– Тогда иди. Помоги ему. Ты, все равно, не сможешь здесь ничего сделать.
Чейз заколебался.
– Он убьет меня.
– Вероятно. И мне хотелось бы, чтобы он был жив, чтобы сделать это.
– Она повернула только лицо – ее тело сдерживали руки – и добавила.
– Там дети Марии. Эллисон и Майкл. Скип и Эми. Ты был прав, – добавила она, понижая голос. – Иди.
Чейз засунул телефон обратно ей в карман и побежал к двери. Дым ворвался в комнату, вытеснив воздух в холл, когда она открылась. Он хлопнул дверью, закрыв ее за собой, для всего хорошего, что она сделает.
– У меня два мнения об этом мальчике, – сказала Маргарет Эмме. Она заглянула в лицо Эндрю, крик которого стих. Он не прекратился, но стал тише спустя минуту. – Но я думаю, ты победишь его, в конце концов.
Эмма сжала зубы. Она встречала раньше женщин, подобных Маргарет, но она вынудила себя говорить вежливо и четко, когда она доверяла себе говорить вообще.
– Маргарет, если нам не удастся достучаться до Эндрю, мы – Мария и я – не уйдем отсюда. Живыми.
Маргарет кивнула и черты ее лица смягчились; это прибавила ее лицу лет, но эти годы не портили ее; у нее были скулы, которые придавали обманчивое выражение юной красоты ее лицу.
– Ты можешь связать его, Эмма?
– Могу я что?
– Свяжи его. Свяжи его так, как мы связаны с тобой.
– Как я должна это сделать?
– Как ты связала нас?
– Вы уже были привязаны к стене, я только... Я сломала цепи и они частично приклеились ко мне.
Маргарет закрыла глаза и покачала головой, а Сьюзенн мягко коснулась плеча пожилой женщины.
– Ну? – Спросила Маргарет, открыв глаза и глядя на Сьюзанн.
Сьюзанн посмотрела на Эндрю, который стоял на кровати и дрожал. – Я так не думаю, – сказала она, сделав паузу. – Он слишком молодой, Маргарет, и слишком новый.
– Не смотря на это, он очень-очень сильный.
– Да.
– Эмма, ты вообще, можешь коснуться этой силы?
– Я могу прикасаться к нему. Я... нет. – Она отказалась от оправданий.
– Нет. Я не могу.
– Ну, тогда. – Маргарет повернулась к Марии Копис. – Простите мне мое отсутствие манер, но ситуация довольно страшна, – сказала она, говоря настолько медленно, что казалось слова противоречили своему содержанию. – Я – Маргарет Хенней. А вы мама Эндрю?
Марии удалось отвести взгляд от сына. Ее лицо было в темно-серых полосах.
– Да. Я...
Маргарет подняла руку.
– Я знаю, дорогая. Мой сын утонул в глубоком озере однажды в разгар лета. Я понимаю вину. И утрату. И еще я понимаю, что вас бы не было здесь, если бы не Эмма.
– Но и нас тоже. Я собираюсь попробовать кое-что, что может не сработать. И оставить некоторые шрамы.
Мария Копис рассмеялась.
– Вы думаете, я забочусь о шрамах?
Эмма, услышав, покачала головой.
– Она говорит не о таких шрамах, – сказала она Марии. – Я думаю, она имеет в виду, что это как-то изменит вас.
– Поможет ли это забрать моего сына отсюда? – Спросила Мария, все еще глядя на Маргарет.
– Возможно. Это единственный способ, при котором есть хоть какой-то шанс, если вы не готовы ждать еще десять лет.
Глаза Марии расширились. Ответ не убедил ее.
– Эмма, что она предлагает?
– Я не уверена, – Эмма колебалась, обдумывая. Это было трудно, потому что Эндрю обрел второе – или третье, или десятое – дыхание.
– Что именно вы можете сделать, Маргарет?
– Нет, Эмма. Не я.
– Тогда я.
Пожилая женщина кивнула.
– Что ты видишь, когда смотришь на нас?
– Мертвых. – Эмма покачала головой. – Нет. Правда в том, что вы не выглядите как мертвые, если бы не ваши глаза. – И факт, что они могли появиться из ничего.
– Что ты видишь, когда смотришь на Марию?
– Я вижу Марию, – Эмма начала описывать ее, и наконец, слова Маргарет дошли до нее сквозь бесконечные вопли четырехлетнего малыша, понесшего тяжелую утрату. Она сглотнула, откашлялась. – Маргарет. .
– Смотри на нее, Эмма. Смотри внимательно.
Она почти дико затрясла головой.
– Она живая, Маргарет. – Она посмотрела на дверь, будто ища подсказку от Чейза, но его уже не было в комнате. – Я не могу... – пауза. – Стать некромантом – могут они....
– Ты и они не одно и то же. Ты можешь стать ими, – добавила Маргарет, своим бодрым четким голосом. – Или ты можешь стать кем-
то совершенно другим. Но, да, Эмма. Если бы они были готовы заплатить цену, то они могли бы коснуться живого.
– Какую цену? – Спросила Мария Маргарет. Она была бледна, как бывают бледны старые статуи.
Маргарет посмотрела на Марию и выражение ее лица снова смягчилось.
– Вы не можете заплатить за нее, хотя вы можете пострадать в процессе. Вы готовы страдать; я не сомневаюсь относительно этого, и, в конце концов, никто кроме Эммы этого не сделает. Но Эмма боится потерять то, кем она является.
– Смогу ли я? – Резко спросила Эмма.
Маргарет не ответила. Но Джорджес подошел сбоку к Эмме и обвил вокруг нее руки. Кэтрин сделала то же самое, поглядев сперва, не был ли жест Джорджеса встречен неодобрением.
– Маргарет, это убьет ее?
Маргарет ничего не говорила в течение долгого мгновенья. Когда она заговорила, то сказала.
– Доверяй себе. – Это было настолько далеко от спокойствия, что она могла не утруждаться. – Кэтрин, дорогая?
Кэтрин отодвинулась от Эммы.
– Да?
– Пожалуйста. Маленький мальчик?
Кэтрин кивнула.
– Он очень громкий, – сказала она. Но она подошла к Эндрю Копису и обвила его руками, будто старшая сестра. Он сперва посмотрел на нее, а затем закричал "МАМА" со всей силы.
И тут мир замедлился. Дым, казалось, замерз на месте.
Маргарет снова взглянула на Эмму так, словно представила доказательства в конце длинной теоремы. В некотором смысле, это так и было. Поскольку Эмма теперь подумала, что поняла, на что надеялась Маргарет, и чего она могла достигнуть. Она глубоко вздохнула, кивнула, а затем позволила Эндрю Копису идти.
Мария бросилась вперед и остановилась. Она глубоко задышала, но твердо стояла на месте.
Эмма посмотрела на Марию Копис. Она видела женщину, которой уже было не тридцать, в закопченной рубашке и мешковатых джинсах. Ее волосы были темными, круги под глазами были темными. Ее лицо было таким изможденным, что заставляло чувствовать себя соглядатаем, подглядывающим за ней. Эмма встряхнулась, задышала более мелко, чем Мария и снова посмотрела.
Круги под глазами были темными, да. Щеки были грязными. Это не помогало. Она была живой, ее сын был мертвым. Они были разделены этой границей. Как были разделены Эмма и ее отец, как Эмма и Натан. Смерть была тишиной, потерей, виной. И гневом.
