Деметра замолкла, когда Персефона взяла бокал нектара. Она не станет пить что-нибудь менее крепкое, и она не станет воздерживаться вовсе. Ей нужно было находиться на Олимпе, а она не хотела общаться с богами тут.
Ее мать вздохнула и всплеснула руками.
— Я будто лишилась контроля.
— Так и есть, — ответила Деметра, приподняв бровь.
Деметра пошла прочь от дочери к другим богам. Наверное, жаловаться на дочь и то, что ее работу не ценили. Дети были ужасными созданиями, да?
Персефона могла хотя бы пить в покое.
Конечно, вскоре ее побеспокоила другая богиня. Артемида подошла к ней так, словно стремилась на войну. Персефона еще не видела такие темные эмоции на лице подруги.
— Где ты была? — рявкнула Артемида.
— В Царстве мертвых, — Персефона попыталась улыбнуться, а не смотреть так, словно хотела поссориться с охотницей. — Если ты не слышала, я вышла замуж.
— Я была там, когда он тебя забрал. Это не оправдывает то, что ты ушла, словно у тебя тут нет ответственности, — Артемида взяла себе нектар, потянувшись за Персефону. Она осушила кубок одним глотком.
Может, это было первое предупреждение для Персефоны. Или то, что Артемида вообще пила.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Многое изменилось после того, как ты меня бросила, — прорычала Артемида.
Персефона не знала, что сказать. Артемида была не из тех, кто любил говорить о своих эмоциях. Она скорее билась бы с кем-то, чем открывала то, что было на сердце.
Она могла спросить о друзьях. Артемида рассказом о других могла раскрыть больше.
Персефона сделала глоток и тихо спросила:
— Как Паллада?
— Мертва.
Слово сотрясло ее разум. Мертва? Паллада не могла быть мертва. Глупо было так думать. Она увидела бы ее в Царстве мертвых… или хотя бы услышала о смерти красивой нимфы.
Но когда она посмотрела на лицо Артемиды, она поняла, что это была правда. Печаль превратила яростную охотницу в растерянную.
— Как? — спросила Персефона.
— Афина, — Артемида хмуро посмотрела на богиню, которая шла в толпе так, словно ничего не случилось. — У них была дуэль, они показывали свои силы. Афина говорит, это произошло случайно, но я сомневаюсь. Она всегда завидовала тому, что Паллада билась лучше нее. Она не любила нимфу.
— Они были как сестры, — прошептала Персефона. Афина была жестокой, да. И богиня скорее убила бы, чем позволила кому-то уйти. Но она не стала бы убивать родню.
— Так все говорят, — Артемида осушила кубок и взяла еще один. — Ты в это веришь?
Она уже ничему не верила об олимпийцах. Не после первого визита сюда и того, каким оказалось Царство мертвых.
Гора Олимп могла быть чудесной. Зевс мог превратить ее в рай для смертных, где они могли найти покой. Они могли бы забираться на гору и говорить с богами, и те слушали бы их с добротой.
Но эти боги уходили от своих обязанностей. Они почти не переживали за смертных, а если и думали о них, то только для своего развлечения.
Вздохнув, она покачала головой.
— Вряд ли ей есть дело до того, что они — сестры.
— Приветствую на Олимпе, ваше высочество, — Артемида подняла в ее сторону нектар и отшатнулась. — Ты проклята, как все мы.
Пожалуй, так и было.
Персефона осталась на месте, у края толпы, надеясь, что заметит темную ткань. Все тут были в белом и золотом. Ослепительно красивые. Роскошные.
Она хотела хоть кого-то в темном.
Не удивительно, следующий бог нашел ее быстро. Может, они ждали в очереди, чтобы поговорить с новой королевой Царства мертвых, хотя она не ожидала такого бога.
Сам Зевс подошел к ней и окинул ее взглядом.
— Так из-за тебя весь шум. Ты знаешь, сколько работы мне устроила?
— Отец, — прорычала она.
Он снова окинул взглядом ее тело. От его пошлой улыбки она испуганно задрожала.
— Жаль, что ты — моя дочь. Милашка, да?
— Чего тебе нужно, Зевс?
— Я просто хотел посмотреть на ту, из-за кого столько шума, — он выпрямился, выпятил грудь, ведя себя глупо. Он пытался впечатлить ее? После всего, что он сделал, он забывал, кем она была.
Или ему было все равно. Она не удивлялась, Зевс мог хотеть пересечь черту допустимого. Он обычно принимал облик зверя, чтобы создать детей. Мог ли опуститься до того, чтобы напасть на свою дочь?
Мог.
Она опустила нектар на стол и скрестила руки на груди.
— Где Аид?
— Кто? — он нахмурился, а потом понял, почему она задала вопрос. Зевс закатил глаза. — Все еще думаешь о своем муже? Его на такие ужины не зовут. Портит настроение.
— Как и я, — она хмуро глядела на него, гнев сверкал в глазах, сила собиралась в кулаках. — Как жаль для тебя. Я понимаю, что люди из Царства мертвых напоминают тебе о своем бессмертии, но, Зевс, даже богов можно убить.
Он фыркнул.
— О, маленькая богиня, ты не так давно тут. Бога нельзя убить.
Ладонь скользнула по ее животу. Она напряглась на миг, а потом ощутила жар от ладони. Мозоли цеплялись за ткань ее пеплоса, за вышивку звезд, чуть тянули за них. Только один бог, которого она знала, был с такими мозолями.
Радость пробежала по ее коже, наполняла ее так, что мешала думать. Сглотнув, Персефона отклонила голову к его ключицам.
Голос Аида дрожал силой и плохо скрываемым гневом.
— Век за век, бессмертие за бессмертие. Душа бога лишается сил под пальцами убийцы. Бог за бога, брат. Или ты забыл, как просто для нас убить друг друга?
Зевс отошел от них на широкий шаг. Он дважды кашлянул и сказал:
— Тебя не звали.
— Как всегда.
— Ты всегда портишь настроение, — повторил Зевс, бормоча, схватил кубок со стола. — Потому я тебя и не приглашаю.
Аид склонился и шепнул на ухо Персефоне:
— Может, уйдем отсюда?
— Я хочу этого больше всего, — выдохнула она.
Они убежали в сад, где впервые встретились. Она помнила, как он сидел на скамье со звездами в глазах и надеждой в сердце. Он был добр, когда остальные не были на такое способны.
Он поднес палец к губам, они пошли по саду, миновали пару нимф, висящих на Аполлоне, попали в лес за ним. Ветки деревьев скрывали их от звезд, мох приглушал шаги.
Аид повернулся к ней, его глаза горели похотью. Он провел пальцем по ее шее. Она тут же выгнулась, отдавая ему власть над телом.
Его палец поймал край пеплоса, подцепил ткань и стянул с ее плеча. Ткань слушалась, скользнула по ее груди, бедрам, собралась у ног, оголяя Персефону для его взгляда.
Он скользнул руками по ее телу, теплые мозоли напоминали шершавость коры. Аид мягко опустил ее на мох. Он поцеловал пульс на ее шее и прошептал:
— Я скучал. О, как же я скучал, любовь моей жизни.
Персефона могла лишь стонать.
Звезды не видели, что случилось в саду в ту ночь. Она выгибалась от его ласк, смотрела, как над ее головой раскрываются листья, появляются цветы. А потом напряжение стало таким сильным, что она не выдержала, и цветы взорвались, пыльца, сияя, осыпала их соединённые тел.
Аид приподнялся над ней, его кожа напоминала галактику. Звезды из пыльцы покрывали все его тело.
Криво улыбаясь, он поцеловал Персефону снова, задержался на ее губах. Словно запоминал ее вкус, ощущение ее губ, то, как она прижималась к нему, пока он отодвигался.
— Мне нужно идти, — он вздохнул.
— Знаю, — она поцеловала уголок его рта. — Знаю и не могу это вынести.
— Как и я, — он коснулся ее щеки. — Скоро, любимая. Скоро ты вернешься ко мне.
И он растаял, словно его там и не было. Персефона сжалась, взяла пеплос и натянула его на кожу, которая быстро остывала. Мурашки украшали ее руки и ноги, и впервые за долгое время она ощущала себя целой.
ГЛАВА 38
Она поправила пеплос, проверяя, что все было на месте.
День настал.
Казалось, она провела годы с матерью, но теперь возвращалась домой. Она не знала, как совладать с волнением, от которого ладони потели, а сердце колотилось в груди.
Что будет, когда она вернется? Она была уверена, что не все будут ей рады. Минта точно будет хмуриться. Но она будет рада увидеть не только Аида, хоть он и был важнее всех в ее разуме.
