— Алекс! — бросилась я к нему, и он вздрогнул, взмахнул лапами и вцепился в меня:
— Где ты была?! — прорычал утробно.
— Все хорошо, — поморщилась я от впившихся в ребра когтей, но вцепилась в него не слабее. — Успокойся, ты мне нужен, поэтому дай врачам тебя вылечить…
Алекс моргнул. Огромные зрачки дрогнули, начиная стягиваться, он задышал спокойней. Но стоило врачам приблизиться, снова ощерился.
— Тш, — обняла его за голову, — спокойно. Ты истекаешь кровью, не хочу тебя потерять, слышишь?
Я гладила и целовала его в лоб, как укротительница, пытаясь дать шанс врачам к нему подобраться. Вскоре он успокоился и позволил ввести транквилизатор. Когти с зубами втянулись, шерсть исчезла, а у меня взмокли ладони… и перед глазами все потемнело.
110
— Саша, не крутись…
Сейчас дом был живым, солнечным. В каждом углу — жизнь. Груды машинок, солдатиков, кривые каракули на обоях. Мария их не переклеивала. Зачем? Все равно разрисуют заново — с двумя сыновьями тяжело без отца, не уследить. За окном — зеленая лужайка с цветами, голубое небо и ветер. Тут всегда ветрено…
Откуда я все это знаю?
— Ник после завтрака постоянно убегал в лес, а я его выгораживал перед мамой, — внезапно прошептали на ухо.
Я вздрогнула, когда Алекс сгреб меня в объятия, и открыла глаза.
— Как ты?
— Я? — выдавила хрипло и закашлялась. — Не мне прострелили легкое…
Он слабо улыбнулся:
— Мирослав…
— Да, он тебя спас, — кивнула я, оглядываясь.
— Снова, — грустно усмехнулся Алекс.
Мы ютились на одной кровати, моя рука лежала на его перебинтованной груди… Намаялись с нами врачи, наверное! Один к себе не подпускает, другая падает без сил. Просторная палата погружена в полумрак, едва разгоняемый светильником на противоположной стене. Я расслабилась и обняла Алекса крепче:
— Тоже люблю тебя…
— Что?
— Ты сказал, что любишь меня… там…
— Правда? — не видела его лица, но слышала — улыбается.
— Господин Правящий, — приподнялась на локте, — хотите взять слова назад?
— Нет, — в его глазах отражался свет лампы, и они казались еще более пугающими. — Я даже повторю. Люблю тебя.
— За что? — совершенно серьезно поинтересовалась я.
Меня ведь, кажется, готовы были полюбить многие. Тот же Амир. Только мне казалось, все это — всего лишь стремление зверя обладать, и не более.
— Сложно сказать, — глубже вздохнул он. — Просто не вижу себя без тебя больше. Ты появилась и стала всем. Утром, днем, ночью, воздухом и жизнью… — и вдруг огорошил: — Я только боюсь, чтобы это когда-нибудь не закончилось.
— Алекс, если ты не боишься ответственности за это, то и не закончится. — Чертов Кирилл! Все, что оставил сыну — страх повторить его ошибку. — А я знаю, что не боишься. Все будет зависеть только от нас — тебя и меня. Мы будем строить свою жизнь сами…
Сама мысль о том, что этот мужчина — мой, будоражила нервы, возбуждала и будила азарт. Да я в лепешку расшибусь, чтобы он был счастлив со мной! И он, и я — мы оба заслужили только счастье!
— А говоришь, приносишь несчастья, — улыбнулся он шире, притягивая к себе. — Видишь, ты — лучшее, что со мной происходило.
Звучало так необходимо, что я не сдержалась. Поднялась повыше и целомудренно чмокнула его в скулу, но даже это касание пустило волну жара по телу, и Алекс застонал, откинувшись на подушку.
— Что случилось этой ночью? — поспешила перейти к другой важной теме.
— Малыш, — глянул на меня устало, — неважно. Угрозы для тебя больше нет.
Я помолчала какое-то время, прежде чем продолжить:
— Очень жаль все же… Отец говорит, Марк снабжал Лукаса наркотиками.
— Алиса, Лукас не был пушистым и белым, его не развратили внезапно, ты же понимаешь, — то, как звенел его голос, наводило на мысли, что это далеко не все.
— Откуда он знал, что ты вернулся с того света? — внезапно осенило меня.
— Он в меня стрелял, — поднял на меня глаза Алекс. — Лукас был законченным больным ублюдком, жаждущим зрелищных убийств.
— За что? — еле протолкнула на язык.
— Узнали, что мы из правящей семьи, приехали попугать, — чеканил он. — Я вышел слишком поздно, чтобы успеть остановить ссору Ника с ним… И все.
— Откуда узнали…
— Ник был отличным адвокатом. Громкие дела привлекли к нему внимание Роршаха.
— А ты? Кем был ты?
— Детским врачом, — вдруг улыбнулся он, и я изумленно вытаращилась на него, несмотря на трагическую тему:
— Врачом? Детским?
— И почему это тебе так не верится? — сузил он хищно глаза, еле сдерживая ухмылку в уголках губ.
Жесткие пальцы безошибочно нашли чувствительные точки на ребрах, и я взвизгнула.
— И дети тебя не боялись?
— Слушались, Алиса, — скалился он притягательно. — Любили и слушались.
— Еще бы не любить, — хохотала я. — Как тут не любить?
Такое безудержное веселье не могло остаться незамеченным. Сначала в палату заглянул тот самый суровый тип из неотложки. Только он успел коротко кивнуть, как к нам влетела мама. Светлые волосы развевались вместе с белым халатом, голубые глаза сверкали — настоящая ведьма. Даже отец, что зашел следом, как-то потеплел на ее фоне.
— Алиса! — кинулась она ко мне без промедления.
— Мам, — едва успела выпутаться из напрягшихся рук Алекса, чтобы сразу же перекочевать в ее, — все хорошо.
— Он только что рассказал! — хмуро зарычала мама, косясь на отца, застывшего посреди палаты.
Брови отца взметнулись вверх, глаза холодно блеснули, но он промолчал. Знал, где нужно было позволить выпустить маме собственного зверя вместе с ведьмой.
— Здравствуйте, — глухо выдохнул Алекс, не спуская с нее взгляда.
— Мам, познакомься, — поспешила вклиниться между ними. Все навалилось таким комом, а картинка складывалась так стремительно, что я едва успевала реагировать. Вот она, та самая ведунья, которая, по мнению Алекса, разрушила его семью! Пришлось приложить все усилия, чтобы не заскрипеть зубами от досады. — Это…
— Александр Карельский, — протянул руку Алекс, и мама осторожно ее пожала. — Все хорошо, Анна, не бойтесь.
— Вы тоже, — прожгла его взглядом мама. — Как себя чувствуете?
— Бывало лучше, — они не спускали друг с друга глаз, будто вели еще какой-то неслышный диалог. Я начала нервничать. — Но и хуже бывало.
— Понимаю, — и мама улыбнулась. — Вы не представляете, как перепугали нас с отцом.
— Представляю, — и Алекс покосился на отца.
А я впервые видела самых важных своих мужчин рядом. По возрасту они казались ровесниками, но какими же разными были на самом деле! Хотя взгляд определенно был схож — от обоих хотелось залезть под одеяло.
— Можно, мы поговорим наедине? — обратился к нам отец.
Не без труда, но Алекс все же выпустил меня из рук, и мы с мамой оказались в коридоре, где она уже единолично сцапала меня в объятья:
— Лись, почему ты не сказала ничего? — гладила меня по волосам. А я не знала, что сказать. Берегла ее! Ведь, кроме них, у меня совсем недавно еще никого не было. Не дождавшись ответа, она увлекла меня на соседний диванчик: — Расскажи, пожалуйста, — в голосе сквозила легкая обида и переживание, будто не доверяю ей. И что-то еще.
— Мам, что не так? — уставилась на нее в упор.
— Боюсь за вас, — а вот этому она уже научилась от отца — отвечать прямо, как он всегда просил. — Алекс — последний из семьи, Лись, а его бабка расстаралась в свое время на проклятья. — Она обняла себя руками, а мой взгляд невольно зацепился за пластырь на ее плече, виднеющийся под свитером. Повинуясь порыву, я оттянула широкий ворот, и подцепила края пластыря. А потом одним движением сняла его вовсе, открывая…
…чуть розовеющий шрам.
111
Мама округлила глаза, провела по коже пальцами и нахмурилась:
— Как…
— Алекс попросил Кира уйти.
Она некоторое время всматривалась в мое лицо, потом прикрыла дрожащие губы ладонью.
