до ног, подошел к Эллин. Снял вторую перчатку и прикоснулся к ее лодыжкам. Огненная боль полоснула кожу, и девушка закусила губу. Она не будет кричать — не доставит ему такого удовольствия.
Мужчина ухмыльнулся и нарочито медленно потянул ткань ее платья вверх, обнажая колени, бедра. Она вдруг вспомнила Ардела, и волоски на коже встали дыбом. Но перед ней был не Ардел, а другой человек. Ардела нет и никогда не было, мысленно напомнила себе Эллин и сомкнула колени.
Таэрлин сжал ее плечи — как и лодыжки, они вспыхнули и покраснели от боли. Эллин молчала, пытаясь понять его игру. Что ему нужно? Зачем он играет с ней сейчас? Для чего?
Она прикрыла глаза, чтобы утихомирить боль — физическую и душевную — и пыталась представить отчий дом. Каким-то шестым чувством она уловила, что владыке нужна ее боль и ненависть, и не хотела давать ему это. Как можно ненавидеть, не показывая этого?
Нужно просто усмирить ярость. Просто усмирить. Думать о доме, папе и музыке. О своих волшебных снах. Быть далеко, очень далеко отсюда.
— Эллин, милая, — раздался над ухом до боли знакомый голос. Голос Ардела. Девушка вздрогнула и открыла глаза. Прямо над ней склонился Ардел, светлые пряди его волос касались ее лба, а синие глаза смотрели внимательно и ласково.
На миг она и забыла, где она и кто перед ней, и непроизвольно улыбнулась. Она посмотрела на его лицо, ее взгляд упал на его одежду. Черный костюм, красные перчатки на полу.
«Он ненастоящий, — судорожно подумала Эллин, силясь отвести от него взгляд, — ненастоящий. Это лишь владыка, чудовище и убийца».
— Эллин, — мягко повторил Ардел-Таэрлин и провел пальцем по ее щеке, — я скучал по тебе.
Эллин судорожно выдохнула. Это было невыносимо, невыносимо…
Мужчина склонился ниже, почти соприкасаясь к ней губам. В его глазах плескалось пламя. Она почувствовала тепло его тела, его запах, вспомнив, каким бесстыдствам они предавались на том валуне.
«Это был владыка, дура. Он взял тебя».
Она вздрогнула и словно пробудилась. Ярость горячей точкой жгла грудь, нарастая и нарастая.
— Убирайся, — выдохнула Эллин ему в лицо и подалась вперед, — УБИРАЙСЯ!
Ее захлестнула волна злости, отчаяния, ярости, что она позабыла на миг свое имя. Эллин подалась вперед, желая ударить мужчину по груди, исколотить его, исхлестать.
Владыка приподнялся.
— Убирайся! — завопила она и вдруг поняла, что ее руки и ноги больше не связаны. Эллин подскочила с кровати и набросилась на мужчину, колотя его по груди, плечам, рукам. — Не хочу тебя видеть! Не хочу слышать! Убирайся сейчас же! К своим пташкам, к невесте, слышишь! Я ненавижу тебя!
Мужчина на миг оторопел, неподвижно принимая удары Эллин. Его образ мерцал и двоился, как отражение в воде, становясь то Таэрлином, то Арделом. Но затем волосы и глаза потемнели, и теперь Эллин била по груди Таэрлина, владыку Запада, и непрестанно говорила один и те же слова.
Его губы дернулись, и воздушная волна подхватила Эллин и прижала к стене. Руки и ноги держали невидимые кулаки так крепко, что мгновенно появились синяки, хотя боли она не чувствовала.
Таэрлин в одну секунду оказался рядом с ней.
— Кто ты такая? — прошипел он, прожигая ее взглядом, — как ты выбралась из моих пут?
Только сейчас Эллин поняла, что ленты, что до этого связывали ее руки и ноги, исчезли, растворились в воздухе. Но сейчас это было неважно.
Она глубоко дышала, глядя прямо в пламенные глаза мужчины. Ей было страшно — немного — и еще какое-то новое чувство плескалось где-то в глубине. Оно-то и придавало ей сил.
Владыка подошел к ней вплотную. В черных глазах сверкает огонь, зубы обнажены в улыбке-оскале. Он поднял руку и намотал ее волосы на кулак. Наклонил голову, прикасаясь к ней горячим лбом. Он жег ей кожу прикосновением — будто вместо крови по его венам тек огонь.
Эллин вздохнула, почувствовав вдруг, против своей воли, томление между ног. Почти как раздражение. Мужчина, глядя на нее, ухмыльнулся. И Эллин поняла, что он почувствовал это. Он знает, что она слегка возбуждена. О, боги! Она и не знала, кого сейчас ненавидела больше: себя или его.
Владыка размотал ее волосы и обхватил ее грудь, больно сжав сосок.
Ардел так не делал, пронеслось у нее в голове. Он был нежным.
Рука Таэрлина скользнула ниже, к животу. По коже бегали мурашки, а Эллин проклинала колдовство, которым он приковал ее к стене. Томление между ног становилось сильнее, острее. Она попыталась сжать колени, но тщетно — воздушные кулаки плотно держали ее тело.
Резким движением владыка задрал подол ее платья и прикоснулся к бедру, властно и требовательно. И не отрывая от нее глаз, положил ладонь на ее лоно и сжал. Провел пальцами по клитору, а затем засунул их внутрь. Эллин издала хриплый стон. Он снова сжал ее лоно, до боли, но от этого ее томление стало еще сильнее, невыносимее. Теперь ей хотелось раздвинуть колени шире, а не сжимать их.
Но через миг она вспомнила, кто перед ней, и кто она.
— Я не твоя пташка! — произнесла она, — и твои игры меня не волнуют!
Конечно, она лгала сейчас. Его прикосновения волновали, будь он проклят.
— А кто сказал, что это игра? — прошипел Таэрлин ей в ухо и провел пальцем по ее клитору. Сначала медленно, затем быстрее и быстрее. Эллин ненавидела его. Ненавидела, как никогда ранее. Но тело откликалось на его ласки, так, словно это были
