Опускаюсь на колени перед койкой и провожу ладонью по бледному, изможденному от криков и боли лицу. Энджел без сознания. Расслабленная, потухшая, непохожая на себя. Кукла, красивая, но ненастоящая. Наклоняюсь к ее губам и с ужасом понимаю, что она не дышит. Беру ее за руку, сжимаю со всей дури и, собрав свою энергию, бью волной в Анжелику.
Разряд прошибает слабое тело, но не проникает внутрь, словно о панцирь бьется. Рикошетит и возвращается ко мне, ощутимо отбрасывая меня от Анжелики. Делаю еще одну попытку. Результат тот же. Не выходит!
— Хрена с два я тебя отпущу! — выплевываю со злостью, но Энджел не реагирует.
— Примите наши соболезнования, мы сделали все возможное, — звучит над ухом голос врача.
Соболезнования?
Глава 20
Не оборачиваясь, запускаю разряд молнии в медика, и тот с грохотом падает на пол. Больше не поднимется. Никогда. Я намеренно вложил в смертельный удар максимум силы.
— Карим! — испуганно вскрикивает Аня. — Остановись!
Но я и не собираюсь ее слушаться. Встряхиваю легкую, как пушинка, фигурку Анжелики. Вновь пытаюсь пробить ее броню энергией. И терплю поражение.
— Какого хрена, Журналистка? — рявкаю обреченно. — Ты влезла в их тупые мозги? Что натворили эти медики?
— Карим, я… — всхлипывает виновато и кладет ладонь на мое плечо.
Мне это не нравится. Ох, как не нравится.
— Говори, мать твою. Как исправить то, что они наделали?
— Они ввели Анжелике наркоз, — выдыхает сипло. — Парализовали остатки ее сил. У нее не было шансов. И твоя энергия ей бы не помогла. Анжелика умерла. Как обычный человек. От кровотечения.
— Заткнись! — ору грозно ей в лицо.
Был бы кто-нибудь другой на месте Ани сейчас, то занял бы место рядом с убитым мною доктором.
Но я сдерживаю себя. Вместо этого направляю энергию в Анжелику. Опять. Буду пытаться, пока сам не подохну от истощения. Но верну ее. Обязан!
Журналистка подходит ближе, практически вплотную, опускается на корточки рядом. Всхлипывает.
— Отпусти ее, Карим. Мы не всесильны. И ничего не можем исправить, — с надрывом шепчет Аня. — Мне очень жаль, но…
— Нет! — выплевываю ей в лицо, ни на миг не выпуская из железной хватки свою жену.
— Подумай о том, что ты нужен своим детям, — убеждает меня Аня, тихо, опасливо. — Будь сильным. Ради нее.
— Мне. Плевать. На детей! — чеканю каждое слово. — Они. Убили. Ее! — целую Анжелику в висок. — Если бы не эта долбаная беременность…
— Не говори так! Не смей! Ты же не собираешься… — ахает Аня, но я осекаю ее.
— По хрен мне, поняла? Все кончено! Плевать, что будет с мелкими. Здесь пусть и остаются, — отмахиваюсь.
— Так нельзя! — хнычет разочарованно. — Анжелика доверяла тебе!
— Он меня бросила! — выдаю на выдохе и в этот момент ненавижу Энджел всем сердцем. Как она посмела! — Пошла вон, Аня! А мелких в роддоме оставь. Без Анжелики мне ничего больше не нужно. Только сдохнуть быстрее!
Гребаная Журналистка не сдается. Обхватывает ладонями мое лицо и заставляет меня посмотреть на нее. Врубает голубое свечение в глазах. Что она задумала?
— Хочешь, чтобы малышки повторили твою судьбу? Уверен? — бросает с вызовом.
Без спроса вторгается в мое сознание, бродит там, как у себя дома, рыщет по «шкафам», вытаскивает самые гадкие воспоминания.
Долгие годы в детдоме. Драки, унижения, издевательства со стороны воспитателей. Вечные наказания. По поводу и без. Просто потому, что мы все там были никому не нужны. Некому было за нас постоять.
Когда пришло время, нас просто выбросили на улицу. И крутись, как знаешь.
Армия стала единственным спасением. Убежищем. Идиотизм командующего состава показался мне цветочками по сравнению с адским детством, проведенным без родителей.
— Хватит! — рычу на Аню и прогоняю из сознания.
— Соберись, Каратель! — не унимается она. — Девочкам нужен отец! Их нельзя бросать одних в безжалостном мире. Сам знаешь, каково это — расти в одиночестве.
— Я не справлюсь без нее! — ору зверем Ане в лицо.
Отталкиваю Журналистку и перевожу внимание на Анжелику. Мою девочку, которой больше нет. Сгребаю в охапку безвольное тело, прижимаю к себе, пытаясь согреть своим теплом. Но бесполезно.
— Я люблю тебя, — шепчу ей в макушку, но она не слышит.
И никогда не узнает. За все время вместе так и не дождалась моего признания. Просто потому, что я не смог переступить через себя. Не привык подчиняться женщинам. Идиот!
Скупые слезы падают на платиновые волосы, скатываются по расслабленному лицу Анжелики. Стираю влагу большими пальцами. Покрываю холодные щеки поцелуями. Ни на секунду не оставляю попыток воскресить Энджел своей энергией. Но ни черта не получается.
Неужели это конец.
— Как же так, Анжелика? — ругаю ее в отчаянии. — После всего, что мы пережили. Во всех реальностях. Так глупо потерял тебя! Лучше бы я сдох! — рычу в сердцах.
Вновь слышу знакомый детский писк. Думаю, что мне померещилось. Но прямо в операционную вдруг вносят близняшек. Видимо, Аня подсуетилась. Дура настырная. Сказал же…
— Подумай, как бы отреагировала Анжелика, если бы узнала, что ты отказался от ваших детей? — бьет Журналистка по больному. Психолог хренов.
— Она. Меня. Бросила! — хрипло выдаю, злясь на Анжелику.
— Хватит жалеть себя, чертов эгоист! Ты в ответе за близняшек!
«Береги их», — вспоминаются последние слова Анжелики. Наверное, пора послушаться ее. Хоть раз. Пусть даже после ее смерти…
В последний раз целую жену в губы, ледяные и неподвижные. Прощаюсь мысленно, ощущая, как все внутри меня погибает. И аккуратно укладываю тело на койку.
Бросаю беглый взгляд на мою Анжелику. Так неожиданно я обрел смысл жизни и так бездарно его потерял.
Заставляю себя отвернуться. Послушно принимаю из рук Ани детей. Они такие крохотные, что каждая умещается у меня на руке.
Бережно держу обеих. Изучаю их.
Две уменьшенные копии Анжелики. Она была бы счастлива. Часто повторяла, что хочет девчонок. «А пацана-наследника сам себе рожай», — издевалась игриво и хохотала, всматриваясь в мое недовольное лицо.
Теперь ее больше нет. Анжелика осталась лишь в этих малышках.
Сжимаю теплые свертки, чмокаю крохотные, совсем игрушечные лобики. И прикрываю глаза, чувствуя опустошение и одновременно теплую привязанность к своим детям, в которых навсегда останется частичка Ее.
Девочки оказываются так рядом друг к другу, что умудряются протянуть ладошки и взяться за руки. Легко, одними пальчиками прикоснуться. Стоит им сделать это, как происходит нечто странное.
Я чувствую мощный всплеск силы. Потом нас троих окутывает яркое свечение, погружая в вакуум. Секунда — и мы оказываемся заключены в прозрачную сферу.
Обстановка вокруг внезапно начинает меняться. Будто кто-то отматывает фильм назад. Так стремительно, что в глазах рябит.
Внезапная вспышка взрывает наш вакуум. Жмурюсь от яркого света. На секунду, не более. Но и этого хватает, чтобы пропустить главное.
Какого..?
Недоуменно осматриваю свои руки, в которых больше нет детей. И слышу истошный вопль Анжелики. Кажется, она зовет меня по имени. И заодно ругает. Очень грубо.
Улыбаюсь и подлетаю к своей женщине. Приседаю рядом.
— Жива, — выдыхаю с облегчением.
Чудо-малышки, объединившись, смогли отмотать время назад и перебросить меня в прошлое. В момент родов.
Толчками вгоняю в Анжелику силу, дожидаюсь, пока девочки появятся на свет и их отдадут акушерке. Но на этот раз ни на шаг не отхожу от Энджел. Бью ее энергией, наполняю до предела.
Детский писк. Второй.
Пора.
Легким разрядом молнии стреляю в медика, что собирается ввести Анжелике наркоз. И доктор отскакивает, вскрикивая от боли и страха.
— Карим, с ума сошел? — отчитывает меня Аня.
Жестом призываю ее войти в мои воспоминания и прочитать все, что случилось в параллельной реальности, которую мы обязаны исправить.
