проглотив навернувшиеся слезы.
Всего два шага разделяли нас. Два шага – и наша сущность.
Но я должна преодолеть это расстояние, если хочу исполнить свой долг. Валь дал мне это понять, и, обдумав все, я пришла к выводу, что он прав. Мой долг – убить короля. А значит, я должна соблазнить его.
– Позволите вас обнять? – спросила я.
Бенедикт хмыкнул, и улыбка озарила его лицо. Он повеселел и, кажется, растрогался, не ожидая моей реакции.
– Никто прежде не задавал мне этого вопроса, – признался король.
Я залилась краской.
– Так вы не против? – затаив дыхание, спросила я.
– Если ты этого хочешь, – согласился он. Кажется, мне удалось его смутить.
Кивнув, я подошла к Бенедикту и обхватила его руками: меня окутал его запах, и сердце забилось чаще.
– Спасибо, – произнесла я, пытаясь отстраниться.
Погладив меня по спине, он выпустил меня из объятий, но улыбка не исчезла с его лица, из-за чего я совершенно растерялась. Никогда прежде Бенедикт не держался со мной так раскованно – словно другой человек.
– Давай помогу с пальто.
Бенедикт шагнул ко мне, стянул с плеч пальто и повесил на вешалку. Обернувшись, он застыл. Он окинул меня взглядом, а затем посмотрел в глаза. Меня охватил трепет, будто он не просто смотрел, но касался меня.
– Ты изумительно выглядишь, – проговорил он наконец, из-за чего у меня по рукам побежали мурашки.
Я прочистила горло.
– Могу сказать то же о вас.
Его улыбка вдруг обернулась ухмылкой, такой же теплой, но дерзкой. Меня бросило в жар.
– Что? – спросила я.
– Ничего. Не прошло и месяца, и ты больше не называешь меня чудовищем, а обнимаешь и говоришь комплименты.
Я похолодела.
– Думаю, лучше оставить это, – предложила я.
– С каких пор ты избегаешь спора? Я почти скучаю по твоей вспыльчивости.
Я замолчала в нерешительности, Бенедикт не дал мне понять, шутил он или говорил серьезно.
– Впервые такое слышу, – парировала я.
– Правда? – он удивленно посмотрел на меня.
– Родители, как правило, довольны, когда я веду себя примерно и не спорю. Я думала, вы разделяете их мнение.
– То есть тебе приходится соглашаться с родителями и сдерживать характер?
– В целом этого и ожидают от людей, – сказала я.
Губы Бенедикта дернулись в мимолетной улыбке.
– Да, – самодовольно заметил он. – Вот и моя кровавая невеста.
– Вы пытаетесь подбодрить меня или вывести из себя? – спросила я, пряча неуверенность за насмешливым тоном.
– А что из этого поможет тебе снова стать собой?
– Я так изменилась?
Он замешкался с ответом.
– Возможно, мне только кажется, но ты прячешься от меня. Ты все та же, знаю, но не позволяешь приблизиться к тебе. Прав ли я?
Я призадумалась. После смерти Бонни я старалась взять себя в руки. Играла роль милой невинной девочки. И все это время Бенедикт видел мое притворство, хотя в какой-то момент я и сама перестала его замечать. Я привыкла к беспомощности и приняла ожидание как образ жизни, а немоту – как что-то само собой разумеющееся.
– Но это правда, я не хотела бы с вами препираться, – призналась я. Как мне сблизиться с королем, если мы без конца ругаемся?
– Тут я с тобой соглашусь, – поддержал меня он. – Но, признаюсь, наши препирательства доставляли мне некоторое удовольствие. Да, я король, но это не означает, что ты должна постоянно угождать мне. Говори, если тебя что-то беспокоит. Конечно, если посчитаешь нужным. Просто хотел сказать тебе об этом.
Я нахмурилась, не понимая, чего он пытался добиться этим.
– Я бы не сказала, что пряталась, – заметила я. – Просто открылась другая, более сдержанная сторона меня.
– Знаю, – ответил он невозмутимо. – Но ведь это не вся ты.
– А вы желаете получить меня целиком, – сказала я.
Бенедикт будто заворожил меня взглядом. Но неожиданно в зале померк свет, голоса в партере стихли, а зеленые глаза короля потемнели до цвета лесной чащи. Я снова ощутила его аромат и возникшее между нами тепло, хотя мы и находились достаточно далеко друг от друга.
– Я редко соглашаюсь на меньшее, – прошептал Бенедикт, и эти слова раскаленными стрелами прошли сквозь меня, и тело волнительно – нет, яростно – затрепетало.
– Вы действительно жаждете получить от меня все? – осмелилась спросить я. У меня сбилось дыхание, из-за чего голос звучал не громче шепота.
В партере воцарилась тишина. Упади булавка – это расслышали бы с дальних рядов, и все же мы с королем стояли здесь и говорили о запретных, манящих вещах.
Бенедикт подошел ко мне вплотную. Он слегка склонил голову, и я затаила дыхание, ожидая всего на свете и ни к чему не готовая. Но он только приобнял меня за плечо и бережно подвел к креслам, после чего вздохнул.
– Не думаю, что найду ответ на твой вопрос, Флоренс, пока ты не перестанешь прятаться от меня.
Мое сердце колотилось так, что едва не выпрыгивало из груди.
Открыться королю – казалось бы, что может быть проще. Но в действительности это было почти невозможно.
Некоторые вещи не предназначены для его глаз, на них нельзя даже намекать. Но он должен поверить мне. Придется идти по лезвию ножа, балансируя между правдой и ложью. Флоренс Хоторн, Кровавая невеста. Сложность заключалась в том, что они, мои роли, постоянно путались. И меня все больше тревожила догадка, что мне придется сломать себя, чтобы достигнуть равновесия, а Бенедикт будет с удовольствием смотреть на это.
* * *
Первые же звуки оркестра унесли меня на верх блаженства. Отдельные партии плели музыкальный гобелен – он затягивал меня, завораживал, потрясал воображение мощнее, чем что бы то ни было. Мое сердце билось в такт литаврам. Дыхание сливалось с мелодией струн, то замедляясь, то учащаясь. Кровь стучала в согласии с движениями дирижера.
Музыка пробуждала во мне всю полноту чувств, и я на секунду забыла, кто сидит рядом со мной, не в силах оторвать взгляд от сцены. Музыка вызывала во мне эмоции, которые прорезали мое тело и достигали души.
Первый фрагмент звучал жизнерадостно, мне хотелось улыбаться, пока не заболели щеки. Но постепенно в музыку закрадывалась меланхолия, утяжеляя мелодию, пока она не повисла над нами мрачными грозовыми тучами.
Я ничего не знала об исполняемых этим вечером произведениях. Как они называются? Кто их написал? Да и прежде я не слышала их. Но в моем сознании эти звуки сложились в историю: конец жизни любимого человека, который с каждой минутой уходил все дальше.
Я была совсем маленькой, когда умер дедушка, но именно он вспомнился мне. Он всегда говорил, что я похожа
