что я на минуту впадаю в ступор.
— Что оно… Что ему подчинены все известные нам миры и планеты. В равной степени…
— А, что… — его плечи чуть заметно напрягаются. — Что, если бы я сказал тебе, что тьма, куда не проникает свет, где концентрация темной материи намного выше, движется намного быстрее?
— Невозможно… — тихо произношу я, не понимая, почему голос вдруг осип. — Ученые бы выяснили… Они бы…
— А, что, если ученых никогда не подпускали к подобному месту?
Мозг лихорадочно соображает. Разумеется, я думаю об Адских Землях. Только тут возможно подобное явление.
Тьма. Абсолютная тьма, подсвеченная только кострами. Черт знает, что тут происходит на самом деле…
Тем временем, Мулцибер произносит, указывая рукой вниз:
— Это металл ваядума. Его закупают на Харваде, и при плавлении на высочайшей температуре, он выделяет особые вещества, напитывающие землю Острога. При соединении с ним происходит выброс некого газа, и он… — Мулцибер оборачивается, расплывяясь в улыбке, — ускоряет непрерывную величину, которую вы, — он чуть склоняет голову к плечу, — называете время.
До меня не полностью доходит смысл его слов. Я словно впадаю в транс, а мурашки обильно расползаются по телу, пока мозг переваривает информацию. За это время Эм успевает подойти ко мне вплотную и положить руку на плечо.
Что это? Он так внимательно вглядывается в мое лицо, словно ему и правда не плевать, как я на все это отреагирую.
Поворачиваюсь к нему спиной и внимательнее смотрю вниз, там, где происходит какое-то соединение, о котором он говорит, но, честно говоря, ничего необычного не вижу. Я неотрывно смотрю в котлы с пузырящейся серой жижей и тихо произношу:
— Но если оно ускоряется, то и мы, — тяжело глотаю, — должны двигаться и стареть быстрее.
— Должны были бы, — Мулцибер сильнее сдавливает мое плечо, приближаясь вплотную, — если бы не моя кровь. Инъекцию с ее плазмой тебе делают каждый день. Не только тебе, но и каждому живущему в Остроге. Каждому гостю, называющему себя «Знающим».
Я резко оборачиваюсь, сталкиваясь с ним взглядами и потрясенно произношу:
— Это значит, что пока мы здесь живем…
— Весь остальной мир находится на паузе, принцесса, — он усмехается одним уголком губ, а у меня дыхание перехватывает от приступа внезапной клаустрофобии. — Представь себе, что твою жизнь крутят на высокой перемотке вперед, но действует это только пока ты находишься на территории Адских Земель. Только здесь, скрытые от солнца, опутанные темной материей, мы проживаем годы, пока люди во всем остальном мире едва ли успевают сделать шаг.
Я все так же молчу, и он продолжает:
— Острог всегда обходили стороной, замечая странную, аномальную активность. Суеверные говорили, что здесь останавливается время, — Мулцибер усмехается, — но все с точностью наоборот. Здесь оно всегда шло быстрее. Мы лишь раскрутили эту центрифугу еще больше, подогревая ее металлом ваядума. Если раньше, в соотношении дней, здесь проживали один к десяти, то сейчас это примерно один к тысяче.
Продолжаю стоять, примерзнув к полу, а Мулцибер начинает ходить из стороны в сторону, заложив руку за спину:
— Я рождён здесь. Моя генетика приспособилась к аномалии Острога, пока я был еще в утробе матери. Она изучала активность частиц этой земли, пока еще не знала, что беременна. А может и знала, но ей было просто насрать, — он усмехается, но я читаю боль сквозь эту усмешку, и сердце сжимается, — ведь ни одна женщина до нее не могла здесь выносить ребенка. Потому земли Острога и обходили стороной, питая священный ужас еще задолго до меня. Словом, — он делает над собой усилие и продолжает, уходя от темы матери, — все это дало мне как бы физиологический иммунитет против Острога. Остальные люди, проведя здесь неделю по обычным меркам, могли получить увечья и постареть на несколько лет. Я же, — усмехается он, — уникальный сукин сын. Мой организм не восприимчив к этому феномену. Заметила это Энже. Именно ей должны дать премию за то, что мы можем жить вечно. Как только выброс частиц останавливается, — он указывает на котлы, где плавится металл, — мы вновь подчиняемся ходу почти привычного времени, как и все остальные люди галактики. То есть стареть ты можешь лишь относительно вселенной, но не Адских Земель, если в тебе плещется сыворотка с моей плазмой.
Перед глазами мелькают лица политиков с разных планет, актеров, музыкантов, президентов. Теперь я поняла. Все они приезжают на Аркануум, чтобы продлить свою жизнь, заключив себя в вечном мраке. Называются «Знающими», и разумеется хранят секрет Мулцибера надежнее, чем свой собственный. Ведь если об этом станет известно массам, то бессмертие перестанет быть чем-то ценным, к чему могут быть причастны только избранные.
Все они прилетали на Аркануум, чтобы жить здесь в свое удовольствие так долго, как только мог им разрешить Архитектор Ада. Так долго, на сколько им позволяли средства. А он взамен их денег давал им самый ценный ингредиент — свою кровь.
— Проблема этого металла только в одном — он плавится, и нам приходится покупать новый. Часы на стеклянной высотке отсчитывают тот момент, когда время истечет. Нам приходится запускать время, чтобы доставить его, и ждать, когда шаттл долетит до Харвады и обратно. А это, — он лениво морщится, — не устраивает меня. Но, — поднимает палец вверх, — это можно исправить. Есть камень ваядума. И концентрация нужных частиц в нем намного выше. Вот только чертов маршал Зейн Мора не собирается мне его продавать, — Мулцибер хмыкает, и я не вижу ничего хорошего в его глазах.
— Маршал отпустил нас, — хмурюсь я.
— Я знаю, принцесса, — глаза демона сверкают, — я никогда не буду чьим-либо должником. И Зейн отчаянно желает получить частичку бессмертия для своей новой игрушки, — Мулцибер хмыкает. — Энже создаст для нее эликсир на основе моей крови.
— Это поможет ей жить вечно? — удивляюсь я.
— Не вечно, — он чуть хмурится, — лишь продлит ее жизнь, ведь в этой малышке тоже металл ваядума из-за клейма, которое на ней поставил маршал. А значит, — он чуть улыбается, — она фактически носит в себе то же самое соединение веществ, дарящее нам бессмертие. Энже лишь чуть подредактирует состав.
Мысли в голове путаются, и логика пытается противится тому, о чем он мне рассказывает.
Невозможно!
Это слово звенит в моем сознании. Но чем больше фактов я вспоминаю, тем больше убеждаюсь в том, что Мулцибер говорит правду.
«— Это, что, запись?
— Нет, это прямой эфир. Текущее время.
— Не может этого быть…»
Я провела к тому моменту на Арканууме уже несколько недель, но прямой эфир говорил о том, что я тут всего два дня.
Прямые
