землёй она проведёт всю жизнь. Даже солнца больше никогда не увидит и никогда не сможет превратиться в волчицу. Те, кто живёт там, лишены всего, даже общения и хотя бы какой-то связи с внешним миром. Единственное право, которое у них есть, это возможность покончить с собой. Они могут либо сделать это, либо сойти с ума.
Голос Даны задрожал, а в глазах заблестели слезами. Она рваным вдохом втянула в себя воздух и на какое-то время замолчала.
— Она не просто виновата передо мной, — я первая прервала наступившую тишину и инстинктивно сильнее прижала к себе ребёнка, — и она не просто поддалась импульсу, она хотела чтобы я умерла, даже говорила мне об этом.
На мгновение во взгляде волчицы проскользнуло удивление. Уверена, такие подробности ей точно были неизвестны. Но вот о том, что Лита убила бы меня, опоздай Бран хотя бы на несколько минут, она просто не могла не знать. И всё равно, несмотря на это, просила за неё.
— Да, ты права… конечно, права, — Дана даже голову опустила, — это ужасно. Но когда я только думаю о том, что её ждёт…
Представив то, о чём она говорила, я и сама с трудом проглотила вдруг образовавшийся в горле ком. Но вспомнила и про другое. То, насколько хладнокровными были глаза Литы, когда она собиралась меня убить.
— Я не говорю, что ей нужно дать свободу. Она будет под опекой Лиана и за ней всё время будут следить. Бран доверяет моему мужу и, если ты только попросишь…
Внутри нарастали не самые лучшие эмоции и, чтобы сдержать их, я глубоко вздохнула. А, пред тем как ответить, аккуратно положила уже притихшую Мину в её переносную кроватку. Вести такой разговор и держать при этом на руках ребёнка не просто. Если Дана дала мне её именно поэтому, она всё правильно рассчитала.
— Даже, если бы я хотела помочь, — начала тихо, — я не пойду в дом Брана, на его территорию только для того, чтобы попросить за Литу. Это уже слишком…
— И не надо, — меня поспешно перебили, — Бран будет завтра в аэропорту. У него самолёт в двенадцать. Ты тоже можешь туда прийти как будто случайно. Вы встретитесь, поговорите, может быть, помиритесь даже.
Она с надеждой уставилась на меня и в какой-то момент мне и самой нестерпимо захотелось сделать то, о чём она говорила. И даже попросить за Литу. Не потому что я простила её, а просто как повод увидеть Брана.
— Нет, — секундная слабость прошла и я снова взяла себя в руки, — прости, я не могу сделать то, о чём ты просишь.
Ещё несколько секунд Дана просто смотрела в мою сторону и я не могла не заметить как буквально на глазах надежда в её взгляде сменялась разочарованием.
— Это ты прости, — наконец, отозвалась она, — мне всё же не стоило просить тебя об этом.
Ещё немного помедлила, потом всё же подошла к дочери, подняла кроватку и, видимо, собралась уходить.
— Может быть, я когда-нибудь ещё зайду к тебе, — грустно улыбнулась, — просто погуляем или поболтаем о чём-нибудь.
— Конечно, — отозвалась я почему-то уверенная, что это уже никогда не случится.
Неожиданный и даже сумбурный визит Даны, её просьба помочь спасти Литу и такой же быстрый уход. Всё это как будто встряхнуло меня, заставило выползти из вязкой дремоты, в которой я сама же и заставила себя жить.
Так что даже после того, как дверь захлопнулась, снова закрывать распахнутые окна и задёргивать шторы я не стала. Перебирая в голове остатки только что случившегося разговора, начала просто ходить по комнате.
Как ни странно, по поводу Литы, и правда, внутри ворочалось что-то похожее на сочувствие. Да, она заслужила свою судьбу, но, представляя, что именно её ждёт, сердце невольно сжималось от жалости. И всё же, несмотря на это, большая часть мыслей была почти безраздельно занята другим.
Я снова хотела увидеть Брана. Хотя бы издалека, хотя бы так, чтобы он сам не знал об этом. Как спичка мгновенно загорелась этой идеей, но почти также быстро отказалась от неё. Если Дана права и за мной следят, стоит только прийти в аэропорт в то время как он будет там, как ему сразу станет это известно. Поэтому нужно было запретить себе даже думать об этом, но как это сделать, я не представляла.
В итоге, сбегая от непрерывно повторяющихся навязчивых мыслей, весь остаток дня и вечер как загнанное животное металась в четырёх стенах, а ночью с трудом заставила себя лечь спать, не надеясь при этом, что, действительно, смогу уснуть.
Правда, уже утром стало немного легче. Навязчивые мысли так и не отступили, но чуть притихли и дали краткую возможность дышать свободнее.
Встречая новый день, я откинула одеяло и медленно повернулась ко всё также открытому окну. Впервые за долгое время провела ночь в человеческом облике в своей кровати и это уже само по себе казалось необычным. Также как и то, что сегодня мне не хотелось сидеть целый день запертой в квартире.
Домашние стены, которые несколько месяцев так надёжно прятали меня от внешнего мира, вдруг стали казаться добровольной тюрьмой. Я должна была выйти на улицу, погулять, сходить хотя бы куда-то. Пусть не в аэропорт, но, может быть, в парк или к морю… а ещё занять себя чем-то до вечера или хотя бы до полудня, времени, на которое по словам Даны был назначен самолёт Брана.
Спешно позавтракала, оделась, вышла из дома. Оказавшись на улице, вдохнула ещё сохранивший в себе следы ночной прохлады воздух и отправилась плутать по почти незнакомым улочкам. Дороги, парки, небольшие дворики, я просто шла, заново узнавая город.
Мы переехали сюда шесть лет назад, но все эти годы я была слишком занята учёбой и тем, чтобы изо всех сил пытаться оправдать надежды отца. Это казалось важнее свободного времени, отдыха и, уж, тем более, бесцельных прогулок.
Стоило ли оно того? Особенно учитывая, что надежды так и не оправдались, а того, чьё одобрение я так отчаянно пыталась заслужить, уже даже в живых нет…
Оказавшись возле незнакомого выхода к пляжу, попыталась вспомнить, сколько раз за эти шесть лет плавала в море? Два или три? Усмехнулась сама себе и начала почти бегом спускаться к воде.
Несколько часов плавала, двигаясь от берега, в какой-то момент почти потеряла его из вида и всё же, как только солнце перешло зенит, вернулась обратно. Легла, чувствуя как раскалённый
