— О нет, — пробормотал Дулиттл и погладил меня по волосам. — Нет, нет, сейчас не надо. Если ты это сделаешь, я разрыдаюсь, а я слишком стар для этого.
Я отпустила его и села. Он прочистил горло.
— Это кресло, Кейт, не так уж плохо.
— Но ты не можешь ходить.
Он поднял руку.
— Выслушай меня. До этой травмы я никогда серьезно не болел. Я врач, который понимал, каково это — быть больным, но никогда лично не испытывал последствий опасного для жизни заболевания или серьезной травмы. Это кресло сделало меня лучшим врачом. Это открыло мне новую перспективу. Скажи мне, когда ты видишь, как я качусь к тебе по коридору, ты видишь меня или кресло?
— Я вижу тебя. — Конечно, я видела его. Он все еще был Дулиттлом.
Он улыбнулся.
— Значит я прав. Я пришел к выводу, что слово «инвалид» — неправильное определение. Инвалид означает, что ты сломан и не можешь быть полезным. Больше не функционируешь. Я же вполне могу. Возможно, я больше не участвую в полевых операциях, но теперь я больше знаю. Мне требуется дополнительная помощь, чтобы преодолеть лестничный пролет, но я теперь чаще останавливаюсь, чтобы понюхать пресловутые розы. Мне повезло, что у меня есть контроль над кишечником, и хотя мой мочевой пузырь время от времени требует использования катетера, я отказываюсь определять, какие функции мое тело может или не может выполнять хорошо. Откровенно говоря, я больше, чем сумма моих физических возможностей. Я смирился со своей новой жизнью и достиг личного счастья. Выздоровею я или нет, бледнеет по сравнению с этим всем. В этом есть смысл?
— Есть.
Я налила ему еще чаю и немного себе.
— Я должен был быть мертв, — сказал он. — У меня нет предыдущего опыта работы с этой конкретной травмой, на которой можно было бы основывать свое суждение, поэтому я не знаю, происходит ли это частичное восстановление из-за того, что Lyc-V восстанавливает мое тело, или это результат того, что сделал Хью, продолжительное остаточное исцеление. Я верю, что каждый раз, когда приходит магическая волна, она исцеляет меня немного больше, но это не то, что я могу измерить. Асканио тоже должен быть мертв.
— Но этого не произошло. — Я все еще не могла до конца в это поверить. Как только у меня будет свободная минута, я спущусь в медицинское отделение и выбью дерьмо из Асканио за его героизм с вендиго. Предполагая, что от него что-нибудь останется после того, как Андреа и Мартина покончат с ним.
Может, мне все приснилось. Может, все это было просто принятием желаемого за действительное.
— Он выдающийся, — сказал Дулиттл.
— Хью?
— Да. Я могущественный медмаг, но он действительно одарен. — Дулиттл посмотрел на меня. — Он чудотворец.
— Иногда. В основном он мясник.
— Я пытаюсь понять почему.
Я вздохнула.
— Ворон, мой приемный отец, нашел Хью на улице в Англии. Хью было семь лет. Его мать умерла, когда ему было четыре года, и каким-то образом он закончил тем, что стал просить милостыню вместо того, чтобы быть отправленным в приют. Бездомные кормили его, потому что он лечил их. Когда Ворон нашел его, он был на грани одичания.
— Ворон забрал мальчика к Роланду, который решил, что в распоряжении Хью огромный магический резервуар. Его грубая сила ошеломляла, и Роланд увидел возможность. В то время Ворон служил военачальником Роланда, но Роланд знал, что ему понадобится замена. Ворон не обладал магической силой. Он был превосходным фехтовальщиком и стратегом, но его время подходило к концу. Магия становилась все сильнее и сильнее, и Роланд понял, что ему понадобится кто-то, кто сможет ею пользоваться. Хью оказался в нужном месте в нужное время. Роланд отдал его Ворону, и мой приемный отец выковал из него генерала, как выковывают меч. Он проделал отличную работу, и именно так Хью стал милым психопатом, которого мы все знаем и хотим убить.
Глаза Дулиттла расширились.
— Он мог стать кем угодно. Он мог бы спасти тысячи людей. Сколько добра он мог бы сделать. Что за извращенный ум мог посмотреть на это чудо-дитя и превратить его в убийцу?
— Вот как работает Роланд. Он видит скрытый потенциал в людях.
Дулиттл откинулся назад.
— Это не потенциал.
— Да, верно. Хью наслаждается тем, что делает. Он пугающе хорош в этом.
Дулиттл покачал головой.
Я встала.
— Посмотри в окно.
Дулиттл подкатил кресло к окну и на мгновение выглянул во двор.
— Что ты видишь?
— Люди работают.
Я повернулась к окну, мельком взглянул вниз, а затем повернулся к нему спиной.
— Левая башня, четыре человека, двое мужчин наверху работают над «скорпионом», женщина в окне второго этажа с арбалетом, мужчина на балконе. Внутренний двор слева направо: две женщины в дальнем левом углу занимаются «Джипом»; Джим, разговаривает с Иоландой и Колином, которые являются следопытами; мужчина и два подростка несут балки, вероятно, для укрепления ворот. У мужчины травма колена, он опирается на левую ногу.
— Три подростка, — сказал Дулиттл. — Третий догнал, пока ты говорила.
— Вот чему меня обучали. Это часть набора навыков, который мне были нужны, чтобы выжить. Это то, что я умею. Если бы мне понадобилось, я могла бы пройти через этот двор с мечом и прорубить себе путь. Это обошлось бы мне дорого, но в конце я бы убила или покалечила их всех, и на каком-то глубоком уровне мне бы это понравилось, потому что я бы делала то, в чем я хороша, чему меня научили. Хью такой же, как я. Ты смотришь на него и видишь особенного ребенка, которого сбили с пути истинного. Я смотрю на него и вижу человека, который наслаждается тем, что он делает. Хью мог бы исцелить тысячи, но он никогда не был бы так счастлив, как тогда, когда убивал рыцарей Ордена в их собственном здании капитула.
— Речь не всегда идет о личном счастье. Иногда речь должна идти об обязательствах, которые мы несем перед другими. О долге отплатить за подарок, который тебе сделали.
— Так вот почему ты стал врачом?
Дулиттл вздохнул.
— Я уже был врачом, свежеиспеченным, но все-таки врачом, когда понял, что обладаю медицинской магией. Это пришло вместе с изменением формы. Последнее я держал при себе. Я не был уверен, что думать или как с этим справляться. На тот момент медицинская магия была в новинку, и иметь кого-то с такими способностями, кто уже обладал медицинскими знаниями, было очень редким явлением. Я был одним из двух врачей с медицинскими способностями в нашем выпускном классе. Отец Джима, Эрик Шропшир, был вторым. Мы оба оказались в щекотливом положении. Было очень много давления, чтобы заняться исследованиями. Мы оба получили предложения заняться частным бизнесом, обслуживая одну семью на эксклюзивной основе. Многие предложения были очень выгодными, и я серьезно рассматривал некоторые из них.
— Так почему же ты их не принял?
— Однажды вечером Эрик позвонил мне и сказал, что принял решение. Он посмотрел документальный фильм о лупизме. Это глубоко тронуло его, и он понял, что это его призвание. В хаосе Атланты после Сдвига он осознал, что оборотни с их регенерацией и устойчивостью к болезням будут упущены из виду. Внимание медицинского сообщества было сосредоточено на человеческих болезнях, потому что обычные люди были бы наиболее уязвимы. Нормальные люди видели в оборотнях монстров, и монстры были последними в списке, независимо от того, насколько сильно они нуждались в помощи. Он чувствовал, что может реально изменить ситуацию, помогая оборотням. — Дулиттл поднял на меня глаза. — Он не знал, что я был одним из «монстров». Он видел, что нуждающимися людьми пренебрегают, и решил помочь им. Он считал это своим долгом, в то время как я эгоистично пытался выбрать наилучшее сочетание преимуществ и денег. Тогда я решил, что не могу сделать меньшего.
Отец Джима умер за то, во что он верил. Однажды ему привели малышку, которая стала лупой и совершила несколько убийств. Несмотря на это, он спрятал ее, а не подвергнул эвтаназии, как того требовал закон. Преступление было раскрыто, он был осужден, и в первую неделю его тюремного заключения другой заключенный зарезал его. Годы спустя Джим выследил убийцу своего отца и заставил его заплатить.
