылающими зелёным холодным светом.
— Стой! Во имя бездны — стой!
Волк приземлился так близко, что Камилла почувствовала его дыхание на своём лице. Обернулся в сторону крика. Дёрнул мохнатым ухом.
— Привет, Елена. Ты решила помешать моему ужину? Не лучшая идея.
— Волки не разговаривают, — пролепетала девочка, зажмурившись. — Это сон! Это всё сон!
— Вот так и стой, вкусняшка.
— Пёс, умоляю, оставь мне моё дитя!
«О ком это она?» — стуча зубами думала Камилла. Мысли путались, мешались в голове. Она снова попятилась, и волк вдруг опрокинул её на землю, поставил лапу на живот, прижимая.
— Дитя? Это — тоже твой ребёнок? Не слишком ли их у тебя много для феи?
— Это — моё единственное дитя. Прошу тебя… Я дам кое-что взамен.
— И что же? Здесь, лишённая магии, красоты и вечности, что ты мне можешь предложить?
— Тайну. Оставь моей девочке жизнь, и я расскажу тебе то, что ты не знаешь. Тайны дорого стоят.
Кто-то с незнакомым старческим голосом подошёл совсем близко. Вклинился между Камиллой и волком, отодвигая волка. Обнял, помогая подняться. Но девочка не решалась открыть глаз.
— Смотря какие, — разумно заметил хищник.
— Любые тайны Румпеля стоят дороже золота. Разве не так?
— Возможно. И что за тайну ты хочешь мне предложить, милая?
— Тайну осени.
«Я брежу, — твердила Камилла сама себе, сотрясаясь от ужаса. — Это всё мне снится! Это нереально. Этого не может быть». Волк колебался. Девочке казалось, что она сейчас рухнет замертво, прямо здесь, на задворках, у самой решётки, в двадцати метрах об безлюдной дороги. Но почему-то ноги всё ещё держали добычу.
— Хорошо, — наконец согласился монстр. — Жизнь в обмен на тайну. Камилла, душа моя, запомни: если ты завтра не пойдёшь в полицию, не напишешь там всё, как было на самом деле в грязном деле с изнасилованием твоей одноклассницы, я всё же тебя съем. И жевать буду медленно и сладко, начиная с пальчиков. Ни одна охрана не сможет мне помешать, поверь. Единственное спасение для тебя — колония несовершеннолетних. Там я тебя не трону. А сейчас иди домой, зайчонок. И не оглядывайся.
