на пр
оклятой земле.
— Больше, — отзывается хмуро, а рука тут же напрягается.
— Ты играешь в бога, но ты не можешь жить вечно. Это против природы.
— И я повторю тебе, Малик, — улыбается, но в голосе появляются угрожающие нотки, — если ты наложил в штаны, и решил покинуть меня, то задерживать тебя не буду.
— Я не…
— Ты зачастил в этим вопросом, — отрезает и поднимается с белого лабораторного кресла. — Я не запущу время просто потому, что ты обосрался.
— Соединения твоей ДНК разрушаются! — вскрикивает Малик, указывая на один из микроскопов, но Мулцибер только лицо кривит. — Ты словно растворяешься во тьме Аркануума, — глаза Малика блестят, — а это значит, что и все мы последуем за тобой, если что-то пойдет не так! Ты должен подготовиться к тому, что время вновь будет запущено в нормальный режим, и уже не будет нестись на сверхскоростях.
Сколько раз он слышал нечто подобное… О каком-то коллапсе, в детали которого не хотел вникать. Даже Энже на что-то подобное намекала, но добавляла, что явление до конца не изучено. И Мулцибер верил только ей.
Пока у него была возможность контролировать время, он будет продолжать это делать. И срать он хотел на то, что за этим последует. Он и так уже нарушил все законы физики и бога, если тот вообще существовал. Хуже не будет. А расплата… Что ж, если она и последует, он готов к этому. Всегда был готов, и никогда не боялся смерти. Но сейчас…
Он обрел слабость.
Знал это, пытался вырвать из сердца, отказаться, но не мог. Внутри его тьмы поселился лучик света, пытавшийся пробиться наружу. И сколько бы он не давил его, не забивал жестокостью и кровью, этот свет оставался с ним. И звали его Диана.
Он восхищался ей. Этой непокорностью, смелостью во взгляде и отсутствием какого-либо страха перед ним. Никогда в жизни он еще не встречал подобной ей женщины. Диана была создана совершенной, благородной, чистой. Полным его антиподом. И Мулциберу выть хотелось от бешенства, потому что он не мог подчинить ее себе. Не мог сломать волю и поработить сознание, как делал это со всеми своими шлюхами.
Диана была другой. Она вызывала в нем совершенно незнакомые эмоции. Равная, прямая, гордая. Он хотел ее до спазмов в теле. Дрожал весь, как одержимый, когда она рядом находилась. Мог думать только о запахе ее волос, от которого выть хотелось, а потом вжимать ее в белые простыни своим телом, чтоб кричала, стонала его имя, а он сжирал эти крики с ее губ.
Срать он хотел на Лив и эти ее бл***кие уловки. Позвал тогда просто, чтобы Диану взбесить. За то, что не принимала его, не хотела зверем, каким он и был. И он не мог позволить себе стать кем-то другим. Не мог стать нормальным человеком. Он привык быть демоном, которого боятся и вздрагивают при одном только звуке имени. Кто он, мать твою? Ручной зверек? Как она вообще смела так с ним разговаривать? Учить, наставлять. И зубы стиснул, вспоминая ее глаза, наполненные слезами, когда наказал ее. А ведь она права была… Права… Тянула куда-то к свету, пыталась показать, что может быть по-другому. А он просто не мог. Не знал, что будет за этим «иначе». Только с ней хотел мира. Без крови, без убийств и мести ублюдку Константину.
Размяк на столько, что Лив трахать не стал. Только смотрел скучающе, как она извивается на его кровати, а потом сплюнул брезгливо, понимая, сколько мужиков ее брало. А ведь раньше его это не беспокоило. Только с Дианой стало важно, чтобы он был единственным. Одним у нее. До спазма в груди боялся, что будет на других мужиков засматриваться, и сам себя презирал за эту слабость.
Почему вдруг обладание этой женщиной стало навязчивой идеей? Помешательством, затмевающим все.
Никакой другой он не хотел. И когда Лив начала обтираться о него своей задницей, просто встал и отпихнул ее от себя, резко выйдя за дверь. Пошел к комнате той, что сводила его с ума своими дерзкими взглядами, и сидел под дверью полночи, как проклятый пес, слушая ее дыхание.
Идиот.
Помешался на бабе, вместо того чтобы думать о мести. Константин был уже у него в руках. Нужен был просто четкий план, идеально отработанный. А он не мог нормально мыслить, когда весь мозг был пропитан воспоминаниями о глазах ведьмы, гладящей его тело.
И он сжал кулаки, принимая решение.
Если она не выходила из башки насильно, если не получалось выдернуть эту режущую боль из груди, то… Он покажет ей всю глубину Аркануума. Она хотела правды? Что ж, он даст ей ее.
Он серьезно сказал это?
Смысл слов Мулцибера доходит до меня не сразу.
Точнее, примерно тогда, когда я уже сажусь в бронированный внедорожник.
Он молча смотрит в окно, когда Иок, сидящий за рулем, трогается с места.
Никто из нас не произносит ни слова, а я исподтишка изучаю его хмурый профиль.
Мы едем по пустынным улицам, наблюдая только отражение машины в темных стеклах домов и костры, которые никогда не тухнут. Мулцибер напряженно смотрит в окно, касаясь длинными пальцами губ. Татуировки перекатываются на его скулах от того, что он сжимает челюсти, и я теряюсь в догадках.
О чем он думает? Почему вдруг решился на откровенность со мной?
И сидит, периодически кривясь, словно от боли. Но ведь он не может чувствовать ее?.. Или его мучает душевная боль?.. На нее он способен?.. И если да, то почему…
— Приехали.
Голос Иока вырывает меня из мыслей, а Эм быстро выходит, огибая машину, и открывая мою дверь.
— Почему мы здесь? — хмурюсь, выходя.
Я узнаю это место, и крупная дрожь начинает сотрясать мое тело.
Именно здесь меня пытался изнасиловать Зверь.
— Пойдем, — Мулцибер, разумеется, не дает мне никак разъяснений, а только проходит к тяжелой железной двери, отворяя ее, пропуская меня вперед.
Я подчиняюсь, проходя внутрь, и обхватывая себя руками.
Сквозь сетчатый мост я вижу котлы, кипящие жижей и издающие едкий запах. Сейчас, когда у меня есть время осмотреться, я замечаю, что снизу к этим котлам присоединены трубы, уходящие под землю вниз.
Поворачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с тяжелым взглядом Мулцибера.
— Ч-что ты хочешь со мной сделать? — меня лихорадит, а голос становится хриплым. Демон усмехается, огибая меня, и подходя к краю моста.
— Что ты знаешь о времени, Диана?
Вопрос на столько неожиданный,
